Я взглянула на Сайруса, который пожал плечами, улыбнулся и жестом пригласил меня идти с ним. Мы позволили Эмерсону уйти вперёд, Абдулла чуть ли не наступал ему на пятки. Никто больше не жаждал оказаться в одной компании с ним. Тем не менее, фактически мы посетили некоторые из северных гробниц, но только после того, как Эмерсон заметил ещё один памятник, который вознамерился подробно изучить в этом сезоне. По скалистому периметру своего города Эхнатон вырезал ряд памятных знаков, определяющих границы его владений и посвящённых своему богу. Мы с Эмерсоном нашли и скопировали три из них. Эти стелы, как их называют, были одинаковой формы. Внизу — полукруг с длинной иероглифической надписью, выше — барельеф, изображающий правителя с семьёй, поклоняющихся своему богу Атону в виде солнечного диска, который отбрасывает лучи, заканчивающиеся маленькими человеческими руками. Статуи королевской семьи стояли с обеих сторон. Большинство пограничных стел практически разрушилось, а некоторые были преднамеренно уничтожены врагами правителя-еретика после его смерти и восстановления старых богов, которых он отвергал. — Здесь две серии надписей, одна из которых более ранняя, чем другая, — сказал Эмерсон. Уперев руки в бёдра, он стоял с непокрытой головой в солнечном свете, глядя вверх на возвышавшуюся над нами скалу. — Вот одна из ранних, где с родителями стоят две принцессы. На более поздних стелах изображены три дочери. Сайрус стащил с головы тропический шлем и стал им обмахиваться. — Не пойму, чёрт побери, как вам это удаётся. Верхушка клятой горы в добрых тридцати футах от земли, а скала абсолютно отвесная. — К ним не приблизишься иначе, как сверху, — согласился Эмерсон. Он обернулся. Чарли пытался спрятаться за Абдуллой, чьи высокий рост и развевающиеся одежды предлагали достаточно просторное убежище, но глаза Эмерсона смотрели прямо на юношу. Затем с жестоким юмором Эмерсон произнёс: — Пограничные стелы — ваша ответственность, Холли. Здоровый молодой человек — такой, как вы — должен получать удовольствие от копирования текстов, болтаясь на конце верёвки. Крутой путь привёл нас к уступу, на котором находилась северная группа гробниц знати. С момента их обнаружения они были уязвимы для бесчинств времени и расхитителей могил. Недавно Департамент Древностей поставил железные ворота на подходе к самым интересным из них. Эмерсон изучил эти ворота, которых ещё не было в наше время, с критическим любопытством. — Это не американская поговорка — о том, чтобы запереть дверь конюшни после того, как лошадь уже украли? Ну, лучше уж поздно, чем никогда. У кого есть ключи? — Я могу раздобыть их, — ответил Сайрус. — Поскольку я не знал… — Возможно, они понадобятся мне позже, — последовала короткая реплика. Эмерсон отказывался произнести хотя бы слово, пока мы не достигли лагеря Абдуллы. Зная Абдуллу, я не удивилась, увидев, что его усилия состояли в том, чтобы поставить несколько палаток и собрать верблюжий навоз для костра. — Очень мило, Абдулла, — сказала я. Реис, исподволь бросавший на меня взгляды, расслабился, но снова напрягся, когда я продолжила: — Конечно, ничто не может сравниться с хорошей, удобной гробницей[166]. Почему мы не… — Потому что мы не собираемся работать в гробницах, — сказал Эмерсон. — Здешняя местность равноудалена от обеих групп, северной и южной. — Здешняя? — повторил с негодованием Сайрус. — Что за дерь… глупости — тратить время на эту область? Здесь нет никаких домов — слишком далеко от главного города, и никто не находил ни малейших доказательств существования гробниц. Красиво очерченные губы Эмерсона — ныне, увы, практически скрытые от моих любящих глаз под чёрной щетиной — насмешливо изогнулись. — Большинство моих коллег не найдут гробницу, даже если рухнут в неё. Я же говорил вам, Вандергельт, объяснения придётся подождать до вечера. У нас впереди ещё долгий путь. Следуйте за мной. Солнце теперь стояло прямо над головой, и мы уже шли (если можно так выразиться) несколько часов подряд. — Ведите, — сказала