– Дочь твоя, например, которая ни мне, ни тебе жизни все одно не даст. Ей пятнадцать, самое время для бунтарства, так что еще года три минимум она будет добросовестно из нас пить кровь, а потом еще долго тянуть из тебя деньги в качестве компенсации за разрушенную семью и причиненную моральную травму. – Машка не такая, – чуть нахмурилась Римма, а следом за тем удивленно продолжила: – Это самая веская причина? – Нет, но ее одной достаточно для того, чтобы не принять твое предложение. Да и не будет никаких трех лет. Тот максимум, что у нас есть, – это три месяца, потом ты будешь поставлена в ситуацию выбора и разрешишь ее не в мою пользу, что совершенно нормально. К тому же ты там маму упоминала, подозреваю, что и она мою кандидатуру не поддержит. Рубль за сто, что она увидит во мне не просто твоего любовника, а мерзкого и расчетливого альфонса. – Мне кажется, Саша, что ты немного темнишь, – проницательно заметила женщина, прижимаясь ко мне своим крепким телом. – Дело не только в Машке и маме. Я же права? – Права, – подтвердил я с легкостью. – Есть и другие причины. Не последняя из них та, благодаря которой мы с тобой встретились. Ты же понимаешь, о чем я? Если нет, то поясню: речь о моем образе жизни. – Лучше бы не понимала, – вздохнула Римма. – Но сделанного не воротишь. И потом, может, ты и прав. Пусть мы лучше останемся друг для друга легким и приятным воспоминанием, чем через какое-то время превратимся в тяжкий груз памяти. – А вот это уже на самом деле банальщина! – рассмеялся я. – Причем махровая, с примесью дамских романов. Просто фу-фу-фу! – Грешна, читала их стопками, – призналась женщина. – И все же жаль. Мне с тобой очень спокойно, Саша. И очень хорошо. Так, как давно не было. – Вот понимаю, что все это извивы психики, но все равно мужское самолюбие подобные признания тешат. И самооценку поднимают о-го-го как! – Похоже, не только самооценку, – рука Риммы скользнула под одеяло. – Ага, я права. – Права, – согласился я, обнимая ее. – Так что… Договорить я не успел, поскольку именно в этот момент взревел смартфон, извещая меня о том, что кому-то, кроме нас, посередь ночи тоже не спится. – Рекламщики совсем обалдели, – возмутилась Римма. – И вообще, ты чего его не отключил? Я вот так и сделала. – Значит, повод был, – я глянул на экран. – Хотя и стоило. Нифонтов, ты знаешь который час? – Как время появилось, так и набрал, – холодно ответил мне оперативник, причем в голосе его я услышал какие-то новые для себя нотки. – Слушаю тебя. – Вчера ты не мог говорить, сейчас у меня такой возможности нет, – в тон ему ответил я. – Давай созвонимся утром, тогда и пообщаемся. И сразу – эта беседа тебе нужнее, чем мне. Или, если хочешь, можем встретиться часиков в восемь-девять в центре, заодно пойдем позавтракаем. – Позвоню утром, – буркнул Николай и повесил трубку. Интересно, какая это муха его укусила? Или случилось что-то, о чем я не знаю, хоть и должен? – Континентальный завтрак включен в стоимость номера, – обвила мою шею руками Римма. – Должна же я тебя хоть раз им накормить? Пусть даже и не мной приготовленным. Завтраком, как оказалось, она решила не ограничиваться. Утром, когда было съедено все, что нам подал официант, и чашки с кофе показали дно, Римма достала из своей сумочки небольшой плоский футляр и протянула его мне. – Возьми. Долго думала, что же подарить тебе на память, но так ничего путного и не сообразила. Видно, так себе у меня дела с фантазией обстоят. – Не сказал бы, – сдержал улыбку я. – Прошедшая ночь убедила меня в обратном. Римма укоризненно глянула на меня, но было видно, что некоторая сальность шутки ее не задела, скорее даже польстила самолюбию. Внутри футляра оказались