Великий вождь Шикотенкатль и его благородные вельможи приняли отряд Кортеса как героев и старых друзей, со всей пышностью и торжеством чествуя возвращение великих воинов, вырвавшихся из лап коварных ацтеков. Женщины оплакивали погибших сыновей, мужей и братьев, радовались возвращению тех, кто уцелел, горячо приняли донью Луису, а Педро де Альварадо вообще возвели в ранг величайших рыцарей. Майя совершенно не была впечатлена столицей Тласкалы. Город более походил на крупное поселение с заросшими пирамидами из серого камня и небольшими домишками, построенными хаотично, которым давно уже требовался ремонт. Резиденция тлатоани Тласкалы выглядела куда скромнее поместья отца Майи в провинциальном Сочимилько, и хотя здесь тоже имелись небольшие сады и бани, они не способны были поразить дочь вождя ни пышностью, ни размахом. Страна жила беднее, это было очевидно. Майю поселили в одних покоях вместе с Чимальмой в резиденции Шикотенкатля, слуги выдали им чистые одеяния и сопроводили в бани. В этом же поместье расположился Педро де Альварадо с доньей Луисой и ещё несколько командиров. Кортеса с Мариной гостеприимно принял у себя вельможа по имени Машишкацин, тогда как остальным воинам было выделено единой помещение в одной из старых пирамид, где испанцы разбили общий лагерь. К уцелевшим ацтекским наложницам старый подслеповатый вождь Шикотенкатль проявил дружелюбие и мягкость, деликатно называя их «невестами теулей», собственным примером демонстрируя лояльность и почтение. Кроме того, воины, сопровождавшие испанцев в походе, с большим уважением отзывались об этих женщинах, рассказывая как они помогали перевязывать раны и выслушивали умирающих, даже угрюмый Уицилиуитль сообщил, как они вместе на равных делили провиант. Тем не менее, местные жители на женщин-ацтеков смотрели искоса, перешёптывались, хмурились, хотя и враждебности не проявляли. После прибытия в Тласкалу Падре прочитал поминальную молитву по погибшим воинам и тот вечер был наполнен трауром и скорбью, рассказами о подвигах товарищей, воспоминаниями о былых днях и невзгодах, пережитых вместе. Оказавшись в безопасности, Кортес позволил своим солдатам отдых, велел залечить раны как телесные, так и душевные, набраться сил и духа, вернуть ясность ума, затуманенную ужасами прошедших дней. Так Алехандро, заглядывая иногда к девушкам, рассказывал, что вот уже неделю просто ест и спит, больше ничего делать не может, так велика была его усталость, но уже, наконец, чувствует себя достаточно бодрым и ранение постепенно затягивается. Иногда теулю составлял компанию и Себастьян, так между делом интересуясь самочувствием шалтоканки и её подруги. Альварадо за всё это время лишь холодно перекинулся с Чимальмой парой слов, формально интересуясь её здоровьем и комфортом, более никакого участия не принимал, чем, вероятно, несказанно радовал Луису. Спустя полторы недели старый Шикотенкатль, желая развеять грусть и уныние, приказал устроить празднество в честь прибытия героев. Возле главного храма разожгли большой костёр, пригласили музыкантов и танцоров, а теули, в качестве зрителей, располагались вокруг, пируя и наблюдая за развернувшимся действом. Танцы индейцев были чужды для европейского взора, странные прыжки и взмахи вызывали у испанцев скорее недоумение, чем любопытство. Теули говорили о своём, практически не обращая внимания на представление, пили хмельной октли, смеялись, наслаждаясь отдыхом. Майя очень скучала по танцам, но идею присоединиться к тлашкальтекам сочла неприемлемой, кроме того, она поняла, что теули скорее обсуждали волнующие изгибы танцовщиц, нежели поражались мастерству исполняемого танца. Ближе к ночи, два не вполне трезвых испанца попросили у тласкальских коллег их инструменты, покрутили в руках, некоторые вернули владельцам, а на остальных что-то пробовали, подбирали и через непродолжительное время заиграли свою мелодию. Весёлая