— Можно. Знавал я товарищей на Кубе, что по своему разумению брали в жёны крещенных индианок. Мне, конечно, камрады скажут, что я идиот, но, впрочем, им до этого не должно быть никакого дела. Придётся, однако, сперва получить разрешение капитана Кортеса, но, думаю, с этим не должно быть проблем. Ему всё равно кто на ком женится, лишь бы продолжали верно служить и выполнять свою работу. «Защитить хочет» — рассудила дочь вождя, — «Верно, нет другого способа избавить меня от рабства. Если погибнет — отдадут другому теулю в услужение, а так не посмеют. Ох, нет! О его гибели и думать не желаю! Денно и нощно буду молиться и в тайне от чужеземцев носить подношения нашим Богам. На всякий случай». — Здесь становится невыносимо жарко, — смахивая пот со лба, сетовал теуль, — Спустимся вниз? Здесь неподалёку есть ручей, — хитро подмигнув, добавил, — Быть может, там ты подаришь мне обручальный поцелуй? — Если только поцелуй, — Майя лукаво сверкнула глазами, — Сам сказал, во грехе теперь нам жить не престало. — Донья Мария! А ты, никак, разбойница?! — рассмеялся Алехандро, — Разве можно быть такой жестокой со своим бедолагой женихом? Ничего не ответив, Майя игриво хихикнула, резво спускаясь вниз с «цветочной» пирамиды. Саднящее чувство тревоги скрылось за непомерным счастьем. Так, оказывается, бывает. ---------------- * циктли — термин у ацтеков, обозначающий нечто похожее на жевательную резинку. Само слово происходит от слова sicte на языке майя, что переводится как «жевать». Глава 27 - Вера Крус Падре Ольмедо призывал Алехандро крепко обдумать своё решение о скорой женитьбе, но тот был непоколебим, дескать, венчайте, святой отец, и покончим с этим. С одной стороны, капеллан был и рад — надоели уже камрады плодить бастардов, но с другой — должен же он как мудрый наставник и тонкий дипломат направить заблудшего идальго на путь истинный. Однако, никакие доводы успеха не возымели, таким образом с позволения капитана Кортеса и благословения капеллана дочь индейского вождя Майоаксочитль, в крещении Мария, и испанский конкистадор Алехандро де Ортега были повенчаны. Майя не знала, как принято проводить свадебные обряды у теулей в родной Испании, но здесь, в Тласкале, жениху и невесте было приказано встать на колени во время молитвы, а затем после речи святого отца, его вопросов о согласии, Майя и Алехандро произнесли клятвы верности друг другу и перед лицом Господа стали именоваться мужем и женой. Клятву дочь вождя скрупулёзно заучивала, не понимая иной раз витиеватой конструкции языка теулей, однако в самый ответственный момент едва не перепутала слова и Алехандро, веселясь, шёпотом ей подсказывал. Венчались в чём попало — ни нарядов, ни украшений у них не было. Свой золотой браслет с символом Сочимилько Майе пришлось продать за провиант ещё до прибытия в Тласкалу, накидка с вышивкой из разноцветных перьев колибри была использована в качестве перевязи, так что оставалась лишь половина нити бирюзовых бус. Находчивая Чимальма предложила вплести бусины Майе в причёску и тщательно фиксировала каждую из них в тугом переплетении сложной комбинации кос, чтобы ни единая бусина не потерялась и не омрачила своей пропажей столь волнительный день. И всё же пожилой Шикотенкатль посчитал неуместным обойти стороной свадьбу теуля и ацтекской девушки, а потому велел преподнести в подарок юной невесте несколько золотых украшений и новенький нарядный кечкемитль*. — Эй, Ортега, да тебе теперь придётся зарабатывать вдвое больше, — кричал один из товарищей вдогонку, — Жёны они, знаешь ли, дорого обходятся! — Отлично! Я при дележе попрошу это учесть, — издёвки шутников Алехандро ловко парировал, тонко ставил наглецов на место и желающих поглумиться поубавилось сразу. Свидетелей, хвала Богам, оказалось немного — все были заняты работой, да и Майе совсем не хотелось