— Отныне все грехи твои останутся со мной, сын Тласкалы, благородный Чикомекоатль. Оставляя тяжелораненого воина, Майя намеревалась уйти, но другой тлашкальтек обратился к ней с просьбой выслушать его умирающего товарища. Так Майоаксочитль совершенно неожиданно взяла на себя роль жрицы Пожирательницы Скверны, выслушивая исповеди и отпуская грехи. Воины Тласкалы ничем не отличались от ацтеков. Тот же язык, те же Боги, те же правители, то же суровое воспитание с детства, даже выглядели тлашкальтеки так же, за исключением воинских атрибутов и символов. И у каждого воина была трагичная история, связанная с ацтеками, словно в Тласкале не было ни единой семьи, не пострадавшей от рук соотечественников Майи. *** Положение испанцев было ужасное. Потери оказались просто чудовищные, большая часть воинов из отряда Панфило де Нарваэса погибли, кроме того у теулей не осталось ни пушек, ни пороха, ни провианта и неизвестно было, как примет побеждённое войско некогда союзная Тласкала. Так или иначе, другого пути не было, испанцы, опасаясь погони и атаки с близлежащих поселений, ещё до рассвета приняли решение покинуть храм и, насколько возможно быстро, поспешили в Тласкалу. Алехандро выглядел скверно, был слаб и бледен, приходил в себя и снова погружался в забытье, сражённый начавшейся лихорадкой. Таких как он, ещё не безнадёжных, но неспособных идти в пешем строю, товарищи навьючивали на раненых лошадей, остальные воины шли пешком. В качестве охранения всего войска, колонну оцепляли боеспособные всадники, а посередине брели тяжело раненые кое-как охраняя уцелевших женщин. Майя вспомнила о поясной сумке с провиантом, что Алехандро накануне заботливо повесил ей, достала оттуда две чёрствых маисовых лепёшки и разделила драгоценный запас с другими девушками. Жалела, что не могла поделиться и с самим Алехандро, потому как его сумку опустошили товарищи ещё в храме, пока он находился в беспамятстве. Войско Кортеса неустанно преследовал неприятель, обстреливая и нападая, так что всадникам приходилось охранять то тыл, то фланг и периодически отбрасывать неприятеля с пути. Майя, изнемогая от бесконечной погони и страха, не смела посетовать на усталость, видя в каком измотанном состоянии были абсолютно все, и всё же невероятно обрадовалась, когда войско в конечном итоге остановилось на ночлег. Ночевали прямо на земле, в узкой части небольшого ущелья. Огонь разводить не стали, боялись привлечь внимание неприятеля. Среди теулей Майя отыскала Алехандро, присела к нему, ладонью коснулась горячего лба. «Проклятье!» — в сердцах выругалась она про себя. Испанца бил озноб, он обильно потел, во сне бормотал что-то невнятное на своём языке. Поборов стыд и смущение, дочь вождя легла рядом с ним, обняла, стараясь обогреть своим теплом и не потревожить место ранения, аккуратно поцеловала в висок и моментально погрузилась в сон. Теулям до них не было никакого дела. Никто не бросал косых взглядов, ехидно не ухмылялся, не отпускал скабрезных шуток. Всем было не до того. Ранним утром, едва рассвет коснулся горизонта, испанцы поспешили продолжить путь. Войску Кортеса предстояло сделать огромный крюк, обогнув озеро Тескоко с севера, но, чтобы знать об опасностях наверняка, Кортес отправил вперёд небольшой отряд в качестве разведки. Поселения, что встречались теулям на пути, провожали испанцев отборными ругательствами и проклятьями, бросали камни, обстреливали, иногда нападали. Иной раз разведчикам удавалось ограбить мелкую деревеньку и раздобыть какой-никакой провиант, но в большинстве случаев солдаты не ели за эти дни практически ничего. Жители некоторых деревень, пользуясь беспомощностью теулей, готовы были продать провиант по баснословным ценам, таким образом Майе не удавалось выменять ни серьги, ни браслеты за скудную пару маисовых лепёшек. За драгоценную пищу крестьяне могли потребовать целый слиток золота, но где ж его было взять? Тогда Майоаксочитль достала из кожаного мешочка нить, отвязала две бусины и предложила их в обмен на несколько тамале, уверяя, что это очень ценное сокровище, с которым ей трудно расставаться. Ей на самом деле не хотелось продавать ни единой бусины из этой шикарной бирюзовой нити, но другого выхода попросту не было. И если крестьянин сомневался, причмокивая губами, крутил в руках маленький стеклянный бриллиант, то его жена пожелав заполучить себе эту невероятную красоту, без раздумий продала за две маленьких бусины целую корзинку тамале с начинкой из индюшачьих яиц, несколько