мелодия из родных краёв вернула внимание пирующих и теули стали подпевать, хлопать и в такт громко кричали «Хэй». О том, что эта мелодия являлась танцем Майя узнала чуть позже, когда два развесёлых испанца встали друг напротив друга и принялись танцевать. Рисунок танца вторил мелодии, повторялся с чёткой периодичностью и являл собой необычное зрелище. Дочь вождя видела впервые, как танцуют теули и жадно с любопытством рассматривала замысловатые движения. Однако помпезный выход двух добровольцев сопровождался хохотом и издевками, товарищи откровенно смеялись над ними, выкрикивали ругательства и скабрезности. Чуть позже Алехандро пояснил почему: — Этот танец танцуют в паре кавалер и дама, но за неимением дам, знающих этот танец, вышли два бравых камрада. Тот, что слева, исполняет мужскую партию, тот, что справа - женскую. Естественно, шутки ради. Да, Майя, наконец, поняла. Теуль, танцующий по правую руку нарочито жеманно кривился, подмигивал товарищу и посылал вычурный воздушный поцелуй. К следующему кругу к ним присоединились ещё две «пары», в одной из которых «дама» была на порядок выше и здоровее своего «кавалера». Они так же лихо выплясывали, вызывая всеобщее веселье, получая в ответ хохот, крики и улюлюканье. На последней фигуре кругового танца «дамы» уходили к следующему партнёру, естественно, сопровождая это всякого рода забавными жестами. И это действительно вызывало смех, забавлялись все и даже слепой Шикотенкатль, ухмыляясь, слушал, как вельможа описывал ему всё это шутовство. Себастьян, веселясь, окликнул товарища: — Эй, малыш Ортега, не желаешь присоединиться? Обещаю, я буду галантным кавалером. — С таким прекрасным идальго, — издевался Алехандро в ответ, — Я согласен только на гальярду. — Ха! — Себастьян аж подпрыгнул, — А не развалишься? Гальярду то танцевать. — Может и развалюсь, но точно увижу как ты надорвешься в попытках меня подкинуть. Дальше бравады, правда, дело не дошло. Себастьян и Алехандро продолжили наблюдать за развернувшимся спектаклем, вальяжно раскинувшись на своих сидениях. Тем временем танцорам, завершившим комичное представление, пришла в голову блестящая мысль. — А давайте девчат позовём? Бранлям научим. Там танцевать-то! — предложил один. — А тебя за такое Шикотенкатль не заставит на них жениться? — смеялся второй. — На всех сразу? За бранли? Не должен, — парировал первый, — Агилар?! Херонимо, хмуро наблюдавший за товарищами, ворчливо отозвался: — Чего тебе? — Помоги сеньоритам танец показать. Пусть с нами пляшут! — То, что вы идиоты, я понял давно, — качая головой, посмеивался Херонимо, — Не думал, что настолько. — Ай, ну тебя, — махнул на него рукой испанец, а затем жестом подозвал танцовщиц-тласкаланок — Сеньориты, присоединяйтесь! Милости просим! Девушки робко вошли в общий круг, до конца не понимая, чего от них хотят, а мужчины попытались жестами и шагами изобразить фигуру танца. С появлением танцовщиц, желающих танцевать, кавалеров оказалось куда больше, поднялись со своих мест и те, кто несколько мгновений назад глумился над камрадами. Участники встали в хоровод, где дамы с кавалерами располагались через одного, образовав таким образом большой круг. — Хочешь танцевать? — неожиданно поинтересовался Алехандро у дочери вождя. — Я не умею, — скромно ответила Майя. — Это бранли. Там не надо уметь, по ходу разберёшься. А если не получится - вернёмся. Не успела Майя возразить, как Алехандро потянул её в общий круг, бесцеремонно вклиниваясь в хоровод. Действительно, в движениях не было ничего сложного: два шага влево, два шага вправо, два шага вперёд, затем делались три хлопка, а потом два шага назад и три лёгких прыжка*. Этот незамысловатый рисунок повторялся снова и снова, пока Майя не поняла подвох — музыка ускорялась, а вместе с ней ускорялся и танец. Через несколько повторений участники лихорадочно бегали из стороны в сторону, хлопали, не попадая по