— Ну что? Споёшь? — Видимо, теперь я просто обязан доказать сеньорите правдивость моих слов, — иронично усмехнулся испанец, — Ну, слушай. Прикрыв веки, теуль тихонько затянул песню. У ворот Гранады маврыСобирались утром рано,Свой они хотели праздникПраздновать в день Сан-Хуана.На дыбы коней вздымалиМавры, полные отваги,И — дары любезных сердцу —С копий свешивались флаги.Одеяния сверкалиЗолотом и жемчугами,Каждый был повязан лентойВ знак приязни к милой даме,—На турнир не выходилиТе, кто дамы не имели.Дамы с башенок АльгамбрыНа ристалище смотрели,И король из АлькасабыЛюбовался состязаньем.Алой кровью истекая,Мавр примчался со стенаньем:«Мои король, с недоброй вестьюПоспешил слуга твой бедный,Ибо занял АнтекеруДон Фернандо, принц наследный.Пали многие в сраженье,Я успел уйти из боя,Сквозь меня прошло семь копий,Грудь пронзило мне седьмое.Пребывают в Аркидоне,Кто ушел из битвы целым».Услыхал король про это,И лицо вдруг стало белым.Повелел он звать к оружью,Приказал трубить он горнам,Чтобы войску на ФернандоСтроем выступить походным.* Низкий бархатный голос гармонично менялся, вытягивая гласные, переливаясь, балансируя, глубоко вибрируя. Заворожённо слушая, Майя отметила, как всё таки красив язык теулей. «Хотелось бы мне понимать его», — печально вздохнула она. Когда испанец замолчал, Майя заключила: — Поёшь ты замечательно. Нечего обманывать. О чём эта песня? — О том, как раненый мавр сообщает своему господину о захвате города Антекера на юге Испании. — А кто такой мавр? — Человек из вражеского государства. Мавры захватили часть наших владений, а освободиться от них мы смогли сравнительно недавно. — Там за океаном не только ваш народ? — Разумеется нет! Там столько государств и государей, что с ума можно сойти! «Так тесно за океаном, что пришли на наши земли» — горько подытожила Майя, — «А мне стоило бы не забывать, что этот человек — теуль. Как бы он ни был хорош, его люди, да и он сам, продолжают убивать наш народ... Нет! Не хочу думать об этом сейчас, когда мне так хорошо и так спокойно». Увлечённая размышлениями, окутанная теплом и незримой негой, дочь вождя едва не задремала. — Всё таки утомилась — Алехандро вернул её в реальность, — Пойдём провожу тебя, да и мне самому уже пора отдохнуть. Вернувшись в комнату женщин, Майя с трудом нашла своё место во мраке маленькой спаленки, чуть было не споткнувшись о соседку. Свернувшись калачиком, положив руки под голову, она погрузилась в сон счастливая и, похоже, безнадёжно влюблённая. --------------- * Атемоцтли — (Сошествие воды) 11 декабря — 28 (30) декабря. Из теста амаранта лепили изображения богов дождя, которых «убивали» с помощью цоцопастли (часть ткацкого станка, длинная и плоская). Принесение в дар еды и питья. * Библиотека всемирной литературы, Романсы морискские и пограничные. Серия первая, том X. Издательство «Художественная литература», Москва, 1976 год. Глава 16 - Октли Херонимо де Агилар служил неким мостом, каналом связи между пленными девушками и остальными участниками конкисты, передавая стряпню, бельё и прочие вещи между женскими комнатами и солдатскими казармами. Разгуливать по дворцу, где содержалось свыше двухсот испанских мужчин, изрядно изголодавшихся по женской ласке, было, мягко говоря, опрометчиво. Капитан жестоко наказывал за драки, приказывал «чужих девок не трогать», вражду не разжигать, но, чего греха таить, на молодых красавиц поглядывали, ежели какая пленница вдруг просеменит мимо. Рабынь было в разы меньше, достались они прежде всего командирам и тем, кто особо отличился, а кое-кто умудрился отхватить себе целых две. Кроме того, не всем невольницам было позволено жить в покоях с хозяевами, так что основным местом обитания были всё таки кухня и дамские спальни. По этой самой причине Алехандро всегда провожал Майоаксочитль до комнаты женщин, наказывал одной по дворцу не шастать и лишний раз на глаза камрадам не попадаться. От греха подальше. И всё таки из каждого правила были свои исключения: донья Марина, пользуясь правами женщины капитана и большим уважением среди испанцев, ходила куда хотела и когда хотела. Похожими привилегиями пользовалась донья Луиса, как официальная супруга Педро де Альварадо, командира одного из судов экспедиции, и ещё несколько «командирских жён». Чимальма, как ни странно, обладала меньшими правами по сравнению с Луисой и тоже лишний раз носа не высовывала. Мало ли что. Для девушек персонально были организованы банные дни, когда они могли спокойно заниматься омовением, не боясь, что их, ничем