ловить насмешливые взгляды испанцев и слышать их скабрезные шуточки. Хотя далеко не все теули смотрели на Алехандро, как на дурака. На лицах некоторых испанцев Майя замечала одобрение и... понимание? Как она узнала позже, на Кубе и Эспаньоле оказалось немало испанцев, женившихся на индианках, особенно среди небогатых конкистадоров и колонистов. Чаще всего эти браки были продиктованы исключительным желанием самого жениха и его трепетным отношением к избраннице, но имел место и некоторый расчёт — испанские женщины, в особенности молодые девицы, коих привозили в Новый Свет для замужества, намеренно выбирали себе пожилых и раненых идальго в мужья, чтобы скорее иметь возможность единолично владеть всеми нажитыми энкомьендами. Так что доблестным испанским завоевателям приятнее было завещать всё своё имущество кроткой, нежной, покорной индианке, которая, как водится, к тому времени успевала подарить возлюбленному детей. После церемонии уклад жизни новобрачных никак не поменялся. Испанец сразу же поспешил вернуться к обязанностям, пообещав заглянуть к девушкам вечером традиционно в компании Себастьяна. Отдельных покоев им тоже не выделили, да их скорее всего и не было — вождь Шикотенкатль сам был вынужден ютиться в собственном поместье. А посему Алехандро так и продолжал жить в лагере теулей, а Майоаксочитль вместе с Чимальмой — в доме тласкальского вождя. К вечеру в покои девушек пожаловали Алехандро и Себастьян, тайком выудив откуда-то сосуд с октли. С началом подготовки к экспедиции пьянство среди теулей было категорически запрещено, а за непослушание выпивший испанец мог понести наказание, в том числе, «отведать» плетей. Подобные случаи были редки — если товарищи замечали камрада в хмельном забытьи, то старались скрыть преступление от глаз командиров, укрывая бедолагу в альковах местных гетер. Майя посмотрела на мужчин с испугом и, ахнув, слабо возразила, указывая на октли: — А разве вам разрешено? Не накажут? — Ха! — посмеиваясь, пихнул Себастьян товарища в бок, — Смотри, дружище, ещё и дня не прошло, а она уже тобой командует! — Не командует, а заботливо напоминает, чтобы я вдруг не запамятовал! — Алехандро задорно подмигнул дочери вождя, — Не беспокойся, querida, здесь слишком мало, чтобы действительно напиться. А если и поймают, уверен, простят. Повод есть. — Может и не поймают, — шутливо вторила Чимальма, поправляя хлопковую подложку дочери, — Мы вас спрячем в темаскаль. Ночью туда никто не пойдёт, главное утром его вовремя покинуть. — затем, приветственно кивнув, добавила, — Добро пожаловать, сеньоры. Четвёрка друзей разместилась на циновках, угощаясь тортильями с начинкой из индюшатины, шокоатлем и соком опунции нопаль, самого популярного растения в Тласкале. И только недовольная таким положением дел маленькая Мануэла заёрзала, скривилась и разразилась громким недовольным плачем, негодуя от несправедливой необходимости быть вдали от главного источника веселья. Последнее время девочка вела себя беспокойно, неустанно требовала материнских рук, чем изрядно утомила Чимальму. Шалтоканка обречённо вздохнула, поднялась со своего места, и, подойдя к корзинке, извлекла маленькую бунтарку. — Могу помочь? — с неуверенностью протянул руки Себастьян, — Я, как никак, был свидетелем её появления на свет. Мягко улыбнувшись, Чимальма кивнула и бережно передала дитя в руки испанца. Мануэла притихла, нахмурилась, недоверчиво глядя на подозрительного незнакомца, но плакать всё же передумала — слишком уж удобно устроилась. — Вырастет красавицей, — сентиментально констатировал Себастьян, — Замуж пойдёт только за молодого, знатного, подающего надежды жениха. Другие её не достойны. — Сразу видно — опытный человек, — обратился Алехандро к товарищу, — Напомни-ка, у тебя, никак, две младшие сестры? — Две, — кивнул Себастьян, — Не то, что у тебя — дюжина старших братьев и все над тобой потешались. — Все дружно подтирали мне задницу, — съязвил друг, — А я этой участи избежал. Себастьян на это заявление разразился смехом, поражаясь дерзости товарища — когда вынужден расти в обществе старших братьев и не так научишься отвечать. Вечер медленно тянулся, подобно расплавленному каучуку, неминуемо угасал, уступая место глубокой ночи. Разговоры перемежались с шутками, звучали легенды и полуправдивые байки, беседа шла легко без житейской суеты, как и полагалось праздному досугу в кругу добрых друзей. И тогда на душе всех её участников становилось теплее. *** Начать военную компанию было решено сразу после Рождества, до этого времени девушек необходимо было разместить в порту Веракрус. Алехандро, разумеется, вызвался самолично сопровождать супругу к побережью и к радости своей получил разрешение. Его товарищ Себастьян тоже попытался присоединиться к процессии, но у Кортеса на него были свои планы, потому капитан лишь сурово возразил: — Нет, Себастьян, ты нужен мне здесь. Да и зачем тебе? Ладно этот — Кортес небрежно кивнул в сторону Алехандро, — Женился по дурости. А тебе не должно быть никакого дела до чужих баб. Или что? — командир посмотрел на солдата испытующе, — Дело всё таки есть? — Никак нет, капитан, — стиснув зубы отчеканил испанец. — Прекрасно, — Кортес смягчил взгляд, — Послушай, если тебе неймётся, возьми любую из рабынь. Хоть две. И без промедления возвращайся к своим обязанностям. Узнав о скором отбытии девушки посчитали необходимым заранее поблагодарить правителя Тласкалы за гостеприимство. Вождь Шикотенкатль ни разу не выказал неуважения к девушкам из вражеского государства, оградил от недоброжелателей и обеспечил безопасность. Можно ли обойти стороной столь милостивый приём? — Все мы братья, — заявил пожилой вождь, — Если бы Монтесума понимал это, мы были бы добрыми соседями, верными союзниками и наши земли ждало бы небывалое величие. Но, видят Боги, чтобы открыть нам на это глаза, понадобились теули. Теперь мы видим, что нет разницы между тлашкальцем и ацтеком, кроме одной — ацтеки слишком упрямы и горделивы, чтобы прозреть и познать истину. — Вы же, невесты теулей, — продолжал он, — Встали на путь исправления, а значит и дорога в мои владения для вас открыта. Горячо поблагодарив касика за мудрость, девушки отправились на поиски Марины. Донью нашли в саду задумчивую и молчаливую. Майя и Чимальма поклонились ей в ноги со словами благодарности, на что переводчица ответила: — Стало быть, пути наши разойдутся. Если нам когда-либо будет суждено увидеться снова, то встретимся мы уже в Новой Испании. Не сомневаюсь в этом. Верьте и вы в победу капитана Кортеса. Сдержанная и статная Марина говорила коротко, но очень убедительно. «Если она с таким же рвением ежедневно внушает это Малинцину», — хмыкнула Майя про себя, — «Не удивлюсь, почему он так ревностно держит её при себе. Даже после сокрушительного поражения у Тлакопана, её вера в капитана незыблема». Тем временем капитан Кортес не имел намеренья отправлять войско в Веракрус в качестве сопровождения, но в последний момент передумал. В порт прибыла очередная партия картечи и пороха, а капитан намеревался скупить всё и привезти в Тласкалу. Таким образом в Веракрус отправились двенадцать теулей и пятьдесят тлашкальских воинов в качестве охраны. Девушек же расположили в деревянных телегах, сконсируированных для быстрой транспортировки груза. В сам Веракрус отряд отправлялся налегке, грузить поклажу планировали на обратном пути, соответственно красавицы не были обременены необходимостью идти в пешем строю. Накануне отъезда девушек Себастьян подарил Мануэле на прощание деревянную лошадку собственного изготовления. Гладкая фигурка этого дивного зверя с выжженным изогнутым символом на боку ещё не помещалась в маленьких