Он указал на другого человека, который наконец-то его догнал. Круглое красное лицо украшали роскошные благородные усы, закрученные, как рога водяного буйвола. Сняв шлем, он согнулся в поясе, официально поклонившись. — Guten Morgen, meine Freunde[192]. Приветствовать вас удовольствием для меня является. Я не мог в Каире сделать это, потому что в Дамаске находился я. — Карл фон Борк![193] — воскликнула я. — А я-то думала — вы в Берлине, работаете вместе с профессором Зете[194]. — Так и было, — ответил Карл, снова кланяясь. — До лета, когда должность в дамасской экспедиции предложили мне. Египетские рельефы были найдены… — Да, теперь вспоминаю, — прервала я, потому что Карл, как и мой сын, безостановочно продолжал говорить, пока его не останавливали. — Кто-то — кажется, преподобный Сейс — упоминал об этом, когда мы обедали с ним в Каире. Так вы говорите, что мистер Винси был с вами? — Ja, ja, das ist recht[195]. Лихорадкой я заболел, и боялся, что не оправлюсь скоро. Необходима замена была для работы моей. Добрый Господь послал мне здоровье раньше, чем надеялся я, и когда герр Винси телеграфировал мне, что полиция в страшных преступлениях обвинила его, я поспешил сразу, чтобы очистить его имя. Я слышал, о чём упоминать так тяжело и печально мне, о несчастном случае с герром профессором, но предположить никогда не мог… — Да, Карл, благодарю вас, — снова вмешалась я. — Значит, полиция приняла вашу историю? Странно, что они не сообщили мне. — Только вчера меня известили, что я очищен от подозрений, — объяснил Винси. — Мы немедленно отправились в Амарну, потому что мне неизмеримо больше хотелось очистить себя перед вами, нежели перед полицией. — Он полез в карман, а потом лукаво улыбнулся. — Вы позволите? Я привёз и другие свидетельства — билеты на поезд, датированные и прокомпостированные, квитанцию из отеля «Султана», аффидевиты[196] от других участников экспедиции. — Мне хватает свидетельства Карла, — промолвила я. — Он старый друг, известный нам уже много лет… Эмерсон фыркнул — естественно, он не помнил, чтобы когда-либо видел Карла. — И всё же, — продолжала я, — надеюсь, Карл не обидится, если я позову другого свидетеля, а тем временем попрошу Сайруса подержать вас на прицеле (надеюсь, чисто формально), пока я не найду её. — Хорошая идея, — согласился Сайрус. — Не то, чтобы я сомневался в вашем слове, фон Борк, но это самая чертовски невероятная история, которую я когда-либо слышал. Если это не Винси, тогда кто… — Всему своё время, — прервала я. — Во-первых, где Берта? Не стоило искать её — она находилась в нескольких шагах от нас. Рядом с ней стоял Рене, его рука обнимала её тонкие плечи. — Не бойтесь, — заверял он её. — Этот злодей, эта скотина теперь не сможет повредить вам. — Но это не он, — ответила Берта. — Я бы исколотил его, как… — Челюсть Рене отвисла. — Что вы сказали? — Это не он. — Берта медленно двинулась вперёд, высвободившись из защитного круга его руки. Широкие тёмные глаза не отрывались от Винси. — Они похожи на сыновей одной матери, но он — не тот человек. Мне ли этого не знать? * * * — Значит, это всё-таки был Сети, — подытожила я. Мы ушли в тень, и я попросила Селима заварить чай. С такими ошеломляющими доказательствами, подтверждающими объяснения мистера Винси, вряд ли казалось справедливым исключить его из нашей компании, но я заметила, что Сайрус держал правую руку в кармане, а чашку — в левой руке. — Напрашивается неизбежный вывод, — продолжала я. — Кто ещё, кроме мастера маскировки, которым, как нам известно, является Гений Преступлений, мог бы столь точно имитировать облик мистера Винси? С опасной мягкостью в голосе Эмерсон попросил разъяснить эту фразу. Я обошлась общими словами, опуская некоторые детали наших прежних встреч с Сети. Когда я закончил, Эмерсон задумчиво взглянул на меня, прежде чем заговорить. — Я начинал верить, что вы меньше страдаете от путаницы в мыслях, чем другие представительницы вашего пола, Пибоди. Мне было бы жаль обнаружить, что я ошибался, но это нагромождение бессмыслиц, эта сенсационная выдумка… — Такой человек существует, — прервал Винси, слегка покраснев под переместившимся на него критическим взглядом Эмерсона. — Любой, кто вовлечён в незаконную торговлю древностями, знает о нём. Несчастный инцидент в моём прошлом, о котором я горько сожалею и который я пытался всеми силами загладить, привёл меня в соприкосновение с этой торговлей. — Ja, ja, — энергично кивнул Карл. — Я тоже такие истории слышал. Одни склоняются, natürlich[197], отвергнуть их, как пустые слухи, но такой выдающийся человек, как месье де Морган… — Галиматья! — вспыхнув, закричал