запонки, булавка для галстука и визитница. Вроде бы стандартный подарочный набор, если бы не одно – материал, из которого предметы были сработаны. Это было золото. Мало того, каждое изделие было снабжено изящным выгравированным вензелем, в котором сплетались буквы А и С. Короче, чувствовалось, что не дежурный подарок я получил. Старалась она, думала, вон к граверу ходила. Прямо тепло внутри стало. А ведь давненько со мной такого не случалось, растерял я свою сентиментальность на кривых дорогах Европы. – Спасибо, – поблагодарил я Римму. – Неожиданно как-то, скрывать не стану. И приятно. – Ты хоть костюм-то носишь? – спросила она меня. – Или все время вот так ходишь, как сейчас. – Раньше каждый день на себя его напяливал, сейчас все реже такое случается, – не стал скрывать я, доставая из кармана куртки, висевшей на стуле, белую коробочку. – Но все же случается. А вообще ты, как настоящая женщина, все верно проинтуичила. Вот гляди. Я отколупнул бумажную крышку и извлек из коробки часть содержимого. Это были визитки, те, что я недавно заказал в маленькой типографии и вчера наконец-то забрал. – Действительно забавно, – отчего-то с облегчением произнесла женщина. – Надо же, как угадала! – Держи, – я протянул ей одну из визиток. – Не золото, конечно, но больше, увы, мне подарить сейчас тебе нечего. – Ты еще очень молод и потому не до конца понимаешь, как много мне всего дал, – вздохнув, ответила Римма, забирая белый прямоугольничек. – Но, может, оно и к лучшему. И все-таки я пришлю тебе свой новый адрес. Вдруг ты передумаешь? А у меня будет надежда на то, что однажды дорога приведет тебя к моим дверям. Вот ведь! Нет, надо на самом деле заканчивать с чтением сентиментальных романов. В этот момент у нас обоих зазвонили телефоны. Не знаю уж, кто пожелал пообщаться с моей спутницей, но лично у меня на экране высветилась фамилия Нифонтов. – Звоню, как договаривались, – буркнул в трубку оперативник. – Ну, где и когда пересечемся? – Да хоть сейчас, – добродушно ответил я. – Сориентируй меня по своему местоположению, от него и оттолкнемся. Как оказалось, Николай находился совсем рядом со мной, что не могло не радовать. – А я на Тверской-Ямской. Слушай, тут есть неплохой грузинский ресторанчик, «Саперави» называется, вот давай там через… Я на минуту запнулся и глянул на Римму. Та невесело улыбнулась и махнула рукой, как бы говоря: «Да ладно уж, беги, раз надо». – Минут через двадцать, – закончил я фразу. – Они как раз откроются. – Я бюджетник, и до зарплаты еще полторы недели, – хмыкнул Нифонтов. – А там небось дорого. – Зову я, значит, плачу тоже я. – Ладно, разберемся, – подытожил Николай. – Скоро буду. – Я тоже уже уезжаю, – встала со стула, сделанного в винтажном стиле, Римма. – Секретарь твоего олигарха звонил, машина за мной вот-вот прибудет. Так что нам обоим пора. – Наверное, надо что-то такое душещипательное сказать, но мне такой талант при рождении не выдали, – признался я. – И дамские романы я тоже не читал. Так что все будет просто: если чего – звони. Я поцеловал Римму в щеку, подхватил со стула куртку, убрал во внутренний карман футляр с подарком и направился к выходу. Впрочем, уже выйдя из отеля, я все же еще раз глянул на женщину, с которой провел не самую худшую ночь своей жизни, благо стекла тут были прозрачные, а не тонированные. Римма сидела за столом и плакала, уткнув лицо в ладони. Не думаю, что именно я выступил причиной этих слез. Вовсе нет. Просто сейчас она прощалась со своей старой жизнью, которая, казалось, у нее уже наладилась настолько, что никогда не изменится. Для молодых подобная стабильность пустяк, они живут, как птахи в небе, а вот когда ты обеими ногами уже в землю