маисовых лепёшек и небольшой глиняный сосуд с октли. Счастливая Майя, поспешила поделиться добычей с Чимальмой. Лепёшки сразу припрятала в поясную сумку. Они, конечно, скоро зачерствеют, но по крайней мере будет какая-никакая еда на завтра. — Ешь, — сказала дочь вождя, протягивая подруге маисовый конвертик, — И вот ещё. Бери побольше, чтобы твой маленький теуль тоже был сыт. Он, небось, ест не меньше этих, — Майя покосилась в сторону испанцев. — Спасибо, Майя, — вымученно улыбнулась шалтоканка. — Ты пока ешь, я тебе свою порцию дам для сохранности, а сама пойду поделюсь с Алехандро и его товарищем. Их тоже кормить надо. Себастьян блеснул голодными глазами при виде Майи с драгоценным провиантом, а затем спешно растормошил спящего товарища. — Майоаксочитль, вот это богатство! Признайся, угрожала всей деревне? — шутка прозвучала неубедительно. Всё ещё мучаясь от жара, Алехандро путал слова, непроизвольно мешал науатль с родным языком. — Я ничего не поняла, — серьёзно ответила Майя, — Но вот, поешьте. Вам силы нужны. — А ты? — Себе я тоже взяла. Там меня Чимальма ждёт, — дочь вождя указала рукой в направлении шалтоканки. — Веди подругу сюда к костру, — сипло кивнул теуль. Чимальма присоединилась к ним, скромно присев рядом, и вежливо поблагодарила по-испански за возможность разделить трапезу всем вместе. — Ты говоришь на нашем языке? — удивлялся Себастьян, одним махом заглотив порцию тамале. — Пытаюсь. Пока совсем немного, — скромно отвечала шалтоканка. Себастьян шутя пихнул товарища в бок: — Ну вот, теперь и выругаться нельзя. Дамы услышат и сбегут! — Бестия, ты ругаешься так отборно, что даже мне поплохеет, — усмехнулся Алехандро. Товарищ пропустил язвительное замечание мимо ушей. — Спасибо тебе большое, сеньорита, что спасаешь нас от голодной смерти. Но, скажи мне, что же тебе всё таки удалось выменять на эту божественную пищу? — с любопытством обратился Себастьян к Майе. Дочь вождя вопроса не поняла, умоляюще посмотрела на Алехандро, затем на Чимальму, та тихонько шепнула на ухо перевод. Майоаксочитль кивнула, достала бусины из мешочка, показала испанцу. — Ба! Да если б я знал, обвешался этими стекляшками с головы до ног! — воскликнул Себастьян. — В таком случае, ацтеки тебя б за своего приняли, — хмыкнул товарищ. — А чего? Видал, какие они красивые ходят? Я, может, тоже хочу. И перо в голову и бусы до пупа. — Так и передам дону Эрнандо. Пусть тебе перо в голову воткнет, бороду сбреет, разденет и вперёд на разведку отправит. Лазутчиком будешь. — Не-е-ет, Ортега, — нарочито задумчиво протянул Себастьян, — Я в лазутчики не гожусь. Ежели спросят чего, сразу попаду впросак. Языка то не знаю. А вот твою кандидатуру стоило бы рассмотреть. Тебя и брить не надо, на языке на ихнем болтаешь, а если приодеть, то и вовсе не отличишь! — Ну да, как же, — Алехандро демонстративно мотнул головой, — Не бывает кудрявых мешика. Не поверят. — Не беда. Зато бывают лысые. Видел я однажды лысого жреца! Девушки молча жевали свои тамале, наблюдая за словесной битвой двух теулей. Толком ничего не понимали, но, переглядываясь друг с другом по-девичьи украдкой, забавлялись, шептались и хихикали. Казалось, самая большая опасность миновала, погоня прекратилась и впереди их ожидала лишь спешная дорога в Тласкалу, однако к ночи на всех порах прискакали разведчики с тревожным донесением: впереди в районе Отумбы раскинулась огромная долина, заполненная отрядами ацтекских воинов, поджидавших войско теулей. Узнав об этом, Кортес собрал всех боеспособных солдат немедля и, хотя все они были ранены и утомлены, отправился в путь на, возможно, последнюю в их жизни битву. *** Долина близ Отумбы представляла собой бескрайнюю равнину, усыпанную богатыми зарослями колючей опунции. Один теуль, завидев открывшийся перед ним пейзаж, нервно пошутил: — Тут если присядешь, потом будешь до утра из задницы колючки доставать. Вдалеке виднелись штандарты, слышались боевые кличи и аляпистый цветовой хаос. Ацтеки поджидали войско Кортеса на подступах к Отумбе, всё так, как и говорили разведчики. Сам Кортес вместе со своими командирами обошёл войско, произнёс пламенную речь, во время которой едва не прослезился, призывал своих солдат верить в Бога, драться до последнего издыхания и с милостью Святой Марии одолеть проклятых идолопоклонников. Произнесли ободряющие речи и его командиры, а затем полные решимости, ринулись в бой, уповая на милость Господа. Алехандро, хоть и чувствовал себя несколько лучше, но непрекращающаяся лихорадка