Эмерсон. — Следует признать, что кто-то воспользовался отсутствием Винси, но избавьте меня от необходимости выслушивать всякую ерунду о гениях преступлений. Можете сидеть здесь и плести небылицы хоть целый день, если желаете, а я возвращаюсь к работе. И он ушёл, а за ним последовал Абдулла, а за Абдуллой последовал кот. Винси печально улыбнулся. — Кажется, я лишился привязанности Анубиса. Кошки — неумолимые существа; по-моему, он обвиняет меня в том, что я бросил его, и не примет никаких оправданий. Надеюсь, миссис Эмерсон, что вы окажетесь милосерднее. Вы верите мне? — Ни один разумный человек не смог бы усомниться в ваших доказательствах, — ответила я, глядя поверх небольшой кучки квитанций и свидетельств — которые я, конечно же, внимательно изучила — на важное лицо Карла фон Борка. — И это недоразумение дало мне удовольствие снова встретиться с Карлом. Как Мэри, Карл? Мы слышали, что она болела. — Ей лучше, благодарю вас. Но… герр профессор… Это правда, что от друзей услышали мы? Он, похоже, не узнал меня. — Временная частичная потеря памяти, — призналась я, поскольку отрицать это было бы глупо. — Но этот факт не является общеизвестным, и я надеюсь, что вы будете с осторожностью упоминать об этом — особенно, если будете писать Уолтеру. — Мы общаемся реже, чем хотелось бы, — ответил Карл. — Столь блестящий учёный, мистер Уолтер Эмерсон, ярчайшая звезда в филологии, моей области. Он не знает о своём выдающемся брате… — Мы ожидаем полного выздоровления, — решительно прервала я. — Нет смысла огорчать Уолтера. Как бы мне ни хотелось поболтать с вами, Карл, мне следует вернуться к своим обязанностям. Увидимся попозже? Возможно, вы вечером согласитесь отобедать с нами на дахабии мистера Вандергельта. Я взглянула на Сайруса, ожидая подтверждения приглашения. Всё ещё озабоченный проблемой употребления чая левшами, он отрывисто кивнул. — Пожалуй, лучше не стоит, — сказал Винси. — Вы добрая и справедливая женщина, миссис Эмерсон, но сейчас вы будете ощущать неудобство в моём присутствии — оно вызовет к жизни слишком много мучительных воспоминаний. Мы переночуем в Минье[198] и присоединимся к вам на следующее утро. Карл вернётся к раскопкам — он уже слишком много времени посвятил моим делам. Что касается меня — я в вашем распоряжении в любое время и для любых целей. — Где вы будете жить? — спросила я. — В своей каирской квартире, и займусь тем же делом, что и вы. — Его лицо застыло. — Моё доброе имя запятнано, репутация поставлена под сомнение. Это пятно останется до тех пор, пока злоумышленник, опорочивший меня, не будет пойман и наказан. Мои мотивы для его выслеживания не столь убедительны, как ваши, но надеюсь, вас успокоит знание того, что мои усилия направлены на то же, что и ваши. Я обняла Карла, что заставило его покраснеть и заикаться, и пожала руку мистеру Винси. Сайрус не сделал ни того, ни другого. Он не вынимал руки из кармана, пока обе удалявшиеся фигуры не превратились в призрачные из-за расстояния и кружащегося в воздухе песка. И только тогда промолвил: — Наверное, я просто тупоголовый старый янки, Амелия, но не стал бы так рано поворачиваться спиной к этому парню, Винси. — Вы знаете Карла не меньше моего. Я сомневаюсь в его словах не больше, чем если бы они принадлежали Говарду Картеру или мистеру Ньюберри. — Чем честнее человек, тем легче его околпачить, — буркнул Сайрус. — Просто пообещайте мне, Амелия: если Винси попросит вас встретиться с ним в какой-то тёмной аллее, вы не примете приглашения. — Право, Сайрус, вы же знаете, что я никогда не пойду на такую глупость. Когда я вернулась к маленькому фаянсовому кольцу, бережно извлечённому из земли, то увидела, что Анубис растянулся вдоль стены. Я и забыла о нём, и, очевидно, мистер Винси — тоже. Очевидно, его «верный спутник» оказался не таким верным, как он считал. Не то, чтобы я обвиняла умное животное в том, что он предпочитал Эмерсона и мою компанию… С помощью щётки и крошечных щупов я освободила кольцо из державшего его куска затвердевшей глины. Эмерсон подошёл ко мне посмотреть, как я справляюсь, и я вручила ему кольцо — или, если быть более точным, фасетку[199] кольца. Когда мы находили эти заурядные предметы, сделанные из дешёвого хрупкого фаянса, они обычно отличались потерей тонкого хвостовика; возможно, он отламывался, когда кольца выбрасывали. Иногда они украшались именем правящего фараона и носились в знак преданности, в других случаях фасетку украшало изображение бога, которого владелец желал почтить. — Бес[200], — сказала я. Эмерсон фыркнул. — Итак, преданность Эхнатона его «единственному богу» вызывала