— От здешних ливней никакая пропитка не поможет, — Себастьян продолжал негодовать, — Вощи, не вощи — зря только вонь эту терпеть. — Это ещё ничего! — с усмешкой подбадривал Алехандро, — Вот однажды мы с камрадом самостоятельно занимались обработкой парусины и делали это по нашему неразумению в закрытом помещении. Как не задохнулись — для меня до сих пор загадка. — Да уж, Ортега, умеешь подбодрить, — нахохлившись, хмыкнул приятель и уселся прямо на землю возле костра. В это время года дневное дьявольское пекло беспощадно сменялось туманом и глубоким тягучим ночным холодом. Если днём испанцы изнывали от жары, прея в железных доспехах, шерстяных дублетах или хлопковых кирасах, то по ночам, стуча зубами, дежурили попеременно и дрожащими руками мгновенно хватались за рукоять оружия при каждом подозрительном шорохе. Долину Мешико в низине гор и вулканов заволакивало студёным сумраком, пробирая бледным холодом до самых костей. — Давай байку, — потянул Себастьян, зевая, — У тебя всегда есть в запасе парочка. — На посту языком чесать не положено, — Алехандро размял шею, скривившись от неудобной позы, — Ладно. Есть одна. А то, чего доброго, уснёшь ещё. Я рассказывал тебе про бедного безлошадного рыцаря дона Бенито? — Нет. Валяй. — Помнится, когда я был отроком, отец взял меня поглазеть на турнир. Наверное, один из последних. В Толедо, сам понимаешь, если турнир, то такого масштаба, что простому идальго на благородные трибуны не попасть. Моему отцу удалось раздобыть приглашение и вот, величаво восседая, правда, на самых нижних ступенях, я с большой охотой внимал развернувшемуся действу. Алехандро старался придать повествованию шутливый расслабленный тон, хотя у самого тем временем зуб на зуб не попадал. — Так вот, — продолжал он, — Среди рыцарей состязались видные сеньоры, благородные мужи в доспехах, что ослепляли мой неокрепший юношеский взор, сверкая в отблесках палящего столичного солнца. А уж знамёна были самых, что ни есть, благородных домов и все они величественно пестрили на штандартах. — Ох, как ты распелся соловьём, — пихнул Себастьян товарища в бок, — С твоих слов хоть роман пиши! — Этим и займусь на старости лет, — парировал друг, — И вообще, не перебивай меня, это моя история! Подбросив сухой ветоши в костёр, протянул руки к огню, разминая затёкшие пальцы, и продолжил: — Среди лидеров, однако, выбивались два славных сеньора. Один здоровый такой бугай с лицом перекошенным, а второй габаритов поменьше и физиономией посмазливее, но в полном доспехе вид имел не менее устрашающий. Состязались как положено: из луков на скаку по мишеням стреляли, чучела рубили, кольца на копья насаживали, а после били друг друга в конно-копейной сшибке, разгоняясь на своих благородных лошадях. Пыль поднимали знатную, наглотался, помню, нехило я на этой нижней трибуне, ну да ладно. Это всё ушлое. Прочистив горло, Алехандро вальяжно откинулся назад, опираясь о дерево. Тело ныло от неудобной позы, ноги гудели, ступни сводило от холода, но испанец, тем не менее, как ни в чём не бывало продолжал повествование: — На тот турнир заявился некий дон Бенито — сеньор лет пятидесяти верхом на обломке копья, к тому же в глубоком хмельном забытьи. Благородные мужи хотели было убрать с ристалища это недоразумение, но Его Величество решил потешить народ и позволил бедному безлошадному рыцарю участвовать в состязании. Сделано это было не случайно — король имел явное намерение проучить негодяя за дерзость. — Проучить? — Себастьян удивлённо вскинул брови, — Да его же там наверняка просто убили! — Оно и понятно! За свою выходку сам и отвечай. Но, слушай дальше, — с азартом продолжал Алехандро, — Всё состязание бедолага нелепо скакал на древке копья, размахивая оружием. Несколько раз даже упал прямо на ристалище лицом в грязь. Выглядел при этом жалко и комично одновременно. Позор, да и только. Хотя, мне это тогда казалось смешным... — испанец сделал драматическую паузу для пущей интриги, — И вот, на последней сшибке огромный бугай одержал победу над смазливым рыцарем и всё, казалось бы, турнир окончен. Но дон Бенито встал на позицию в полной боевой готовности. Его оруженосец... Да, да, у него был оруженосец! Так вот, его оруженосец подал турнирное копьё и старик Бенито с криком оголтелым поскакал верхом