я, крепко вцепившись в зонтик. Эмерсон уже не раз искоса смотрел на него, но не задавал вопросов, поэтому я не видела причин объяснять, что зонтик — один из самых полезных предметов, которые человек может взять с собой в такую экспедицию. Он не только обеспечивает тень, но и может использоваться, как трость — или, если понадобится, как оружие. Моим зонтикам часто приходилось выступать в роли последнего. Они были изготовлены по особому заказу, имея тяжёлый стальной стержень и острый наконечник. Как и подобает галантному джентльмену (которым он и являлся), Сайрус пришёл мне на помощь. — Нет, сэр, — заявил он. — Уже полдень, и я голоден. Мне нужно пообедать, прежде чем я сделаю ещё хоть один шаг. Эмерсон, выразив неудовольствие, согласился. Тень палаток радостно приветствовалась. Один из слуг Сайруса распаковал корзину, приготовленную шеф-поваром, и мы принялись за несравненно более изысканный ланч, чем достаётся большинству археологов. Пока мы ели, Эмерсон снисходительно читал лекции. Бо́льшая часть замечаний касалась обоих молодых людей. — Каменная кладка, мисс… э-э… Пибоди, о которой идёт речь, находится на склонах и на дне ущелья позади нас. Часть её, вероятно, осталась от храмов при гробницах. Руины на дне котловины явно имеют другую природу. Завтра примемся за работу с полной командой. Вы, Вандергельт, и мисс… э-э… — Если формальное обращение так вас беспокоит, можете отказаться от него, — спокойно сказала я. — Вы двое будете помогать мне, — фыркнул Эмерсон. Надеюсь, это получит ваше одобрение, мисс Пибоди? — Безусловно, — ответила я. — Вандергельт? — Дождаться не могу, — скорчил гримасу Сайрус. — Очень хорошо. — Эмерсон резко вскочил. — Мы потратили впустую массу времени. Уходим. — Вернёмся к дахабии? — с надеждой спросил Сайрус. — Поскольку вы решили, где хотите вести раскопки… — Боже мой, дружище, впереди ещё шесть часов дневного света, а мы исследовали менее половины площади. Поторопитесь, ладно? Все завистливо наблюдали, как слуга Сайруса удалялся к реке с пустой корзиной, затем шествие возобновилось, возглавляемое Эмерсоном и его окружением. Я предположила, что он хотел закончить обход скальной цепи, и сердце билось при мысли о том, чтобы снова увидеть южные гробницы, где мы провели так много счастливых лет. Но почему-то меня не удивило, когда он привёл нас в предгорья к открытому сооружению из скалистых валов. Сайрус, всегда на моей стороне, не сумел задушить американскую божбу: — Великий Иосафат! У меня было ужасное предчувствие. Королевский вади! Трёхмильный поход в каждом направлении, и готов поспорить, что при такой температуре на скале можно яйцо зажарить. — Держу пари, что так и есть, — согласилась я. Как я уже объясняла (но повторю для не столь внимательных читателей), вади — это каньоны, прорезанные на высоком пустынном плато прошлыми наводнениями. Вход в этот был расположен посередине между южными и северными группами гробниц. Его собственное имя — Вади Абу Хаса эль-Бахри, но по причинам, которые вполне очевидны, его обычно называют главным вади. Собственно королевский вади — узкое ответвление более крупного каньона, примерно в трёх милях от входа в последний. Здесь, в месте отдалённом и пустынном, как лунная долина, Эхнатон построил свою собственную гробницу. Если южные гробницы пробудили во мне болезненные воспоминания, то королевская гробница навеяла сцены, которые неизгладимо запечатлелись в моём сердце. В мрачном коридоре этой гробницы я впервые испытала объятия Эмерсона; по усыпанному обломками дну вади мы бежали при лунном свете, чтобы спасти тех, кого любили, от ужасной смерти[167]. Каждый шаг на этом пути был мне знаком, и место было столь же наполнено романтикой, как сад роз для того, кто вёл заурядную, скучную жизнь. Вскоре после того, как мы вошли внутрь, долина изогнулась, отрезав вид на равнину и окрестности. Примерно через три мили каменистые стороны сомкнулись, и с обеих сторон открылись меньшие вади. Эмерсон уже исчез; затем мы увидели, что он торопится по одному из узких