не прикрытых, увидят мужчины. Это правило распространялось на всех без исключения, потому как организовывать баню какой бы то ни было женщине персонально было крайне накладно. Увы, особой дружбы между ацтекскими пленницами и наложницами из других племён толком не получалось. Тласкаланки и тотонаки держались особняком, на ацтекских красавиц презрительно фыркали, общались исключительно по рабочим вопросам и то нехотя, а в банном комплексе шушукались, обсуждая внешние изъяны новоприбывших. Встречались сердобольные молодые рабыни, которые могли сжалиться над всеми презираемыми ацтекскими девами, но делали они это по-тихому, пока не видят главные заводилы женской вражды. Майя и Чимальма на рожон не лезли. Делали, что велено, на провокации не велись, но особо языкастых могли осадить и изящно поставить на место. Конкретно у доньи Луисы была особая нескрываемая неприязнь к Чимальме, соперничество за внимание супруга, сопровождаемое всякого рода подлостями со стороны тласкаланки. Луиса искренне не понимала, как эта женщина, в полтора раза старше, умудрялась интересовать её тщеславно-самолюбивого мужа, явно знающего толк в женской красоте. Тласкаланка неосознанно сравнивала себя с ней и, находя преимущество у гордой ацтекской пленницы, люто её ненавидела и безумно завидовала. Чимальма, вдова опального командира, была самым настоящим бельмом в глазу. Не то чтобы Альворадо совсем не баловал супругу вниманием, но, пресыщенный однообразными встречами с доньей Луисой, был, в-общем то, рад разнообразить свой досуг. В конце концов, командиру, имеющему огромную ответственность за выделенный ему отряд, надлежало хорошо и качественно отдыхать. В один из согласованных заранее банных дней всё было, казалось, как обычно, за исключением того, что часть ацтекских девушек присоединиться не смогли, будучи вынужденными продолжить работу, и донья Марина по неизвестной причине отказалось от этого благостного события. Тем не менее, всё шло своим чередом. Майя не видела ничего подозрительного в этом абсолютно рутинном деле, однако недоброе предчувствие саднило где-то глубоко в душе, порождая сильное чувство тревоги. Не с проста. Внезапно она почувствовала крепкую хватку нескольких пар рук, что прижали её к земле, грубым движением затыкая ей рот. Неспособная высвободиться, всё ещё сопротивляющаяся Майя повернула голову, увидев, что всех ацтекских девушек сдерживали женщины из вражеских племён, но самое страшное происходило между Луисой и Чимальмой. Вдову Текуантокатля сдерживали две рабыни, тогда как сама тласкаланка, держа соперницу за волосы, окунула её лицом вниз в глубокий чан с водой, не позволяя сделать вдох. Лицо Луисы исказилось жуткой гримасой, глаза безумно расширились, она отчаянно топила соперницу, растеряв при этом, похоже, всё своё и без того ничтожное достоинство. «Проклятая тласкаланка!» — яростно прошипела про себя Майя, — «Надо было тебя ещё в младенчестве отдать Тлалоку, чтобы ты сама в этом чане задохнулась, тварь!» Девушки держали крепко, для уверенности по несколько человек на одну ацтекскую пленницу, имея явный численный перевес. Мыча, рыча, брыкаясь, Майя укусила одну из них за руку, получив на мгновение возможность кричать. — Марина! Херонимо! На помощь! Беда! Последовал удар по голове, а затем смекалистая рабыня лихо закрыла Майе рот её же туникой, вынуждая закусить ткань. Дочь вождя видела, как Чимальма расцарапала мучителям руки, получив возможность сделать вдох, но через мгновение её снова окунули, ещё более яростно, извергая в адрес шалтоканки грязные ругательства. Ещё одной ацтекской пленнице удалось на время освободиться от захвата, она побежала к выходу, надрывно крича и взывая к помощи. Её услышали. В банный комплекс ворвались часовые, увидев зверскую картину, принялись разнимать полуголых девиц, раздавая оплеухи направо и налево, не разбираясь, кто зачинщик, а кто жертва. В свою очередь, девушки, получив свободу, принялись тут же натягивать на себя одежду, желая как можно скорее прикрыть наготу. Все, кроме Чимальмы. Она лежала за земле нагая и слабая, до рвоты заходясь лающим кашлем, дыша жадно и глубоко. Майоаксочитль, попавшая под раздачу, с огромной гематомой и ссадиной на щеке, подбежала к ней, накрыла хлопковым полотном и крепко обняла дрожащую подругу, поглаживая по голове, успокаивая. Конвоиры тут же послали за Мариной и Херонимо. Инцидент должен быть урегулирован. Мокрых, растрёпанных, напуганных женщин вывели из банного комплекса и всех поставили на колени. Херонимо де Агилар