— Нет гробниц родоначальников. Неизвестно, где похоронены Хатшепсут, Ахмос, Аменхотеп Первый и Тутмос Третий, и это лишь малая часть. И я никогда не был уверен, что обнаруженная нами могила действительно принадлежала Тутанхамону. — А больше некому, — ответила я. — Но я согласна с тобой в том, что многие королевские гробницы остались ещё не открыты. В этом сезоне должен приехать наш старый друг Сайрус Вандергельт, правильно? Он часто просил тебя работать с ним. — Не с ним, а на него, — огрызнулся Эмерсон. — Я ничего не имею ни против американцев, ни богатых американцев, ни богатых американских дилетантов — но я не работаю ни на кого. У тебя слишком много чёртовых старых друзей, Пибоди. Моя знаменитая интуиция бездействовала. Я даже не ощутила дрожь — предвестницу ужасающих событий. — Надеюсь, что ты не испытываешь в глубине души сомнений в намерениях мистера Вандергельта, Эмерсон? — То есть — не ревную ли я? Милая, я давно отрёкся от этого презренного чувства. Ты убедила меня, как, надеюсь, и я — тебя, что для ревности нет ни малейшей причины. Давно женатые люди — такие, как мы, Пибоди — миновали пороги юной страсти и окунулись в безмятежный бассейн супружеской привязанности. Я хмыкнула. — Фактически, — продолжал Эмерсон, — я уже некоторое время думал о том, что нам нужно составить планы не на этот год, а на будущее. Археология меняется, Пибоди. Питри[38] прыгает, как резиновый мяч, и каждый год захватывает новый участок. — Мы тоже. — Да, но, по-моему, это становится всё менее эффективным. Посмотри на раскопки Питри, они… — Эмерсон чуть не задохнулся от признания того, что его главный соперник обладает хорошими качествами, но сумел восстановить дыхание. — Ну… неплохи. Достаточно неплохи. Но за один сезон он может только расцарапать выбранное место, и, как только памятники будут обнаружены — считай, их уже нет. — Согласна, Эмерсон. Что ты предлагаешь? — Ты не против, если я покурю? — Не дожидаясь ответа, он достал трубку и кисет с табаком. — Я предлагаю, чтобы мы сосредоточились на одном участке, а не на одном сезоне, пока не найдём всё, что нужно найти, и не зафиксируем всё в деталях. Конечно, нам потребуется большее количество сотрудников, владеющих сложными методами раскопок. Фотографы, художники, эпиграферы[39] для копирования и сопоставления текстов, анатомы для изучения костей, студенты для контроля над рабочими и изучения процедуры раскопок. И даже можно соорудить постоянный дом и ежегодно возвращаться туда. — Он выпустил большой клуб дыма и добавил: — Тогда нам не пришлось бы останавливаться в этом проклятом отеле. На мгновение я потеряла дар речи. Предложение было настолько неожиданным, а последствия настолько сложны, что я изо всех сил пыталась собраться с мыслями. — Ну… — с трудом выдохнула я. — Предложение настолько неожиданно, что я не знаю, что и сказать. Я была уверена, что Эмерсон бросит саркастическое замечание о моей болтливости, но он не попался на приманку. — Может, и неожиданно, но надеюсь, что не нежелательно. Ты никогда не жалуешься, дорогая, но задачи, с которыми ты сталкиваешься каждый год, кого угодно с ног собьют. Тебе пора найти помощника… компаньона… ассистента… — Ты имеешь в виду — для женского разнообразия? Секретарша, безусловно, не помешала бы… — Слушай, Пибоди, я не ожидал от тебя такой ограниченности. Мы можем воспользоваться чьими-нибудь услугами для записей, но почему необходимо, чтобы этот человек был женщиной? И почему не женщины-студентки, землекопы и учёные? — А действительно, почему? — Он затронул больную тему: борьба за права моего недооценённого пола всегда имела для меня большое значение. В конце концов, подумала я, я никогда не рассчитывала более чем на один год уединённого счастья. Даже на один год не рассчитывала. Так что намерена наслаждаться им сейчас и не думать об