Размашистым высокопарным жестом он указал на Эмерсона, каменным взглядом ответившего на довольные усмешки гостей. Он изо всех сил критиковал Масперо, когда тот был директором Департамента древностей, но ещё большее отвращение питал к его преемникам. Эмерсон процедил сквозь зубы: — Вам лучше вернуться к работе, Масперо. Проклятый Департамент после вашего ухода продолжает разваливаться. Гребо сам по себе был катастрофой, а де Морган[62]… — О да, но мы поговорим об этом в другой раз, — прервал Масперо, имевший болезненный опыт: как только Эмерсон заводит беседу о недостатках Департамента древностей, необходимо немедленно прервать разговор. — Я в спешке, я отправляюсь за новым назначением. Поэтому, мадам, вы должны поскорее рассказать мне о том, что так хочет узнать весь Каир, буквально сгорая от желания. Как поживает загадочная молодая леди, столь многим обязанная вам? Из всех ваших триумфальных приключений это, несомненно, самое выдающееся! — Она в полном здравии и отличном расположении духа, — ответила я. — Как любезно с вашей стороны осведомиться об этом, месье. — Нет, нет, вы не можете отделаться несколькими вежливыми словами. Вы слишком скромны, мадам, я этого не допущу. Мы должны услышать всю историю. Как вы узнали о положении бедняжки, какие блестящие дедуктивные методы вы применяли для того, чтобы найти её, с какими опасностями вы столкнулись во время путешествия. Лицо Эмерсона окаменело до такой степени, как будто его высекли из гранита. Остальные наклонились вперёд, приоткрыв рты и сверкая глазами. Они смогут «кормиться» этой историей до конца сезона, так как никто не слышал её из первых уст. Я не намеревалась излагать официальную версию коллегам-профессионалам. В отличие от широкой публики, они обладали достаточными знаниями, чтобы обнаружить неувязки в нашей выдумке. Однако я знала, что такой момент настанет, и подготовилась к нему со своей обычной тщательностью. — Вы оказываете мне слишком большое доверие, месье. Я понятия не имела о существовании мисс Форт. Как вы, вероятно, слышали, мы выступили на поиски её двоюродного брата, пропавшего в пустыне, куда он отправился, пытаясь найти своих дядю и тётю. Подобно многим безрассудным путешественникам, они бесследно исчезли, когда Махди захватил Судан. — Я умолкла, чтобы сделать глоток вина и тщательно подобрать слова. Затем продолжила: — Поскольку восстановился мир, появились слухи, что некоторым из этих людей удалось выжить. — И что — мистер Фортрайт двинулся в пустыню, руководствуясь всего лишь слухами? — покачал головой Масперо. — Опрометчиво и глупо. — Божественное Наставление вдохновило его, — благоговейно произнёс Сейс. — И привело вас на помощь невинному ребёнку. Мне захотелось пнуть доброго старика. Такое замечание должно было прервать молчание Эмерсона, отнюдь не намеренного возносить благодарность Богу за собственные достижения. К сожалению, я не могла пнуть и Эмерсона, так как он сидел за столом напротив меня. — Божественное Наставление вдохновило его потеряться в пустыне, — процедил мой муж. — Имея больше здравого смысла, мы не полагались… Поскольку предупреждающий удар по голени был невозможен, пришлось найти другой способ остановить Эмерсона. Я опрокинула свой бокал. Тяжёлая дамасская скатерть поглотила бо́льшую часть жидкости, но несколько капель попали на новомодное платье. — Чем же вы руководствовались? — нетерпеливо спросил Картер. — Раз не Божественное Наставление, значит, просто удача, — сказала я, исподлобья бросая взгляды на Эмерсона. — Мы пережили самые обычные приключения. Вам они известны, джентльмены — песчаные бури, жажда, атака бедуинов. Не о чем говорить. От беженцев, повстречавшихся нам по дороге, мы узнали о миссионерах. Они принадлежали к какой-то странной протестантской секте, вроде «Братьев