— Исключительно для вашего же блага, — запротестовал Сайрус. — Господь с вами, Амелия, иногда ваша способность во всём разобраться пугает меня до чёртиков. Вы точно не занимаетесь колдовством втайне от других? — Хотела бы. Чтобы иметь возможность проклясть кое-кого. Я слушаю вас, Сайрус. Расскажите мне всё. Конечно, я была абсолютно права. Тем утром появилась группа верховых туристов. Они попросили гостеприимства у омдеха, но внезапно передумали и поспешно отправились назад. — Они наверняка подслушали заявление Абдуллы, что собака не была бешеной. Или кто-то сообщил им, — размышляла я. — Вся чёртова деревня слышала Абдуллу, — проворчал Сайрус. — Это не его вина. И вообще ничья вина. Вот почему Эмерсон сегодня днём бродил по северным утёсам! Он считает, что «туристы» по-прежнему находятся по соседству. Безусловно, это так; наш враг не сдаётся. А Эмерсон решился встретиться с ним лично. Я не могу этого допустить. Где Абдулла? Я должна… Я попыталась спустить ноги с кровати. Сайрус подскочил ко мне и нежно, но твёрдо заставил меня вернуться назад. — Амелия, если вы не прекратите свои выходки, я заткну вам нос и залью дозу лауданума в горло. Вы только усугубите свою рану, если не дадите ей возможность затянуться. — Вы правы, Сайрус, конечно, — согласилась я. — Но как дьявольски неудобно! Я и пошевелиться не могу, чтобы облегчить обуревающие меня чувства. Как быстро он преодолел своё смущение, оставшись наедине со мной в комнате! Он сидел на кровати, его руки все ещё лежали на моих плечах, а взгляд был бездонно глубок. — Амелия… — Не могли бы вы оказать мне любезность и принести стакан воды, Сайрус? — Через минуту. Вы должны выслушать меня, Амелия. Я не могу больше этого вынести. Из уважения к чувствам, которые были (я убеждена) подлинными и глубокими, я не буду записывать слова, в которые он облачил их — простые и мужественные, как и сам Сайрус. Когда он остановился, я смогла только покачать головой и произнести: — Мне очень жаль, Сайрус. — Значит… надежды нет? — Вы забываетесь, мой друг. — Я не тот, кто может забыть, — отрезал Сайрус. — Он не заслуживает вас, Амелия. Оставьте его! — Никогда, — ответила я. — Никогда. Пусть даже это займёт целую жизнь. Это был драматический момент. Я верю, что мой голос и мой взгляд были убедительны. Я имела в виду именно то, что говорила. Сайрус снял руки с моих плеч и отвернулся. Я мягко промолвила: — Вы ошибаетесь, принимая дружбу за более глубокие чувства, Сайрус. Однажды вы найдёте женщину, достойную вашей привязанности. — Тем не менее, он сидел молча, его плечи согнулись. Мне кажется, что толика юмора облегчает сложные ситуации, и я весело добавила: — Вы только подумайте — вряд ли у неё будет такой сын, как Рамзес! Сайрус расправил широкие плечи. — Никто не мог бы иметь такого сына, как Рамзес. Даже если вы хотели меня таким образом утешить. Больше я не скажу ни слова. Могу ли я прислать вам Абдуллу? Судя по всему, если я этого не сделаю, вы свалитесь с постели и поползёте вслед за ним. Он принял всё, как мужчина. Я и не ожидала от него меньшего. * * * Абдулла выглядел ещё неуместнее в моей комнате, чем Сайрус. Он хмуро изучал оборки и гофрировку с глубоким подозрением и отказался от предложенного мной кресла. Мне не потребовалось много времени, чтобы заставить его признаться, что он тоже обманул меня. — Но, ситт, вы меня не спрашивали, — нашёл он слабое оправдание. — Ты не должен был ждать, пока тебя не спросят. Почему ты сразу не пришёл ко мне? О, неважно, — нетерпеливо прервала я, когда Абдулла закатил глаза и попытался выдумать очередную ложь. — Расскажи мне. Что именно ты узнал сегодня днём? Вскоре Абдулла удобно устроился на корточках на полу рядом с кроватью, и мы глубоко погрузились в дружескую беседу. В сопровождении Абдуллы, Дауда и Али (по крайней мере, у него осталось достаточно здравого смысла, чтобы взять их с собой), Эмерсон попытался узнать, куда исчезли таинственные туристы. Ни один лодочник не согласился бы переправить