слабых ручках, потому подарок с благодарностью приняла Чимальма, пообещав сохранить на добрую память. Себастьян ей сдержанно поклонился, пожелав счастливого пути, и ранним утром процессия покинула столицу Тласкалы. Путешествие, конечно, всегда представлялось делом опасным. Однако, теули, во избежание нападений, намеренно проложили маршрут через подконтрольные территории и союзные государства. С учётом всех остановок и привалов путь занимал примерно четыре дня, пролегал через владения тласкаланцев, тотонаков и племён майя и обещал быть безопасным. На ночлег, как правило, останавливались в союзных поселениях, а делить быт приходилось всем в едином лагере. Для Майи и Чимальмы это показалось делом привычным, волновались лишь за маленькую Мануэлу, но и она не выказывала чрезмерного недовольства. Алехандро всегда вежливо интересовался удобством девушек, мог организовать дополнительный привал, если это требовалось, а в случае необходимости давал некоторую приватность. Дочь вождя отметила про себя, что путешествие в телеге имеет свои неудобства в сравнении с паланкином — прежде всего нет защиты от дождя и палящего солнца. Кроме того, уже заранее проторённые тропы хоть и позволяли телеге свободно проходить, но временами коварный ландшафт давал такую встряску, что девушки просились перейти на пеший ход. Шалтоканка сразу отказалась от предложения перевозить дитя в корзинке и, привязав малышку к себе длинным хлопковым полотнищем, везла так до самого Веракруса. Это решение оказалось весьма дальновидным. Ближе к побережью поля и холмы сменились джунглями и тропичекими лесами, а на одном участке пути телега с размаху налетела на коварный извилистый корень и корзинка, в которой по плану должна была спать малышка, лихо подлетела, выпав из повозки. Страшно представить, что было бы, окажись в этот момент в ней Мануэла. Последний привал сделали в Семпоале, столице тотонаков и владениях вождя Тлакочкалькатля. Земли тотонаков выглядели бедно, каменные постройки и пирамиды буквально тонули в зарослях джунглей, становясь частью прибрежной тропической природы. Воздух был пропитан влагой, природа вокруг жила и буйствовала бесконечным шелестом папоротника, пением птиц, рыком невиданных зверей, а где-то рядом неистово кричали два аляпистых попугая, схлестнувшись в смертельной схватке. Долго, однако, у тотонаков не задерживались — порт Веракрус находился всего в двух легуа* от Семпоалы. Ещё несколько часов тряски в неудобной телеге и, наконец, перед путниками возвышалась деревянная крепость, закрывающая от глаз неприятеля прибрежное поселение теулей. Вилла Рика де ла Вера Крус — именно так назывался портовый город, основанный теулями на брегу залива. Кроме соседства с Семпоалой этот город более не имел никакого сходства с поселениями Анауака, которые девушкам доводилось видеть ранее. Огромные ворота под регулярной охраной пропускали процессию, так что девушки были вынуждены спешиться, а отряду пришлось выстроиться в узкую линию для прохода в город. На равном расстоянии возвышалось несколько сторожевых башен — некоторые из них были ещё в процессе строительства, некоторые завершены, и на самой их вершине можно было заметить грозных часовых. В самом городе перемежались плотные деревянные постройки с плоскими соломенными крышами самых разных назначений — от небольших домишек, до огромных солдатских казарм. По рассказам Алехандро, где-то здесь находилась тюрьма, где содержался некогда пленённый Панфило де Нарваэс, здесь же располагался некий административный центр, куда поступали письма и распорядительные документы, а так же хранилось добытое теулями золото. Сам город едва приобретал форму, активно строился и развивался, но на данный момент своим размером едва ли превосходил небольшое поселение. Ступая по улицам Веракруса Майя видела спешащих куда-то