ладоням, прыжки делали быстро и смазано. И всё это сопровождалось хохотом, восклицаниями, девичьим хихиканьем и острыми комментариями зрителей. Танцевали ещё несколько нехитрых танцев, в одном из них дамам предстояло делать прыжок по ходу движения перед лицом кавалера, опираясь на его плечи, а он, соответственно, помогал ей, поддерживая руками за талию, в другом танце кавалер плавно перемещал даму справа налево, таким образом смена партнёра происходила по кругу. Иной раз Майя путалась в шагах, но это совершенно не сбивало общий рисунок, она видела, что порой путались сами теули и даже музыканты, не привычные к диковинным инструментам, но на это никто не обращал никакого внимания. Сбивались, останавливались, начинали заново. Для дочери вождя это был невероятный опыт, совершенно другой мир, доселе неизвестный, неизведанный. Ей казалось, что всё просто и понятно, но нет, мир шире и многогранней, и нужна целая вязанка жизней, чтобы объять его. Когда музыканты сбивались всё чаще, ликование ослабевало, танцоры расходились, а пирующих у костра оставалось всё меньше, решили и Майя с Алехандро отправиться на отдых. Время было позднее. Ни Себастьяна, ни Чимальмы не месте не оказалось, так что побрели вдвоём. Улицы Тласкалы не имели освещения, потому ориентиром служил слабый огонь от светильников с кокосовым маслом или рыбьим жиром в тех редких оконцах, где жители ещё не спали в столь позднее время. Алехандро, как и всегда, провожал Майю до поместья Шикотенкатля, а сам намеревался вернуться в лагерь. Шли молча, держась за руки, изредка встречая кого-то на пути. Недалеко виднелась резиденция вождя, единственная постройка, освещённая множеством факелов, охраняемая молчаливыми угрюмыми часовыми. Приблизившись к поместью, Алехандро замедлил шаг, приобнял Майю, зарылся лицом в её волосы, тихо спросив: — Завтра хочу показать тебе одно живописное место, но идти туда нужно вечером. Днём нельзя. Пойдёшь? — Пойду, — кивнула Майя с улыбкой. Теуль остановился, повернулся к ней лицом и они одновременно, желая одного и того же, соединились в сладком, долгожданном, неистовом и до боли упоительном поцелуе. Наконец-то вокруг не было испанского гарнизона, не нужно было спасаться от погони и битвы, стрелы не свистели над головой, жизнь не висела на волоске. Именно в этот момент Майя смогла вдохнуть полной грудью, почувствовала хрупкую безопасность, отпускала тревогу. Здесь, в столице вражеского государства, в крепких объятиях любимого. ---------------- * В данной главе подразумевались бранли XVI века: Branle de Malte из «Первой книги танцев» Джорджо Майнерио (Il Primo Libro de Balli), 1578, а так же танцы, описанные Туано Арбо в работе «Оркестровка» 1589 — Bransle de l’Official и Tourdion. Не смотря на столь позднее первое упоминание, предполагается, что эти танцы были известны в том или ином виде в 1520 году и танцевались при испанском дворе. Глава 23 - За голубой агавой Среди усталой, иссушенной солнцем бескрайней долины в зарослях голубой агавы есть маленькое безмятежное озеро, дарующее спасительную прохладу. Ступая по золотому песку, Майя чувствовала сквозь тонкую подошву сандалий, как жадно и неистово солнце плавило землю. Сезон дождей был ещё в самом своём расцвете, но ливни, казалось, обходили стороной владения Тласкалы, заставляя её гостей изнывать от обжигающего зноя. И всё же сейчас на закате жара неминуемо спадала, напоминая путникам о милостивой прохладе ночи. Солнце медленно уходило за горизонт, озаряя пурпурным светом зеркальную гладь озера. Природа всегда искусно смешивает краски, никогда не ошибается с выбором палитры и, бесспорно, лучше всякого художника сочетает цвета. — Почему сюда нельзя приходить днём? — поинтересовалась у Алехандро дочь вождя. Теуль шёл молча, уверенно держал её за руку, ведя неизведанной тропой к месту, известному лишь ему одному. — Днём здесь купаются женщины. Мужчинам в это