на деревянной палке навстречу победителю. Его Величество кивком дал добро и огромный железный бугай понёсся навстречу пьянчуге на своём скакуне... — Заколол? — перебил Себастьян нетерпеливо. — Нет, — Алехандро хитро улыбнулся. — Пожалел? — Нет, — испанец тряхнул кудрями, продолжая рассказ, — Дон Бенито оказался хоть и стар, но весьма ловок. Из-за непроглядной пыли я плохо разглядел, но, кажется, старик искусно увернулся от копья противника и подсёк лошадь бугая. Раненая животина с видом ошалелым встала на дыбы и сбросила с себя огромную тушу железного наездника. Сеньор-рыцарь, кажется, что-то себе повредил, уж не помню точно. — Да быть не может! Беса ты мне гонишь, Ортега, — воскликнул Себастьян, повысив голос. — Тише! Весь лагерь переполошишь! — шикнул на него товарищ, — Но ты же не уточнял, что байка должна быть правдивой. — Ах ты шельма! Как есть, шельма! — посмеивался товарищ, — А рассказывал то как! Аж сердце заныло от тоски по родной Кастилии. Ну и? Что же было после с этим доном Бенито? — Казнили — пожал плечами Алехандро, — За саботажничество. Себастьян тихо посмеивался над рассказом товарища. Но, надо отдать должное, про холод Себастьян уже было и позабыл, а рассвет вдалеке давал слабые проблески, напоминая о скором завершении поста. С наступлением утра в лагерь прибыли разведчики, ведя за собой ацтекских вельмож и военачальника Тескоко — знатного, благородного, в ярком плаще и с тиарой, инкрустированной нефритом. С видом понурым индеец потребовал встречи с капитаном Кортесом, но докладывать цель своего визита говорящему на науатле Алехандро отказался. — Ты говоришь на языке рабов, — сказал ему вельможа, — Не знаешь текпиллатолли*, языка знати. Мне нечего сказать тебе, простолюдин. Алехандро, конечно, недовольно фыркнул, но больше от ацтека ничего добиться не удалось. Пришлось вести к капитану. — Я, говорящий от имени касика Коанакочцина, — вельможа поклонился Кортесу, — Прошу тебя, Малинцин, не иди войной на славный Тескоко, а стань нам добрым другом. Пусть братья твои и тлашкальцы больше не разоряют полей и селений, а, наоборот, поселятся мирно среди нас, и мы снабдим их всем необходимым. Прими в дар золотое знамя как символ нашего смирения перед тобой. Кортес принял с благодарностью заверения мира и приказал немедленно занять город, однако, ацтекам капитан не очень то доверял, потому призывал своих солдат к осторожности. Подвоха не последовало. Командир теулей поднялся на самую высокую пирамиду некогда великого города и огляделся: у подножия теокалли красовалось множество строений, обладавших гармоничными пропорциями и расположенных на почтительном расстоянии друг от друга. Улицы были чётко спроектированы, город имел удобную планировку, а вдоль широких улиц, ведущих к поместью местного вождя, росли огромные древние кипарисы с толстыми стволами, что невозможно было обхватить обеими руками даже самому рослому испанцу. Тескоко изобиловал садами и парками, а в центре города были протянуты толстые глиняные трубы для подачи питьевой воды и орошения деревьев и прочей зелени. Ирригационная система хоть и уступала акведукам и водопроводу Теночтитлана, но сконструирована была не менее искусно, представляя собой очередное инженерное чудо. И хотя город и располагался на суше, но недалеко от длинного, грамотно оборудованного причала, протяжённостью в пол-легуа, красовались плавучие огороды, традиционные ацтекские чинампы, что даже в случае длительной осады могли обеспечить население продовольствием. Город действительно был сдан, жилища пустовали, жители спешно покинули свои дома. Сам вождь Тескоко, благородный Коанакочцин, покинул свои владения и поспешил вместе с остальным войском примкнуть к армии Куаутемока. Эрнан Кортес получил в свое распоряжение огромный, прекрасный, но мертвый и безжизненный город лишь с небольшой горсткой воинов, добровольно пожелавших служить ему. Среди них оказался брат касика — Иштлильшочитль*, господин Чёрный Цветок, что заверил капитана в своей верности, был немедленно обращён в католическую веру и назначен правителем Тескоко. Как бы то ни было, отсутствие прямого столкновения с армией ацтеков для капитана Кортеса оказалось большой удачей. Испанцы установили контроль над покорённым городом Тройственного Союза, а командир теулей