теулей, вереницы рабов, водружённых строительными материалами, слышала нетерпеливые команды и ругань испанских руководителей. Весь этот лихорадочный гвалт перемежался с криками чаек, шелестом соломы от любого дуновения ветра и едва уловимым шумом моря вдалеке. Алехандро, как руководитель процессии, велел отряду отправляться прямиком в порт, чтобы вступить в переговоры с торговцами. Сам же прежде всяких дел сопроводил девушек к выделенному для них жилищу и, жестом приглашая в дом, обратился к ним: — Доньи, прямо сейчас я, к сожалению, должен покинуть вас по долгу службы, но прежде всего позвольте представить вам Люсию. Она прибыла с Кубы вместе с остальными слугами и почтёт за честь послужить вам. Из дома вышла тучная пожилая негритянка в сером льняном платье с передником из хлопка и лихо закрученным длинным белым полотном на голове. Радушно улыбаясь, женщина изобразила искренний восторг и затараторила по-испански с резким режущим слух акцентом. — Дон Алехандро, мальчик мой! — Люсия развела руки, по-свойски обнимая теуля, словно была ему родной тётушкой, — Ох, и доньи пожаловать к нам! Майя смотрела на эту женщину с ужасом. Когда Алехандро упоминал чернокожих рабов, она представляла себе более смуглых индейцев, которые встречались среди майянских почтека, но эта женщина имела иссиня-чёрный цвет кожи и грубые расплывчатые черты лица, а говорила так звонко растягивая звуки, что слова её звучали словно брань. Дочь вождя перевела взгляд на Чимальму. Доселе сдержанная и воспитанная шалтоканка пребывала в той же растерянности, неспособная совладать с собой. — Не бойтесь, доньи, — еле сдерживая смех, успокаивал Алехандро, — Я ей доверяю как себе, — затем обратился к негритянке, — Люсия, познакомься. Донья Мария, моя супруга. — Ох, я так рада, — с восторгом воскликнула Люсия, почтительно кланяясь, — Очень! Очень хороша! Смущённая Майя, натянув улыбку, поклонилась женщине в ответ, хотя и не была уверена в необходимости кланяться чернокожей рабе. — А это донья Федерика и её дочь Мануэла, — представил Алехандро и Чимальму, а после обмена поклонами продолжил — Сеньоры, сейчас я оставлю вас и, увы, вернуться смогу лишь ближе к вечеру. Вынужден передать вас в заботливые руки Люсии, так что не тревожьтесь — она обязательно всё расскажет и поможет расположиться. — А как же обед? Сеньор совсем ничего не есть? — негритянка негодующе развела руками. Испанец на это лишь пожал плечами: — Долг зовёт, Люсия, ничего не могу поделать. Алехандро мимолётно коснулся руки Майоаксочитль, лукаво сверкнув ореховыми глазами, а затем, коротко попрощавшись, быстрым шагом направился в порт. Деревянный дом с соломенной крышей, где теперь девушкам предстояло жить, имел довольно скромное убранство. Главная жилая комната была разделена на зоны тонкими деревянными перегородками, таким образом пространство располагало тремя смежными комнатами. В одной из них поселилась Чимальма с дочерью, в другой Майя, и рядом с ними в третьей, самой маленькой комнатушке, жила сама Люсия. В качестве спального места негритянка указала на лавки, но девушки недоумённо переглянулись между собой и решили расположиться привычным образом на полу, расстелив циновки и шкуры, щедро подаренные им ещё в Тласкале. Когда с осмотром дома было покончено, девушки сменили одежду, умыли и искупали Мануэлу, сопревшую в дороге от чрезмерной влажности и наконец, вышли на задний двор, где Люсия заботливо разливала похлёбку в деревянные миски. — Есть будем здесь, — указала Люсия на большойплохо вышкуренный стол и лавки, — Но если дождь, то мы есть в доме. Понятно, доньи? Девушки покладисто кивнули, хотя раньше сидеть за столом им не доводилось. «Интересно», — думала Майя про себя, — «Слышу по её речи, как она делает ошибки, но ведь их делаю и я сама. Для теулей мой говор, наверное, звучит не менее комично».