и слабость делали его бойцом никудышным, от чего он был вынужден остаться вместе с женщинами и остальными ранеными позади, в небольшом укрытии. Не для защиты, а скорее, чтобы облегчить их участь, не дать захватить в плен и принести в жертву, в том случае, если войско Кортеса потерпит поражение. В воздухе висело гнетущее молчание, давило и нагнетало тревожное ожидание исхода битвы. Вдалеке слышались крики, звон орудий, топот копыт, боевые кличи, звучали команды, испанская речь мешалась с криками на науатль, а если приглядеться, казалось всё безнадёжно сплелось во всеобщей возне. Испанец взял Майоаксочитль за руку и, задумчиво перебирая её пальцы в своей ладони, с усталой улыбкой заключил: — Если уж сегодня мне предстоит погибнуть, то я, по крайней мере, умру счастливым. Терять было нечего. В ответ Майя лишь бесстыдно шепнула ему: — Я тоже. Жаль только я не познала тебя как мужчину. От такого откровения Алехандро опешил, даже отшутиться не смог. Про себя решил, что это воспалённое усталостью и лихорадкой воображение ему нашептало. Причудилось. Напряжение нарастало с каждой минутой, угнетало отвратительное чувство неизвестности, хотелось скорее получить ответ, знать о своей участи наверняка, но время предательски тянулось, издеваясь, словно мало было им лишений. Майя украдкой взглянула на Чимальму — шалтоканка сидела, поглаживая рукой живот, и тихонько напевала песню своему малышу. «Это несправедливо!» — думала Майя про себя, — «Она должна жить, должна увидеть своё дитя, любить и растить его! Помоги ей, Бог теулей! Мне говорили, ты милостив к рабам своим. Так будь же милосерден и к покорной рабе твоей Федерике!» Вдалеке багровел горизонт, словно залитый кровью погибших воинов. Исход битвы стал известен лишь к ночи, когда солнце полностью утонуло, поглощённое колючей долиной опунции. Победный крик, испанская речь, хохот и громкие молитвы, восславляющие Господа. Войско ацтеков обратилось в бегство. ---------------- * ¿Puedo ayudar? (исп.) — Могу помочь? * Тласольтеотль (Tlazōlteōtl) - богиня Пожирательница Скверны. Согласно верования ацтеков, Тласолтеотль приходила к умирающему и очищала его душу, поедая все его грехи. Глава 22 - Тласкала Костёр слабо потрескивал, лениво танцуя на почерневших углях, едва обдавая путников теплом. Вот они — холмы Тласкалы, спасительная бескрайняя равнина, где можно, наконец, позволить себе отдых и, казалось, с переходом границы смилостивилась и погода. Дожди поливали реже, а днём солнце жарило так нещадно, что вся одежда просыхала моментально и путников начинала одолевать нестерпимая жажда. Недалеко от границ обнаружили ручей, возле которого сделали привал, набрали воды во фляги, умылись, перевязали раны, кто чем мог, частично смыли с одежды кровь и грязь. Майя с Чимальмой поливали друг другу воду на голову и плечи, смывая с себя все ужасы прошедших дней пути. Девушки купались поодаль за небольшим мысом отдельно от мужчин, с наслаждением омывая тело прохладой тласкальского ручья. Отстирать белый хлопок было попросту невозможно, потому, лишь сполоснув одежду, надели мокрые одеяния и вернулись к костру, чтобы скорее просохнуть и обогреться. Сегодня, как и все дни ранее, девушки разделили с мужчинами остатки чёрствых лепёшек, купленные день назад в бедном приграничном поселении. Себастьян, скривившись, грыз пресловутый кусок маиса, ворчливо сетуя: — Такими темпами в Тласкалу прибудем без зубов. — Ну, это всяко лучше, чем, например, без головы, — пожал плечами Алехандро, — Скоро окажемся в Уэйотлипане, вот и посмотрим, что с провиантом в тех краях. Лихорадка постепенно ослабевала, теуль чувствовал себя куда лучше, но слабость и головокружение ревниво сопровождали его на протяжении всего пути. — Не думаю, что нас примут с распростёртыми объятиями, — пессимистично продолжал Себастьян, — Когда сам вождь Шикотенкатль ещё не решил, продолжать ему сотрудничество с нами или нет. — Значит, снова будем что-то продавать, — вздохнул Алехандро, — Что у нас осталось? Все показали скромные запасы драгоценностей. Золото почти распродали, оставалась пара нефритовых украшений и чуть больше половины нитки бирюзовых бус. — Начнём с нефрита, — прикинул раненый испанец, задумчиво, — Надеюсь, тлашкальтеки не настолько жадные, чтобы требовать с нас несметных богатств. — Я могу попробовать поторговаться с ними, — неожиданно предложила Чимальма, — Возможно, они пожалеют бедную, голодную женщину в положении. А я попробую изобразить из себя ещё более бедную и голодную.