их через реку, и вряд ли бы кто-нибудь из них солгал — как невинно выразился Абдулла, «угрозы Отца Проклятий сильнее любой взятки». Это означало, что люди, которых мы искали, все ещё находились на восточном берегу. Странствующий погонщик верблюдов подтвердил это предположение: он видел группу всадников, направлявшихся в северную часть равнины, где скалы резко замыкались у реки. — Тогда мы потеряли их, — продолжал Абдулла. — Но у них должен быть лагерь где-то на холмах или в верхней пустыне, ситт. Мы не поехали дальше, уже было очень поздно, и Эмерсон сказал нам возвращаться. Он выглядел очень довольным. — Ещё бы, чтоб его дьявол побрал, — пробормотала я, сжимая кулаки. — Это объясняет внезапный интерес к пограничной стеле — всего лишь повод для исследования этой местности. И если повезёт — на что Эмерсон, очевидно, и рассчитывает — на него снова совершат нападение. Кроме того, он считает, что я вышла из строя и не смогу вмешаться в его идиотский план. Что ж! Подождём, пока он не увидит… Почти незаметное дрожание бороды Абдуллы заставило меня прерваться. Он трогательно верит в абсолютную бесстрастность своего лица. Поскольку он также считает, что я владею оккультными силами, ему трудно скрыть свои мысли от меня. — Абдулла, — сказала я. — Мой отец, мой уважаемый друг. Если Эмерсон попытается сегодня уплыть на лодке, остановите его любыми средствами, включая насилие. И если ты расскажешь ему о нашем разговоре… Я сделала паузу для эффекта, понимая, что самыми ужасающими являются невысказанные угрозы. Кроме того, в голову не приходило никакой угрозы, которую я была бы в состоянии выполнить. — Слушаю и повинуюсь. — Абдулла поднялся, изящно взмахнув полами халата. Официальная формула покорности произвела бы на меня большее впечатление, если бы он не пытался подавить улыбку. А затем он добавил: — Очень сложно, ситт, балансировать на лезвии ножа между твоими приказами и приказами Эмерсона. Он сказал мне то же самое час назад. ГЛАВА 15 Мученичество зачастую является результатом чрезмерной доверчивости.[245] На рассвете я поднялась и оделась — пояс с инструментами на талии, зонтик в руке. Мой боевой вид омрачала лишь незначительная деталь в виде бледно-голубого шерстяного шлёпанца на левой ноге. Опираясь на зонтик, я направилась к обеденному салону. (Лестница оказалась препятствием, пока я не подумала о том, чтобы подняться по ней в сидячем положении.) Было меньше суеты и сетований, чем я ожидала. Кевин приветствовал меня понимающей усмешкой, а Сайрус слабо запротестовал, не закончив фразу: — Амелия, я не думаю, что вам следовало бы… — Эмерсон посмотрел на бледно-голубой шерстяной шлёпанец, поднял брови, открыл рот, закрыл его и потянулся за следующим куском хлеба. После того, как мы закончили, Сайрус ушёл убедиться, что ослы готовы. Берта, за которой следовали трое юношей, будто гусаки за хорошенькой гусыней, предложила взять с собой моё снаряжение, на что я с удовольствием согласилась. — Минутку, Эмерсон, — сказала я, отодвигая стул от стола. — Я хочу поговорить с вами о Чарли. Такого он не ожидал. Застыв и положив руку на спинку стула, он подозрительно взглянул на меня, наклонив голову. — То есть? — Он не сообщал вам о своей боязни высоты? О Боже, я боялась, что так и будет. Мужчины вечно… — Он мне сказал, — перебил Эмерсон, нахмурившись. — Не представляю, на что он рассчитывал, становясь археологом. Гробницы существуют и в скалах, и пирамидах, и… — Тогда всё в порядке, — перебила я, припомнив начало одной из пресловутых лекций Эмерсона. — Но издеваться над ним вчера было жестокостью. — Не заставляйте меня слишком далеко зайти, Пибоди, — процедил Эмерсон сквозь стиснутые зубы. — Я и без того с трудом удерживаю себя в руках. Как вы посмели встать сегодня утром и выйти к нам в этом нелепом шлёпанце с подобным выражением безумной самоуверенности? Я запру вас в комнате, привязав к кровати! Небесами клянусь, так и будет! Хотя зонтик был прикреплён к моему запястью маленьким