немедля приказал доставить в Тескоко части бригантин и приступить к их сборке и спуску на воду. Кортес страстно желал господства в водах великого озера. *** Транспортировка и сборка бригантин — дело не быстрое. Бездействовать всё это время было нерационально, потому капитан отправлял командиров с небольшими отрядами с приказом установить контроль над близлежащими поселениями. Таким образом бравый лейтенант Гонсало де Сандоваль, молодой командир, что к двадцати с небольшим достиг небывалого успеха в делах военных и отличался большим усердием, отправился в экспедицию вместе с Франсиско де Луго в города Чалько и Тлалманалько. Сам Кортес вместе с Педро де Альварадо и Кристобалем де Олидом вознамерился идти против Шалтокана, островного города посреди одноимённого озера, находящегося в шести легуа от Тескоко. Испанцы ещё не располагали кораблями и, видя отчаянное сопротивление шалтоканцев, дело это казалось им проигрышным. Теули рисковали вернуться ни с чем, но в конечном итоге отряду Кортеса всё таки удалось проникнуть в город. Касик Шалтокана, благородный воин и единокровный брат Чимальмы, был пленён и подвержен жестоким пыткам. Однако, пыточное искусство, коим в совершенстве обладал Педро де Альварадо, вождь в полной мере оценить не смог — нашёл способ самостоятельно свести счёты с жизнью. Следом за Шалтоканом теулям удалось взять ещё несколько поселений, пока, наконец, вся испанская братия не собралась вместе в Тескоко для раздела добычи. — Чего грустишь, Вильяфанья? — похлопал Алехандро товарища по плечу. — Все грустят, Ортега, — хмуро цедил сослуживец Антонио де Вильяфанья, — Не пойму, ты чему радуешься? Золото разделили так безобразно, что я спасибо, если в должниках не остался. А девочку то! Девочку то за что?! — А что с ней? — удивился испанец. — Отобрали рабынь. Всех! Даже тех, что мы делили в Тласкале, — сокрушался товарищ, стеная от обиды, — Капитан приказал и их всех, не церемонясь, забрали на продажу! А там же моя была! Молоденькая такая, хорошая, заботливая... Да как же это так?! — Прятать лучше надо было, — пожал плечами Алехандро, — Кто прознал про такое дело, своих всех попрятали. — И ведь с этой «продажи» я не получу ни единой монеты! — хватаясь за голову, продолжал надрывно увещевать камрад. Алехандро понимал негодование сослуживца — раздел добычи, действительно, прошёл отвратительнейшим образом. Получив ничтожную долю, несоизмеримую с риском, Алехандро и сам был очень зол, но сделать ничего не мог — командиры себя в накладе не оставили, а простым солдатам, как всегда, досталось, что досталось. Не меньше огорчала Алехандро необходимость скорой экспедиции в Сочимилько — следующей целью теули наметили поселения к западу от Чалько, среди которых была родина Майоаксочитль. Испанец искренне надеялся, что капитан отправит туда Сандоваля, или Альварадо, или ещё кого из командиров с отрядом, а самому Алехандро участвовать в походе не придётся, но Кортес принял решение выступать всем. Дорога к озёрному Сочимилько выдалась не самой простой — изматывали жара, безумная жажда, бесконечные нападения ацтеков и сопротивления близлежащих поселений. Жители разрушали свои дома, засыпали колодцы, уничтожали огороды — делали всё, чтобы путь теулей был ещё более изнурительным. Таким образом, добравшись до Сочимилько, Алехандро, как и многие его камрады, бесконечно изнывал от жажды. Движения его становились замедленны и вялы, во рту нестерпимо сухо, а губы потрескались и покрылись противной коркой, подобно трещинам в иссушенной земле. Недолго думая, испанец надрезал колючую грушу кактуса, растущего неподалёку, и припал к его солоноватому нектару, раня губы и царапая лицо. Штурмовать озёрный город приняли решение ночью — переход по насыпным островам осложнялся отсутствием мостов, а передвижение в потёмках по воде было бы менее заметным. Части суши с жилыми домами, хозяйственными постройками и плавучими огородами замысловатым хитросплетением окружали небольшой остров, где располагался главный церемониальный центр и поместье вождя. Сам Сочимилько представлял собой совокупность множества мелких островков, соединённых водными коридорами, и раскинулся на добрых пол-легуа в длину и столько же в ширину. Добираться до острова приходилось вброд, держа оружие над