— Можно. — И вы принимали участие в предполагаемой экспедиции, по поводу которой мой гостеприимный хозяин проявляет такое любопытство? — Да. — Она действительно имела место? — Да. — По крайней мере, в отличие от большинства женщин, она не трещит без умолку, — пробормотал Эмерсон себе под нос. — Хорошо, мисс… э-э… Пибоди. Куда, к дьяволу, мы направлялись и почему? Вандергельт утверждает, что ничего не знает. Я рассказала ему. Брови Эмерсона совершили несколько тревожных движений. — Уилли Форт? Кажется, только вчера я говорил с ним… Вы говорите, что он мёртв? — И его жена — тоже. Детали не имеют значения, — продолжала я, потому что стремилась позабыть некоторые из этих деталей. — Дело в том, что некто узнал: потерянная цивилизация мистера Форта — не фантазия, и только мы одни можем привести его к ней. Мы поклялись, что никогда не раскроем её местоположение… — Да, да, всё понятно, — подхватил Эмерсон с ядовитой вежливостью. — Прошу простить меня, если выскажу некоторый скептицизм по поводу всего этого. Я сказал Уилли Форту, что он сумасшедший, и до сих пор не вижу никаких доказательств, противоречащих этому суждению. Вы со своим закадычным другом Вандергельтом могли выдумать эту историю по каким-то личным причинам. — Вы по-прежнему считаете доказательства проявлениями постороннего интереса к своим делам, — возмутилась я. — Ваша ушибленная голова и эта жуткая борода… — При чём тут моя борода? — Эмерсон, защищая, с силой вцепился в обсуждаемый предмет. — Оставьте её в покое, уж будьте так любезны. Я допускаю, что кто-то, судя по всему, проявляет дерзкий интерес к моим личным делам, но не так определённо, как вы… — Как он может проявлять интерес? Он не знает ничего — за исключением того, что в этом месте хранятся невероятные богатства… — Вы всегда перебиваете людей, когда они говорят? — Не больше, чем вы. Если они продолжают… — Я никогда не перебиваю! — рявкнул Эмерсон. — Будьте добры, разрешите мне закончить то, что я хочу сказать. — Будьте добры, заканчивайте, — огрызнулась я. Эмерсон глубоко вздохнул. — Да, есть люди, затаившие злобу на меня. Я не стыжусь этого, наоборот — этот факт заставляет меня испытывать скромную гордость, потому что во всех случаях их негодование проистекает вследствие моего вмешательства в их незаконную или аморальную деятельность. Кроме того, я, как вы, возможно, заметили, сдержанный, благоразумный и молчаливый человек. Я не говорю людям всё, что знаю. Я не собираюсь триумфально извещать о своих познаниях целый мир. Я никогда не открываю рта, если только… — О Боже праведный! — воскликнула я, вскочив. — Я вполне согласна с предложенной вами предпосылкой, и незачем было так долго её излагать: несомненно, существуют десятки людей, желающих убить вас по десяткам разных причин. Вам нужны доказательства того, что конкретный человек охотится за конкретными сведениями? Я предоставлю вам доказательства. Следуйте за мной. У него не было выбора: либо повиноваться, либо оставить своё любопытство неудовлетворённым, потому что, говоря, я одновременно шла к двери. Тяжело ступая и бурча себе под нос, он следовал за мной, пока я не добралась до своей комнаты и не распахнула дверь. — Здесь?! — воскликнул он, отшатнувшись назад. — Я отказываюсь… Взволнованная, удивлённая и раздражённая, я обошла его сзади и подтолкнула. — Если я позволю себе какую-нибудь грубость, можете позвать на помощь. Когда вы увидите, что я вам покажу, то поймёте, почему я предпочитаю не выносить это из комнаты. Садитесь. Бросив взгляд на кровать с балдахином, как способную выпустить бугристые щупальца, чтобы схватить его, Эмерсон обошёл её и осторожно опустился на стул. Он застыл, когда я подошла к кровати, но немного расслабился после того, как я вытащила коробку из-под матраца и вручила ему. Взглянув на содержимое, он слегка присвистнул, но воздержался от комментариев, пока тщательно не осмотрел оба скипетра, и когда он поднял глаза на моё лицо, они сверкали прежним синим огнём археологической лихорадки. — Если это подделки, то самые лучшие из всех, что я когда-либо видел, а вы с Вандергельтом пошли на нешуточные затраты, чтобы обмануть меня. — Они настоящие. Мы не обманываем вас. Даже Сайрус не видел их, Эмерсон. Он знает об этом не больше, чем наш неизвестный враг, который собрал те же улики, что и Сайрус… — Неизвестный? Не для меня. — Как? — воскликнула я. — Вы узнали его? — Конечно. Он отпустил бороду, покрасил её вместе с волосами, и выглядел старше… вернее, — задумался Эмерсон, — так и следовало ожидать, поскольку он и есть старше. Никаких сомнений. Ну-ну. Это объясняет его не укладывающееся в рамки поведение. Я не мог себе представить, почему он так злобно ведёт себя, поскольку я был одним из тех немногих, кто защищал его. Какой печальный мир, когда жадность оказывается сильнее, чем благодарность, и жажда золота заставляет забыть о дружбе… — Мужчины на редкость наивны, — провозгласила я. — Самая