— Случались, но редко. Их держат в суровых условиях и на скудном пайке. Если проявляют своеволие — наказывают. Все они, по большей части, крестьяне. Не воины. Справиться с такими легче. С опытным воином много возни и, как правило, в качестве работника он не годится. Скорее даст себя убить, чем станет выполнять приказы. Майя понимала. Примерно так же поступают ацтеки со своими пленными. Кого в рабство, кого в жертву, а менее строптивых могли отправить и в услужение семье вельможи. Воинов из вражеских племён, обычно, отправляли на «цветочную смерть». Однако, если пленённый боец показал доблесть, силу и отвагу на поле брани, касик мог позволить ему последний в его жизни бой. В этом случае воина помещали на небольшой помост, давали в руки макуауитль, почти растерявший обсидиановые зубцы, и несколько ацтекских бойцов попеременно нападали на него. Такой бой всегда заканчивался гибелью пленника, но однажды был и уникальный случай. Майе рассказывали историю, как во времена правления тлатоани Ауисотля пленный тласкальский принц Теуитцколотль, Жалящий Скорпион, одной левой рукой смог одолеть дюжину ацтекских воинов, чем заслужил восхищение публики и одобрение тлатоани. Тогда император предложил ему свободу и гарантию беспрепятственного возвращения в Тласкалу, но воин отказался. Теуитцколотль сказал тогда императору: — Благодарю тебя за этот славный бой, но я не желаю возвращаться домой с клеймом пленника. Это будет для меня несмываемым позором. Подари же мне, великий тлатоани, благородную смерть на теокалли. О большем не смею просить тебя. К рабству Майя относилась обыденно, как к неотъемлемому атрибуту любого сильного государства. Пока в плен не попала она сама. И ей ведь ещё повезло! Её не били, не пытали, голодом не морили и не насиловали. Страшнее работ на кухне она, признаться, и не видала. И всё же потеря семьи, немое пренебрежение, незнание своего будущего и презрение соотечественников висели тяжёлым грузом на её шее. Даже сейчас. И хотя Алехандро уверял, что она отныне свободный человек по их законам, странно и крайне неприятно было видеть, как вытягивались от удивления лица теулей при упоминании о её замужестве. И, разумеется, её бы никогда не поставили в один ряд с такой же замужней испанской женщиной, пусть даже без знатной родовитой фамилии. Майя это прекрасно понимала. Дочь вождя спешно отряхнула ноги, натянула сандалии, всем видом выражая готовность следовать за Алехандро. Испанец не торопился. — Пройдёмся? — предложил он. — Конечно, — по его собранному виду было понятно — предстоит разговор. И они пошли дальше вдоль берега, где липкая жара ощущалась гораздо меньше благодаря ласковому бризу, а солнце, по счастью, пряталось в изобилии кучевых облаков. — Должен тебя предупредить, — Алехандро поднял с земли маленький круглый камешек, задумчиво покрутил в руках, — Прежде чем идти на Теночтитлан, мы попытаемся взять под контроль города по побережью Тескоко, чтобы отрезать поставки провианта и питьевой воды. Запустил камешек в море. Тот трижды звонко отскочил от поверхности воды, оставляя круги и погрузился к собратьям на дно морское. — Если эти города не окажут сопротивления, а воины примкнут к нам, — продолжал испанец, — То жители его не пострадают. Но, памятуя о нашем спешном побеге и зная на что способен Куаутемок, могу предположить, что сопротивление может быть оказано яростное. — Я понимаю, — покорно отвечала Майя. — Среди этих городов будет и твой родной Сочимилько, — Алехандро добавил чуть понизив голос, — Он расположен на стратегически важном участке пути. — Это я тоже понимаю, — понурив голову, тихо отвечала дочь вождя, — Известно, кто стал касиком Сочимилько? — Сын Монтесумы. Омакатль. Майя остановилась, повернула голову к морю, подставляя лицо солёному ветру. — Омакатль верен Куаутемоку, — ответила она, — Сочимилько не сдастся без боя. — Там могут быть твои родные? — Мать и, возможно, брат. Если они ещё живы. Алехандро медленно подошёл сзади и нежно приобнял супругу за плечи. — Брата помню. Как я смогу узнать мать? — спросил он. — Ты намерен им как-то помочь? — хмыкнула скептически дочь вождя. — Я ничего не могу обещать. Самому бы там не сложить голову. Всё будет весьма... непредсказуемо. И всё же, постараюсь сделать, что смогу. Так как я её узнаю? — Её зовут Тональнан. Мы с ней похожи. Скорее всего, на шее у неё ты увидишь ожерелье из жадеита, что когда-то давно она получила в подарок от моего отца. С тех пор она никогда не снимала его. Алехандро утвердительно кивнул, удовлетворённый ответом. Немного отстранившись, задумчиво пнул ногой ракушку. — Твой брат... Ты думаешь, он в Сочимилько? — Я не знаю, — от щемящих душу воспоминаний о семье глаза наливались слезами, но Майоаксочитль держалась, — Он воспитан воином. Его долг защищать. Если новый касик не прогнал и не казнил его, значит он возьмёт макуауитль в левую руку и встанет на защиту родного города. — Майя, — испанец взял супругу за руку, — Я вижу как ноет твоё сердце. Я сделаю всё, что смогу, но долг есть долг. Я не могу отказаться от похода. Это будет позором для меня, равносильно дезертирству. — Я понимаю, Алехандро, — вздохнула дочь вождя, уткнувшись теулю в грудь — И принимаю это. Со всем смирением. Майя знала, что вот-вот испанцы отправятся с поклажей обратно в