головой, — бригантины, будь они даже на плаву, не смогли бы пройти вдоль узких неглубоких водных каналов, а другого водного транспорта у теулей попросту не было. И снова холод, мокрая одежда, влажная кожаная обувь, в которой противно хлюпает стопа, а ноги натирают разбухшие обмотки, и всё это вперемешку с запахом цветущей озёрной воды. Медленно островок за островком испанцы продвигались по территории Сочимилько, занимали позиции, высматривали лодки индейцев в кромешной темноте. Держать порох в сухости было невозможно, аркебузы быстро вышли из строя. Отстреливались из арбалетов. Испанцы прятались в гуще зарослей плавучих огородов, нападали из засады. Однако, ацтекские воины и жители озёрного города искусно владели своими каноэ, что передвигались по воде бесшумно и заставали неприятеля врасплох. Задачей Алехандро было выманивать эти самые тихие лодки на местность, выгодную для обстрела. Он, стараясь изо всех сил скрыть акцент, звал в темноте индейских «товарищей» короткими фразами на науатле — «сюда!» или «помоги мне!», — имитируя речь местных. Удавалось неплохо. К тому же, ацтеки не были так же дисциплинированы как испанцы, потому на зов «товарища» откликались, нередко приходили на помощь и бездарно попадали к теулям. Пока одни испанцы заманивали индейцев в свои сети, другие поджигали жилища, разрушали сваи, на которых держались острова, запускали в поселения тлашкальцев, которые с яростью пантеры вырезали местных жителей, не щадя никого. Теули не хотели, чтобы страдали местные, но шочимильки не озаботились укрытием для женщин и детей. Отчаянные крики в предсмертной агонии были невыносимы даже для испанцев. Но иного пути не было. Город яростно сопротивлялся. С проблесками рассвета прятаться становилось всё труднее для обеих противоборствующих сторон. Отряду Алехандро везло всё меньше — несколько боевых каноэ незаметно для испанцев причалили к другой стороне берега и напали на теулей в неожиданный для них момент. Самого Алехандро буквально застали врасплох: рослый индеец неожиданно набросился на него сзади так, что испанец лишь в последний момент успел среагировать, выбив у противника оружие, но и поплатился сам — арбалет, что и так едва дышал на ладан, безвозвратно погрузился в цветущие воды озера Шочимилько. Ацтек же не сдавался. Будучи теперь безоружным сбил испанца с ног, сталкивая в воду и, стиснув зубы, отчаянно топил неприятеля. Теуль оказался обездвижен. Отчаянно барахтаясь, иногда умудрялся вынырнуть, чтобы сделать вдох, но индеец с ещё большим остервенением вдавливал его, погружая в воду. Никто не видел их борьбы, не мог помочь — камрады сами едва отбивались от ацтекских бойцов. Противостоять хватке ацтекского воина, казалось, было невозможно. Алехандро расслабил тело, перестал сопротивляться, выдохнул воздух, что стремительно поднялся пузырьками на поверхность, и замер без движения. Индеец повёлся. Решил, что теуля удалось утопить и ослабил хватку. Получив призрачный шанс на спасение, Алехандро тут же нащупал поясной нож, резким движением всадил его ацтеку в бедро и провернул. Индеец взвыл от боли, отпустив неприятеля, а испанец тут же вынырнул, заходясь кашлем. Едва противник опомнился, Алехандро уже карабкался на берег, постоянно держа ацтека в поле зрения. Наконец, добравшись до суши, испанец смог разглядеть индейца. И узнал. — Хуан, чёрт тебя дери, — путая родной язык с науатлем, прохрипел испанец, — Это так ты встречаешь своего старого приятеля?! Молодой индеец поднял голову и мгновенно изменился в лице. Тоже узнал. — Ничего себе у тебя силища! — Алехандро продолжал заговаривать зубы, — Ты меня чуть одной левой не отправил к праотцам! Тепилцин, брат Майоаксочитль, медленно двинулся к берегу, оставляя на воде тонкий бордовый след. Алехандро наблюдал за ним. Нападать не собирался, но держался в напряжении, ожидая, что на этот раз выкинет ацтек. Добравшись до суши, Тепилцин извлёк оружие из места ранения, скривившись от боли, зажал бедро и бросил нож теулю со словами: — Убей меня, Маленький Змей. Мне не одолеть тебя. С тебя начался мой позор, только ты его и смоешь. — Скажи мне, Хуан, — нахмурился испанец, — Сколько ты уже не видел свою семью? Жену и сына. Год? Или больше? Ацтек молчал, но в глазах промелькнуло удивление. Откуда теуль может знать о его семье?