врос – это да. Это тяжело. Ну а что до меня… Я скоро стану для Риммы лишь воспоминанием. Как, впрочем, и она для меня. Не задерживаясь более у отеля, я пересек улицу и через пару минут вошел в гостеприимно распахнутые двери только-только открывшегося уютного ресторанчика, в котором витали приятные и завлекательные даже для меня, только что неплохо перекусившего, хлебно-сырные запахи и звучала распевная кавказская мелодия. Я занял стол у окна, заказал себе бокал тархуна и стал ждать Нифонтова. Впрочем, он особо не задержался, уже минут через семь оперативник вошел в заведение, повертел головой, высмотрел меня и без особых реверансов плюхнулся за стол. Что примечательно, даже руку не подал. – Прежде чем мы перейдем к теме разговора, для которого я тебя позвал, не могу не спросить: что случилось? – осведомился у него я, отхлебнув освежающего зеленого напитка. – Какую мозольку я тебе, сам того не зная, отдавил? – Хочешь без прелюдий? – уточнил оперативник. – Да нет проблем. Ряжская – твоих рук дело? – Вот оно что! А я-то гадал! – Зря улыбаешься, – очень серьезно заявил Николай. – Хорошо вообще, что она еще жива. Если бы умерла, то пришлось бы полноценное следствие учинять. А пока вот только разговорами обходимся. – А также демонстрируем мне всяческую неприязнь, – добавил я. – И это, заметим, после того, как мы побывали в стольких переделках. Я уж молчу о куче мелких услуг, оказанных вашей конторе и тебе лично совершенно безвозмездно. Например, я бы в расклад с бабкой Дарой мог и не вписываться. Моего интереса там сроду не водилось. – Есть человек, находящийся на грани жизни и смерти, есть ты, ведьмак, стоящий на границе между мирами, и любви между вами двумя никогда не водилось. Выводы напрашиваются. Но, повторюсь, мы просто беседуем, хотя я и мои коллеги вправе получить от тебя ответы, используя более консервативные методы. – Пытка? Застенки? – не удержался я. – Кувалдой по пальцам? – Ну, ты совсем-то уж палку не перегибай, – попросил Нифонтов и взял у подошедшего к нам официанта меню. – Конечно нет. – Заказывай, – сказал я ему. – Может, мы больше и не друзья, но законы гостеприимства никто не отменял. Верно, генацвале? Официант, как видно опытный и бывалый, ничего мне не ответил, только заученно улыбнулся. – Тогда мне вот это хачапури, которое «Лазури», – ткнул пальцем в карту Николай. – Еще, если можно, оджахури и компоту кизилового. – Оджахури придется немного подождать, – наконец-то подал голос официант. – Утро, мы только открылись. – Думаю, мы не спешим, – глянул я на Нифонтова. – Так что подождем. И мне тоже тогда хачапури принесите. По-аджарски. Молодой человек отошел, мы проводили его взглядом, а после Николай сказал: – В Питере хорошие хачапури на Лиговском делают. Есть там за Обводным кафе. Хотя, может, уже и было, время-то идет. Помню, как-то мы там с Германом очень сильно накушались. Герман. Я слышал это имя несколько раз от него и, кажется, от Вики. Вроде бы он был одним из сотрудников отдела и во время какой-то операции погиб. Но уточнять не стану, очень уж невесело голос оперативника сейчас прозвучал. Странные они все же ребята, эти сотрудники отдела. Дома нет, машин нет, денег нет, семьи нет, зато имеется отличная перспектива сложить голову во цвете лет. Вот зачем им такая жизнь? Зачем такие сложности? Для чего? Почему? Нет, не понять мне их. Никогда, наверное, не понять. Хотя оно, скорее всего, и к лучшему. – Я не трогал Ряжскую, – тщательно выговаривая каждое слово, произнес я. – На моих руках нет ее крови. Клянусь в том Луной, Поконом и своей честью ведьмака. Ты знаешь, что эта клятва для меня не просто слова. Мы, в отличие от вас, людей, всегда отвечаем за свои слова.