стремление подражать правителю отнюдь не у всех жителей Амарны. — Призыву невзрачных маленьких семейных богов было трудно сопротивляться. — Я откинулась на пятки и помассировала ноющие плечи. — Свидетельство тому — популярность некоторых святых в католических странах. Бес, будучи покровителем весёлых развлечений и… э-э… супружеского счастья… Эмерсон снова фыркнул. — Ладно, Пибоди, хватит бездельничать. Там ещё добрая куча песка, которую нужно просеять. Я отметила кольцо в перечне и поместила его в соответствующую коробку, на которой указывались номера, присвоенные площади, дому и конкретной комнате. Когда я снова вернулась к своей задаче, мною овладело странное чувство уныния. Мне следовало бы поощрять употребление Эмерсоном этого любимого и любящего именования — то есть моей девичьей фамилии, без прибавки «мисс». Он использовал его, как и всегда, с саркастическим оттенком, но даже это был шаг вперёд — Эмерсон молчаливо наградил меня признанием такого же равенства, которым бы он одарил любого другого работника, кому посчастливилось оказаться мужчиной. Но не Эмерсон повлиял на моё настроение, и не поистине поразительное подтверждение невиновности мистера Винси, хотя понимание того, что теперь нам придётся иметь дело не с обычным преступником, а с тем самым загадочным и неизвестным гением преступного мира, столь часто ускользавшим от поимки, было, конечно, обескураживающим. Меня больше всего беспокоила необходимость признать, что я ошибалась в своей оценке характера Сети. Я была достаточно легковерна, чтобы поверить слову чести этого странного человека — поверить его обещанию, что он никогда больше не посягнёт на мою жизнь. Очевидно, ему следовало доверять в этой области не более, чем в любой другой. Я не должна была испытывать удивление или разочарование. Но испытывала. Распухший солнечный шар низко повис над рекой, покрытой восходящим вечерним туманом, когда мы снова вернулись к дахабии. Эмерсон безжалостно подгонял мужчин, но не давал спуску и себе — а тем более мне. Я с трудом передвигалась и страдала от судорог в результате сидения на корточках, поэтому с радостью приняла руку, предложенную Сайрусом. Рене предложил свою Берте. Наблюдая за так различавшейся парой — худощавым щеголеватым юношей и шагавшим рядом неуклюжим тюком бесформенной ткани — я задумчиво произнесла: — Я никогда не позволяла себе вмешиваться в романтические привязанности, Сайрус, но не одобряю эти отношения. Его намерения не могут быть серьёзными — в смысле брака, я имею в виду. — Надеюсь, что нет, — охнул Сайрус. — Его мать принадлежит к какому-то знатному французскому роду. Старушка свалится в припадке, если сынок притащит домой подобный растрёпанный цветочек. — Пожалуйста, не говорите об этом Эмерсону. Он настроен против аристократии так же предвзято, как и против молодых влюблённых. Тем не менее, Сайрус, я не могу одобрить неподобающую привязанность, это бесчестно по отношению к девушке. — Полагаю, вы уже распланировали её будущее, — уголки рта Сайруса задрожали. — Собираетесь ли вы ввести её в курс дела, хотя бы частично? — Ваше чувство юмора восхитительно, дорогой Сайрус. У меня не было времени серьёзно обдумать этот вопрос; сначала нужно выяснить, какие у неё таланты и как лучше всего их использовать. Но, конечно же, я не позволю ей вернуться в жизнь, связанную с унижениями и оскорблениями, которые она испытывала до сих пор. Достойный брак или достойная профессия — какой иной выбор предоставлен любой женщине, имеющей возможность выбирать? Рука Сайруса потянулась к подбородку. Не обнаружив и следа бородки, которую можно было подёргать — по привычке, когда он был озадачен или взволнован — он просто потёр подбородок. — Я считаю, что вы лучший судья, чем я, — ответил он. — Я тоже так считаю, — рассмеялась я. — Я знаю, о чём вы думаете, Сайрус: я — замужняя женщина, а не неопытная девушка, Но вы ошибаетесь. Мужчины всегда верят в то, во что хотят верить, и одно из их наименее привлекательных заблуждений относится к… м-м… Размышляя, как лучше всего коснуться этого деликатного вопроса (хотя, вообще-то, не существует способа деликатно выразиться на эту тему), я увидела, что чёрный халат Берты качнулся к Рене, и головы склонились друг к другу. У меня перехватило дыхание. — Ничего, дорогая, я понимаю, что вы имеете в виду, — улыбнулся Сайрус. Однако вовсе не смущение лишило меня дара речи. Волнообразная, покачивающаяся походка девушки пробудила в памяти давно забытое. Я знала другую женщину, чьи движения были столь же змееподобно грациозны. Её имя значилось в списке, который я отправила сэру Ивлину Барингу[201].