удручающем будущем. — Эмерсон, я говорила это раньше и продолжаю утверждать: ты самый замечательный человек. — А ещё ты говорила, что меньшее тебя бы не устроило, — ухмыльнулся Эмерсон. — Кого ты имел в виду? — Нефрет и Рамзеса, конечно. — Конечно. — Девушка продемонстрировала как интерес, так и склонность, — продолжал Эмерсон. — И я надеюсь на то, что Эвелина и Уолтер поедут с нами, как только у нас будет постоянная база. Потом, есть молодая женщина по имени Мюррей из Университетского Колледжа[40], ученица Гриффита[41], которая подаёт большие надежды… Среди того, чем я намереваюсь заняться в этом сезоне, Пибоди — собеседование с потенциальными сотрудниками. — Тогда, — встала я, — предлагаю начать с обеда внизу. — Зачем, чёрт побери? У Али на рынке еда гораздо лучше… — Но некоторые из наших коллег наверняка будут обедать в «Шепарде». Мы сможем посоветоваться с ними о наиболее многообещающих учениках. Эмерсон подозрительно взглянул на меня. — Ты вечно изобретаешь повод, чтобы заставить меня заниматься тем, что я ненавижу. Откуда ты знаешь, что сегодня должны появиться какие-то египтологи? Сама пригласила их, так ведь? Чёрт тебя побери, Пибоди… — Я получила известия от друзей, как всегда, ожидающих нас. Идём сейчас. Уже поздно, а ты захочешь искупаться и переодеться. — Я не хочу, но, полагаю, должен, — проворчал Эмерсон. Он начал раздеваться, топая по комнате и швыряя воротник, рубашку и галстук в направлении дивана. Они упали на пол. Я собиралась возражать, но тут Эмерсон внезапно застыл и повелительным жестом приказал мне последовать его примеру. Голова наклонилась. Уши насторожились. На мгновение он прислушался, а затем с кошачьей быстротой, на которую был способен в случае необходимости, бросился к двери и распахнул её. В коридоре было темно, но я увидела бесформенную груду, скрючившуюся на полу. Эмерсон сграбастал её и втащил в комнату. ГЛАВА 3 Я твёрдо знаю: инстинкт заменяет женщине логику. — Ради Бога, Эмерсон! — воскликнула я. — Это же мистер Невилл! Отпусти его! Эмерсон осмотрел своего пленника, которого он держал за отвороты воротника. — Так и есть, — сказал он с лёгким удивлением. — Какого дьявола вы устроились на полу, Невилл? Несчастный молодой человек вставил палец между своими галстуком и шеей, с трудом отделил первое от последнего и только тогда заговорил: — Э-э… газ в коридоре, похоже, закончился, и в темноте я не мог быть уверен, что нашёл свою комнату. Когда я попытался разобрать номер, то уронил очки. И тут на него напал кашель. — Всё ясно, — сказала я. — Эмерсон, иди и посмотри на очки мистера Невилла. Надеюсь, ты на них не наступил. Когда он вернулся, выяснилось, что надежды не оправдались. Невилл с ужасом взглянул на останки. — К счастью, у меня есть ещё одна пара, но я не захватил их с собой, поэтому, если вы будете так любезны и проводите меня, миссис Эмерсон… — Конечно. И, естественно, заменим вам очки. Ей-Богу, Эмерсон, пора бы уже избавиться от привычки прыгать на таких людей. Невилл принадлежал к тому молодому поколению археологов, которое выказывало великолепные способности к филологии. Среди моих знакомых он был одним из самых незаурядных: борода и волосы — того же цвета, что и кожа, а глаза — неопределённого серо-коричневого оттенка. Но он обладал мягким, приятным характером и располагающей улыбкой. — Это моя вина, миссис Эмерсон. Из того, что я слышал, у вас с профессором есть все основания подозревать людей, следящих за вашей дверью. — Верно, — заявил Эмерсон. — Однако сейчас я должен извиниться. Надеюсь, я вам ничего не повредил? И начал отряхивать одежду Невилла с такими энергией и энтузиазмом, что голова молодого человека закачалась взад-вперёд. — Прекрати, Эмерсон, и иди переодеваться, — приказала я. — Вы должны извинить нас, мистер Невилл, мы немного опоздаем. На столе лежит