боковых каньонов, дно которого поднималось по мере того, как путь шёл на северо-восток. — Вот оно, — со сдержанным волнением сказала я. — Впереди и слева. Вскоре и другие увидели — тёмное отверстие, обрамлённое каменной кладкой, над каменистой осыпью. Чарли застонал. Его чисто выбритое лицо уже носило признаки того, что обещало стать болезненным солнечным ожогом. Даже шляпа не может полностью защитить тех, кто обладает прекрасным цветом кожи, от воздействия пылающего египетского солнечного шара. Когда мы поднялись к выступу перед гробницей, Эмерсон уже стоял там, сердито глядя на железные ворота, загораживавшие вход. — Нам обязательно понадобится этот ключ, — сказал он Сайрусу. — Удостоверьтесь, что он будет на месте завтра утром. К тому времени, когда Эмерсон объявил, что мы закончили, я была в таком же неведении о его намерениях, как и Сайрус. В течение часа он ползал у подножия скал к северу и к югу от королевской гробницы, пытаясь протиснуться в дыры, как хорёк в поисках крысы. — Куда мы идём? — спросил Сайрус, когда мы устало плелись назад по скалистой тропе. — Послушайте, Эмерсон, нет никакой реальной причины, по которой мы не можем переночевать на дахабии. — А я и не говорил, что она есть, — ответил Эмерсон, придав голосу оттенок невинного удивления, что заставило Сайруса заскрежетать зубами. Когда мы подошли к трапу, я увидела, что Анубис уже ждал нас. Где он был и как проводил время, я не представляла, но, увидев нас, он встал, потянулся, зевнул и пошёл рядом с нами. — Через полчаса встречаемся в салоне, — сказал Эмерсон, направляясь в свою комнату. Кот последовал за ним. Я услышала, как он сказал: «Хороший котёнок», — когда наткнулся на него. Я едва успела искупаться и переодеться за то время, которое нам выделили, но мне это удалось, поспешно выбрав предмет одежды, не требующий длительного процесса застёгивания без всякой помощи в отношении пуговиц. (Я не могу себе представить, как женщинам, не имеющим мужей или личных горничных, вообще удаётся одеваться. Платья, застёгивающиеся сзади, способны одеть разве что акробатка или женщина-змея.) Эмерсон уже сидел в салоне, размышляя над кучей бумаг и планов, разбросанных по столу. Его брови поднялись, когда он увидел мои розовые воланы и оборки (одежда, о которой я упоминала, была халатом для чая), но он воздержался от комментариев и только хрюкнул, когда я приказала стюарду подавать чай. Я наливала чай, когда вошёл Сайрус, за которым следовали оба молодых человека. Видимо, на людях они чувствовали себя в большей безопасности. Бедный Чарли был красным, как английский кирпич, а рот Рене как-то опустился вниз, повторяя линию усов. Эмерсон сидел, постукивая пальцами по столу, и многозначительно-терпеливо смотрел, как я раздаю питьё. Затем протянул: — Если чёртовы правила любезности в обществе соблюдены к вашему полному удовлетворению, МИСС Пибоди, я бы хотел начать. — Ничто вам не мешало, — мягко ответила я. — Пожалуйста, передайте чашку профессору Эмерсону, Рене. — Я не хочу проклятого чая, — пробурчал Эмерсон, принимая чашку. — Я думал, вы все горите желанием узнать, где мы будем вести раскопки. — Вы говорили нам, — подхватил Сайрус, пока Эмерсон отпивал чай. — Стелы… — Нет, нет, они не займут весь наш сезон, — перебил Эмерсон. — Вы, дилетанты-американцы, вечно тянетесь к королевским гробницам. Что вы скажете о гробнице Нефертити? ГЛАВА 9 Мученичество зачастую является результатом чрезмерной доверчивости. Эмерсон обожает драматические объявления. Но боюсь, что результаты его разочаровали. Вместо выражений восторженного энтузиазма или презрительного недоверия (от которых он просто счастлив), последовало лишь скептическое хмыканье Сайруса. Оба молодых человека, можно сказать, и пикнуть боялись, а я приподняла брови и заметила: — Её похоронили в королевской гробнице, с мужем и ребёнком. Эмерсон выпил чай. Затем протянул свою чашку, чтобы её вновь наполнили, и вступил в битву, приносящую ему наслаждение, и (должна признаться) большей частью — победу и триумф.