ремнём, я и не пыталась помешать Эмерсону поднять меня на руки. Я сильна духом, но даже лучший из нас не всегда способен противиться искушению. Когда он направился к лестнице, я твёрдо заявила: — Можете отнести меня прямо к ослу, если хотите. И тем самым избавиться от потерянного времени и возникающих проблем, Эмерсон, потому что, какой бы способ вы ни использовали, чтобы удержать меня в этой комнате, он не увенчается успехом, если я решила покинуть её. Эмерсон устроил меня на ослиной спине и набросился на Абдуллу, от души распекая его, так как знал, что не имело смысла кричать на меня, Абдулла взглянул на меня. Если бы он был англичанином, то подмигнул бы. Мы быстро продвигались вперёд. Берта и я — на ослах. Рассмотрев все варианты с какой-то сверхъестественной задумчивостью, кот решил прокатиться со мной. Остальные шли пешком, в том числе Кевин, чьими жалобными протестами откровенно пренебрегали. Наш путь лежал почти к северу по безжизненной пустынной тропинке, пролегавшей через горное дефиле[246] на самой границе равнины Амарны и шедшей параллельно реке, а затем снова поднимавшейся над холмами к югу. Ничего, кроме следов людей и ослов; с обеих сторон тропы — безводная пустыня под солнцем. А когда-то здесь была королевская дорога величественного города, где высились прекрасные дома и расписные храмы. Из «Окна Появления»[247] властитель царского дворца раздавал золотые ожерелья привилегированным придворным. А нынче остались лишь низкие курганы и просевшие котловины; время и всепоглощающий песок уничтожили свидетельства эфемерного присутствия человека, как однажды они уничтожат и наши собственные следы. Расстояние от Хаджи Кандиля до северной границы — чуть более трёх миль. Солнце уже припекало вовсю. Кевин хмурился, стонал и постоянно вытирал потный лоб. Я предложила ему свой зонтик, но он отказался — очевидно, из-за какой-то глупой боязни продемонстрировать отсутствие мужественности. Оставалось надеяться, что он не причинит мне неудобств, рухнув от теплового удара. В отличие от других, Кевин не был привычен к этому климату, а Эмерсон не собирался снижать темп ни для мужчин, ни для женщины. Справа, в нескольких милях отсюда, находились северные гробницы и пограничная стела, которую мы видели в первый день. Эмерсон не свернул. По мере продолжения пути скалы всё круче изгибались к реке, пока лишь узкое пространство в несколько сотен ярдов не стало отделять их от берега. Тень, отбрасываемую ими, можно было только приветствовать, но я начинала ощущать то же чувство угнетения, которое овладевало мной во время пребывания в лагере, разбитом в королевском вади. Каменные лица становились ещё более изломанными (возможно, так казалось одним лишь моим встревоженным глазам) из-за расщелин и бесчисленных крошечных вади, а также остатков древних карьеров. Наконец Эмерсон остановился и поднял взгляд, Анубис спрыгнул с моих колен и встал рядом с ним. Высоко на каменной стене я увидела фрагменты рельефов и ряды иероглифических знаков. Итак, стела существовала на самом деле. Меня совсем не удивило, что Эмерсон обнаружил её. Она была новой — точнее, новой для археологов, а сама по себе, естественно, очень старой и изношенной — и располагалась далеко к северу от других стел. Я ощутила кратковременную дрожь археологической лихорадки, но она быстро прошла. Я чувствовала, что Эмерсон пришёл сюда не для того, чтобы добавить ещё несколько иероглифов к текстам пограничных стел. Сайрусу удалось не выругаться вслух, хотя он и задыхался от непроизнесённых слов: — Святые… э-э… угодники! В такую даль — для этого?! — Текст, вероятно, идентичен другим, — ответила я. — Но вы же знаете, как все они повреждены — мы можем найти здесь часть, не сохранившуюся в другом месте, и заполнить некоторые из недостающих разделов. — Ну, можете быть уверены: тут точно ничего не найдёшь, — заявил Сайрус. — На такую скалу разве что ящерица взберётся. Присядьте здесь, в тени, моя дорогая — если только это можно считать тенью.