распространённая реакция на оказанное добро — негодование, а не благодарность. Он, вероятно, ненавидит вас даже больше, чем осуждавших его. Значит, это был мистер Винси. Мне показалось, что я узнала его голос. — Вы знаете его? — Да. А вот его кот. — Я указала на Анубиса, свернувшегося на диване. — Он попросил нас — к чёрту его наглость! — заботиться о животном, пока он будет в Дамаске. — В Дамаске он, конечно, не был, — согласился Эмерсон. — Хорошо, давайте перейдём к делу вместо блуждания по женской привычке вокруг да около. Винси находится на свободе, и было бы крайней небрежностью полагать, что он откажется от своего замысла. А сейчас у него ещё больше поводов досадовать на меня — после того, как я так изящно покинул его. Я мог бы… Что случилось? Вы поперхнулись? Выпейте стакан воды и перестаньте отвлекать меня. Момент явно не благоприятствовал напоминанию, что побег Эмерсона не был ни изящным, ни осуществлённым им самолично. Захлёбываясь негодованием, я хранила молчание. Эмерсон задумчиво продолжал: — Я мог бы выследить и поймать его, наверно, но будь я проклят, если позволю ему вмешиваться в мою профессиональную деятельность больше, чем он уже сделал это. Если я ему нужен, он явится за мной. Да, так будет лучше всего. Я могу заняться своей работой, а если он вернётся, я с ним разберусь. Я размышляла, как лучше отреагировать на это самодовольное заявление, но тут услышала, что кто-то приближается. Шаги принадлежали Сайрусу, их быстрый темп вызвал покалывание кожи на затылке — знак тревоги. Он почти бежал, и, приблизившись к двери, закричал: — Амелия, вы здесь? — Минуточку, — отозвалась я, выхватывая коробку у Эмерсона и торопливо возвращая её в тайник. — Что случилось, Сайрус? В чём дело? — Большая неприятность, по-моему. У нас незваная гостья! * * * Как только я спрятала ящик, то сразу же впустила Сайруса. Волнуясь, я упустила из виду тот факт, что присутствие Эмерсона может вызвать некоторое смущение — особенно у Эмерсона — пока не увидела, как у Сайруса отвисла челюсть, и яркий красный цвет залил его худые щёки. Эмерсон тоже немного покраснел, но решил перейти в наступление. — Вы прерываете профессиональную дискуссию, — прорычал он. — К чему эта суета? — Незваная гостья, — напомнила я ему. — Кто? Где? — Здесь, — ответил Сайрус. Один из матросов втолкнул её в комнату. Судя по платью, это была женщина, хотя изношенные чёрные одежды полностью скрывали её фигуру, а пыльная вуаль позволяла видеть лишь пару испуганных тёмных глаз. — Это бедная деревенская женщина, сбежавшая от жестокого мужа или отца-тирана, — воскликнула я, мгновенно проникшись к ней симпатией. — Тысяча чертей! — выругался Эмерсон. Он сидел, выпрямившись и скрестив руки. Её глаза остановились на его лице; внезапно она вырвалась и бросилась к его ногам. — Спасите меня, о Отец Проклятий! Я рисковала своей жизнью ради вас, и теперь она висит на волоске. В этот день, казалось, в воздухе постоянно витают преувеличения, подумал я про себя. Она попыталась удержать охранника-убийцу от входа в камеру Эмерсона, но как об этом мог узнать зловещий главарь? И та ли это женщина? Её голос звучал по-другому: более хриплый, более глухой, с отчётливым акцентом. — Вы в безопасности рядом со мной, — сказал Эмерсон, изучая склонённую чёрную голову (я радостно отметила — с достаточно скептическим выражением). — Если говорите правду. — Вы мне не верите? — Оставаясь на коленях, она откинулась назад и отбросила вуаль с лица. Я вскрикнула в ужасе. Неудивительно, что я не узнала её голос — на опухшей шее чернели отпечатки пальцев. Её лицо также изменилось до неузнаваемости — вздувшееся и пятнистое, со следами жестоких ударов. — Вот что он сделал со мной, когда узнал, что вы сбежали, — прошептала она. Жалость не полностью уничтожила мои подозрения. — Как он узнал… — начала я. Опустив вуаль, она повернулась ко мне. — Он избил меня, потому что я проявила сострадание и потому… потому, что он был зол. Лицо Эмерсона оставалось бесстрастным. Те, кто никогда не видел демонстрации кипящего моря чувств под сардонической внешней маской, возможно, считали его равнодушным, однако я знала: он вспомнил о молоденькой женщине, которую не смог спасти от отца-убийцы[162]. Но ничего не отразилось в его голосе, когда он грубо отрезал: — Найдите ей комнату, Вандергельт. У вас на судне достаточно свободных мест. Она поцеловала его руку, хотя он и пытался остановить её, и последовала за Сайрусом. Нахмурившись, Эмерсон достал трубку. Я услышала, как Сайрус вызвал стюарда и распорядился ему показать леди (на этом слове он немного споткнулся, но я воздала ему должное за усилие) свободную каюту. Затем он вернулся: — Вы с ума сошли, Эмерсон? Эта шл… чёртова девка — шпионка. — А её ушибы получены для придания правдоподобия сказанному, иначе историю посчитают неубедительной? — сухо спросил Эмерсон. — Как преданно она должна любить своего мучителя. Худощавое лицо Сайруса потемнело.