рукопись, которая может вас заинтересовать; я надеялась поговорить с вами насчёт некоторых фрагментов, по поводу которых вы мне уже раньше давали любезные советы. К тому времени, как я закрыла дверь спальни, Эмерсон уже громко плескался в ванной, и я решила, что он хочет избежать разъяснений или неудобных вопросов. Эмерсон часто склонен действовать поспешно, но редко — без причины (однако людям с невысоким интеллектом эта причина может показаться неадекватной). Неужели он опасался, что не следует мне доверять? Он не предоставил мне возможности задуматься над этим вопросом, одеваясь с необычной скоростью и отсутствием суеты, пока я совершала омовение. Мне пришлось позвать его из гостиной, куда он отправился развлекать нашего посетителя, чтобы попросить его помочь застегнуть платье. Отвлекающие факторы, которые часто появлялись во время этого процесса, на сей раз не возникли. Платье было ярко-малиновым — любимого цвета Эмерсона, сшито по последней моде. Пришлось не раз надоедать портнихе, чтобы закончить его вовремя. Эмерсон бросил на меня беглый взгляд и заметил: — Ты выглядишь очень красиво, дорогая. Мне всегда нравилось это платье. Когда мы вернулись в гостиную, мистер Невилл всматривался в рукопись, на которую я обратила его внимание. — Просто не оторваться! — воскликнул он. — Это транслитерация «Сказания об обречённом принце» мистера Уолтера Эмерсона? Кажется, она гораздо точнее, чем перевод Масперо. — Само сравнение иератических знаний Масперо и моего брата уже является оскорблением, — грубо отрезал Эмерсон. — Для Уолтера это — пустяковая работа. Он только транскрибировал её в иероглифы в качестве любезности по отношению к миссис Эмерсон. Ей как-то взбрело в голову заняться переводом, но её иератика… — Сравнения столь же излишни, сколь и неуместны, Эмерсон, — промолвила я. — Я никогда не утверждала, что являюсь специалистом по иератике. (Объясняю для несведущих: иератика — это скоропись, сокращённая форма иероглифического письма, и зачастую настолько сокращённая, что сходство с первоначальной формой почти невозможно разобрать. Уолтер — один из ведущих специалистов в этой области, равно как и в других разделах древнеегипетского языка, а я — нет. И Эмерсон — тоже.) — Очень увлекательно, — согласился Невилл. — Особенно… — Сейчас нет времени, — прервал Эмерсон. — Раз это так необходимо, не будем затягивать. Обопритесь на меня, Невилл, я не позволю вам упасть. Возьми меня за другую руку, Амелия — проклятый сафраги погасил свет, и я с трудом вижу, где все собираются. Огни на другом конце коридора ярко горели, и мы смогли пройти достаточно быстро. Трепет гордости охватил меня, когда мы спускались по лестнице, поскольку все глаза — особенно женские — были прикованы к фигуре моего мужа. Не сознавая этого (в определённом смысле он очень скромен), он направился в обеденный салон, где друзья уже ждали нас. Подобные встречи в первый вечер наших возвращений в Египет стали приятной традицией. Заняв своё место, я опечалилась, обнаружив, что несколько дружеских лиц мне больше не суждено увидеть — увы, до того знаменательного дня, когда мы снова встретимся в лучшем из миров. Я знала, что преподобный мистер Сейс грустит о кончине своего друга мистера Уилбура, случившейся в прошлом году. Их дахабии[42], «Иштар[43]» и «Семь Хатор[44]», бок о бок избороздили весь Нил. Теперь «Иштар» плыл в одиночестве, пока для него не настанет время перейти за пределы заката и, присоединившись к «Семи Хатор», скользить по широкой реке вечности. Измождённое лицо мистера Сейса озарилось признательностью, когда он услышал это поэтическое выражение. (Снова Поэзия! Берегись, Заурядный Читатель!) — Однако, миссис Эмерсон, в наших потерях мы утешаемся не только осознанием, что наши друзья просто немного опередили нас, но и появлением новых работников на полях науки.