время приходить запрещено, — спокойно ответил он. — Боюсь спросить, каким образом ты это выяснил, — усмехнулась Майя. — Я бы и рад рассказать тебе историю моего конфуза, — лукаво улыбнулся испанец, — Но всё вышло довольно просто. Мы с камрадами отправились исследовать окрестности, набрели на это озерцо, а затем нас с громкими возмущениями прогнала целая толпа разгневанных женщин. Позже, нам объяснили их негодование и просили днём сюда не ходить, — остановившись, поставил на песок небольшую корзинку со скромным ужином, что Чимальма подсказала Майе взять с собой, расстелил войлок на песке, жестом приглашая, — Присаживайся. Мы пришли. Небольшой спуск к воде с его крошечным песчаным берегом надёжно прятал путников от посторонних глаз. Но и вид оттуда открывался поистине великолепный. Солнце отражалось от поверхности воды так, будто озеро делило его поровну и ровным контуром отражало в безмятежной глади, демонстрируя смотрящему, как легко коснуться неба рукой. — Здесь действительно волшебно! — мечтательно восхитилась Майоаксочитль. — И безлюдно, — согласился испанец, собирая вдоль берега сушняк, чтобы развести костёр. Уютно примостившись на плече теуля у костра, дочь вождя, мурлыкая, прикрыла веки, сделала глубокий вдох, прогоняя тоску. — Хочешь шокоатль? Я взяла для тебя, — тихо предложила она. — Хочу, но, — испанец немного опешил, — Откуда ты его раздобыла на этот раз? Я знаю, это дорогой и очень ценный напиток в ваших краях. В Теночтитлане, допустим, ты могла умыкнуть с общей кухни, но здесь? — Господин Шикотенкатль очень добр к нам и приказал принести кувшин шокоатля для Чимальмы и её ребёнка, ну и для меня заодно. — Не могу же я лишить донью Федерику на сносях такого столь важного продукта?! — Ах, нет, — хохотнула Майя, — Нам приносят столько, что вдвоём не осилить. Да и сама я равнодушна к этому напитку с детства. А ещё, я знаю, шокоатль помогает быстрее восстановиться воину, потерявшему в бою много крови. Так что, заглядывай к нам чаще, пока вождь не прекратил поставки. — Хитрая ты лиса, Майоаксочитль, — рассмеялся Алехандро, — Если за мной ещё и Себастьян увяжется, мы мигом опустошим ваши запасы. Дочь вождя откинула хлопковый кусок ткани, открывая содержимое корзинки, достала причудливый сосуд с горячим шоколадом, налила в небольшую чашу для питья и протянула испанцу. Тягучий напиток из какао бобов отдавал восхитительным ароматом, дразня, призывая попробовать. — Непривычно лишь, что на горизонте не видно вулканов Истаксиуатль и Попокатепетль — вдруг вспомнила Майя, — Всю жизнь, где бы я не находилась они всегда сопровождали меня, бережно присматривали за мной, а сейчас их как будто нет. Знаешь легенду об этих вулканах? — Нет. Трагичная? — А как же! — Не сомневался, — усмехнулся теуль, — Расскажи мне! — У одного великого ацтекского вождя была красавица дочь по имени Истаксиуатль. Очень уж хотел вождь её выгодного замужества, но она отказывала всем касикам и благородным вельможам, а всё потому, что была она влюблена в молодого воина Попокатепетля. И любовь эта была взаимной. — Отец, разумеется, замуж за него дочь отдавать не хотел? — добавил Алехандро, сделав очередной глоток. — Конечно! И тогда хитрый вождь решил избавиться от неугодного жениха. Он отправил Попокатепетля с отрядом на войну, с которой воин не смог бы вернуться живым. Слишком неравными были силы. Майя замолчала на мгновение, чтобы достать из корзины флягу. Сладость шоколада нужно обязательно запить водой, иначе во рту станет слишком терпко и сухо. — Долго Попокатепетль отсутствовал на войне. Истаксиуатль преданно ждала его, но однажды один недоброжелатель сообщил ей, что её возлюбленный погиб. Так велико было горе девушки, что отказалась она от еды и питья, держала траур и, не выдержав боли, погибла, потому как сердце её разорвалось от тоски. — И, разумеется, в этот момент явился этот её воин? — хмыкнул испанец, забавляясь.