Тласкалу. Каждый день она просыпалась, с облегчением осознавая — не сегодня. Спрашивать об этом не хотелось, но делать нечего. — Когда вы отправитесь в путь? — против воли озвучила вопрос. — Завтра, — коротко ответил испанец. Сердце больно кольнуло. Она надеялась украсть своего возлюбленного у коварного Малинцина ещё на день или два. Не думала, что расставание наступит так скоро. Вернее, не хотела думать. — Пойдём домой, — потянул теуль её в обратном направлении, — Едва солнце зайдёт за горизонт, как сюда налетит полчище москитов размером с пиранью. Заживо сожрут и не заметят. — У майянских рабов должен быть рецепт снадобья, которым они натирают кожу, чтобы отпугнуть москитов, — вторила дочь вождя его шуткам. — Жутко вонючее? Знаю, знаю! Не приведи Господь этим намазаться. Майя повиновалась, нервно хохотнув. Домой, так домой. *** За ужином поставили в известность об отъезде Алехандро всех обитателей дома, а те, словно сговорившись, спешно ретировались по своим комнатам, сославшись на дела или усталость. Вечер всецело принадлежал им двоим. Сначала супруги вели бесконечные беседы до глубокой ночи, затем предавались ретивой любви, стараясь пить жизнь огромными глотками, подобно жаждущему цветку в иссушенной солнцем пустыне. И лишь когда они больше не смогли сопротивляться сонному мороку, крепко уснули в объятиях друг друга под шелест соломы за окном и далёкий шум прибоя. Едва наступило утро, Майя открыла глаза, ещё несколько блаженных минут наблюдая за глубоким дыханием спящего супруга. Рассвет неминуемо приближался, а с ним и щемящая тоска от грядущей долгой разлуки. Теуль проснулся с блаженной улыбкой. Лениво потянувшись, повернулся на бок и, подмяв под себя Майю, хрипло проговорил: — Tiempo, por favor, detente*. Но время никогда не делает пауз, не приемлет остановок. Что бы ни случилось, время всегда беспощадно идёт вперёд. Настала пора собираться в дорогу. — Майя, верни мне мою камизу, — в очередной раз вздыхал Алехандро, на успех уже, однако, не надеясь, — Она тебе велика. Очень. Дочь вождя мотнула головой, плотнее укутываясь в изрядно поизносившийся кусок хлопковой нижней рубахи. — У тебя другая теперь есть, — по-детски надула губы девушка, — Из той плотной ткани, что ты так любишь нахваливать. Вот в ней и ходи. Хотелось оставить себе, надевать одинокими вечерами, засыпать, вдыхая его запах, представлять, что он здесь, мирно спит рядом с ней, а не где-то там в долине Мешико выполняет чудовищные приказы Малинцина. — Ладно. Оставляй, — теуль нарочито покорно вздохнул, — Но придётся и тебе жертвовать мне памятную вещь. С этими словами испанец присел рядом с супругой и выправил ей из причёски тонкую прядь смоляных волос. Майоаксочитль заплела локон в тугую тонкую косу, а затем Алехандро, ловко выудив из-за пояса нож, аккуратно срезал прядь у самого основания. Полученный трофей стянул льняной нитью и спрятал в висящий на поясе маленький кожаный мешочек. — Слыхал, так любят делать московиты, — шепнул он, — Добрая традиция. На прощание Люсия бесцеремонно расцеловала Алехандро в обе щеки, перекрестила, вспоминая имя Господа, и повесила на шею какой-то жутко замысловатый защитный амулет, наказав ни в коем случае не снимать. Чимальма поклонилась теулю в ноги, неустанно благодаря за доброту, заботу и помощь. С дочерью вождя испанец попрощался сдержанно, как того требовали приличия, позволив себе, однако, небольшую вольность — перед самым отъездом крепко обнял супругу, вдохнув напоследок аромат её волос. ---------------- * Scientia est potentia (лат.) — Знание — сила. * tehuitzcolotl (науатль) — Жалящий скорпион. * Tiempo, por favor, detente — Время, пожалуйста, остановись. Глава 29 - Озёрный город Ацтекской империей называли конгломерат племён, находящихся в непосредственном подчинении Тройственному Союзу мощнейших городов Анауака — Теночтитлану, Тескоко и Тлакопану. Крупный город Тескоко по правому берегу одноимённого озера являлся центром культуры и науки, а Тлакопан по левому — важным стратегическим пунктом и защитным гарнизоном близ акведуков и дамб. Своей первой целью Кортес наметил именно город Тескоко прежде всего для разрыва связи между городами Тройственного Союза, но и, кроме прочего, транспортировку частей бригантин, их дальнейшую сборку и спуск на воду было удобнее производить именно из Тескоко. Ресурсами Тласкалы капитан теулей распоряжался как своими собственными — вождь Шикотенкатль ни в чём не отказывал и не перечил ему, а когда Кортес потребовал отправить вместе с ними десятитысячное войско, тласкальский касик безропотно выполнил и это его желание. Таким образом после Рождества армия испанцев совместно с огромным войском союзных племён выступила на Тескоко. Теули продвигались медленно, опасаясь засады в горных теснинах, но к всеобщему везению хоть сколько-нибудь серьёзного сопротивления не последовало. Лагерь разбили в паре легуа от Тескоко, готовясь к предстоящему штурму. Часовые дежурили парами или тройками, спали прямо в полном доспехе с боевым оружием наготове. — Что ж этот шатёр так неистово смердит то?! — ворчал Себастьян, вылезая из шатра, когда их с Алехандро разбудили посреди ночи, вызывая на смену. — Дон Эрнандо любезно о нас позаботился, — усмехнулся товарищ, — Закупил свежепропитанный. Зато под дождём не вымокнем.