вместе с доньей Мариной вели допрос, пытаясь разобраться в ситуации. — Что произошло? — ледяным тоном спросил бывший некогда добродушный Херонимо, — Объяснить немедленно! Монах не утруждал себя и говорил на родном языке. Его слова переводила Марина. Майя, как девушка не самого робкого десятка, лихо перебила открывшую было рот Луису и стремительно выпалила: — Они на нас напали. Луиса пыталась утопить Чимальму. Нас, новеньких, сдерживали, чтобы мы не кричали, не звали на помощь. Высокий, одетый несколько комично испанец скривился, подошёл к Луисе, спросив раздражённо: — Это правда? Выпучив глаза, Тласкаланка замотала головой. Возмутившись, ацтекские девушки закричали наперебой: — Правда, господин! — Всё правда! — Это она! Не церемонясь Херонимо яростно ударил тласкаланку по лицу: — Я спрашиваю, это правда? Супруга рыжего теуля молчала, всхлипывая и дрожа. — Луиса, мать твою, что ты творишь? Совсем из ума выжила? А если бы утопила, что потом, а? Последовал ещё удар. — Нам только бабских распрей не хватало! Всех живо к капитану. Пусть вас вздёрнет к дьяволу! Надоели! Если уж монах упомянул дьявола, стало быть он был очень взбешён. Вне всяких сомнений. Такого Херонимо Майя не видела никогда. Капитан Кортес выслушал версию Херонимо и Марины, потирая подбородок, не выражая никаких эмоций. Хозяева рабынь поспешили к месту суда над красавицами, чтобы, прежде всего, понять, что произошло и, возможно, как-то умудриться не лишиться женщины, что было бы печально в текущих реалиях. Кортес взглянул на пленниц, устало уточнив: — Кто из них зачинщик? Часовые молча указали. — Вот эту, — капитан наугад ткнул пальцем в одну из девушек из племени тотонаков, — Вздёрнуть. Остальные пусть смотрят, чтоб не повадно было. Хозяин девушки хотел было возмутиться, но капитан возразил: — Воспитывать надо своих баб, чтоб не чудили! Альварадо заграбастал себе две, вот пусть теперь с обеими и разбирается. Ещё раз подобное случится — прикажу вздёрнуть всех! Приговор привели в исполнение стремительно быстро прямо на заднем дворе дворцового комплекса. Плачущей, молящей о пощаде молодой рабыне накинули петлю на шею, второй конец перекинули через стену и рывком подняли вверх, оставляя болтаться на весу. Девушка корчилась в мучительной агонии, лицо её перекосилось, посинело. Она дрожала в страшных судорогах, позорно опорожнив содержимое кишечника. Картина была настолько жуткой, что Майю, сотрясаемую мелкой дрожью, при виде всего этого стошнило. Когда осуждённая обмякла, болталась без движения, неестественно склонив голову, пленниц также быстро увели прочь со двора. *** Педро де Альварадо услышав об инциденте, похоже, получил удовольствие от осознания того, что женщины столкнулись в яростной смертоносной схватке, борясь за любовь такого знатного и, разумеется, красивого идальго. И всё же, как галантный кавалер, широким жестом пригласил Чимальму жить в его покоях, выражая тем самым обеспокоенность о её дальнейшей судьбе. «Донья Луиса сама себе сделала хуже», — хмыкнула Майя. Этому факту, правда, особо не радовалась. Единственную подругу, отдушину и островок безмятежности уводили из женской комнаты, а значит Майя остаётся совсем одна. Сглотнув слюну с остатками горького рвотного месива, Майоаксочитль поплелась на кухню, чтобы умыться, освежиться и прополоскать горло. Кажется, всё становилось хуже и хуже. Хрупкая безопасность, ощущавшаяся эти несколько месяцев благодаря заботе Алехандро и более менее стабильной жизни среди теулей, разрушилась в один миг, как будто ураган одним рывком снёс хлипкую лачугу, оставляя её жителей нагих на ледяном ветру. «Хочу домой, о, Боги, как я хочу домой! Гулять по саду, плавать вдоль узеньких водных коридоров пёстрых плавучих чинамп, беседовать с матушкой, рассказать ей обо всех злоключениях» — Майоаксочитль плакала как ребёнок, жалея себя, сокрушаясь о своей судьбе, — «Отец был бесконечно неправ, когда отправил меня сюда. Теночтитлан прекрасно защищён, но Монтесума повёл себя хуже самой трусливой женщины! Конечно, этого никто не мог предположить, но как ни странно, сейчас в Сочимилько безопаснее, чем в сердце Анауака. Какая ирония!» Испуганная, загнанная в угол, дочь вождя не знала, что делать. Как маленький каноэ посреди огромного океана, она плыла, но лишь потому, что ей позволяет стихия. Едва поднимется шторм, она будет не в силах совладать с ним и её маленькая лодка затонет, подобно крошечной щепке. — Майоакочитль, как ты? — Тихо окликнул дочь вождя Алехандро, бесшумным шагом приближаясь к ней.