Нового Иерусалима» — вы помните их, преподобный[63]? В конце концов мы добрались до отдалённой деревни, где они чудесным образом сумели пережить четырнадцать лет войны и нищеты. Мистер и миссис Форт покинули этот мир, но дочь осталась в живых. Нам посчастливилось оказаться теми, кто восстановил её в её правах. Официант поставил новый бокал вина. Я отхлебнула от души, чувствуя, что заслужила это. — Значит, вы не нашли следов бедного мистера Фортрайта? — печально покачал головой Ньюберри. — Жаль. Боюсь, что его кости белеют где-то вдалеке. Я очень на это надеялась. Юный негодяй приложил все усилия, чтобы убить нас. — Но ведь ходила ещё какая-то история о карте? — спросил мистер Винси. Мой бокал снова почти перевернулся. Мне едва удалось его удержать. Но тут на помощь пришёл Масперо, рассмеявшись: — Знаменитые карты Уилли Форта! Ну кто же не слышал о них? — Даже я, — улыбнулся Картер. — Самого джентльмена я не знал. Но, похоже, он — нечто вроде легенды в Египте. — Среди археологов всегда найдётся фанатик, — неодобрительно заметил Ньюберри. — И в результате фантазии привели его не в золотой город, который он надеялся обнаружить, но в жалкую деревню с глиняными хижинами, а затем — к преждевременной смерти. Масперо ушёл. Остаток вечера прошёл исключительно в беседах на тему археологии. Стоило нам вернуться в номер, Эмерсон сорвал свой жёсткий воротник: — Хвала Небесам, всё закончилось. Я больше к нему не притронусь, Амелия. Этот костюм столь же архаичен, как и доспехи, и практически так же неудобен. Вино оставило видимые пятна на юбке. Я мягко ответила: — Не стоит носить вечерний костюм, как маскарадный наряд, дорогой. Я подумываю о чём-то в елизаветинском стиле[64]. Рейтузы в обтяжку подчеркнут очаровательную форму твоих нижних конечностей. Эмерсон стянул пальто. Какое-то мгновение я думала, что он швырнёт его в меня. Испепеляя меня взглядом, он приглушённо проревел: — Мы не будем напяливать маскарадные костюмы, Амелия. Пусть лучше меня повесят. — Осмелюсь напомнить, что через четыре дня мы сможем что-нибудь подобрать на рынке. Пожалуйста, помоги мне с пуговицами, Эмерсон. Пятна нужно срочно застирать. Впрочем, до стирки дело так и не дошло. К тому времени, когда пуговицы были расстёгнуты, мои мысли приняли совершенно другое направление. Некоторое время спустя, пока приятная сонливость овладевала моим усталым телом, я с простительным самодовольством размышляла о прошедших событиях. В течение прошедших месяцев история, передаваясь из уст в уста, изменилась и исказилась до неузнаваемости. Однако официальная версия была принята теми, чьё мнение считалось наиболее весомым. Какая ирония судьбы (думала я) — именно репутация Уиллоуби Форта как оригинала со странностями лучше всего помогла спасти его дочь от обывательских сплетен, а Затерянный Оазис — от открытия и эксплуатации. Я собиралась поделиться мыслями с Эмерсоном, но ритмичное дыхание объявило мне, что он уже заснул. Повернувшись на бок, я положила голову ему на плечо и последовала его примеру. * * * У меня — методичный ум. А у Эмерсона — нет. Потребовалась длительная дискуссия, чтобы убедить его сесть с картой Египта и вместе со мной составить чёткий список предполагаемых участков, а не бросаться очертя голову куда попало. И чем больше я думала, тем больше его замысел привлекал меня. Хотя наша бродяжья жизнь и доставляла мне немало удовольствия, так как из года в год я никогда не знала, где мы окажемся в следующем сезоне, и хотя никто не относится с таким равнодушием к трудностям ежегодного устройства нового лагеря в другом месте — зачастую там, где не найдёшь ни воды, ни приличных условий, полно насекомых и болезней, а шанс улучить хоть несколько мгновений наедине с Эмерсоном достаточно ничтожен, особенно с Рамзесом, который вечно путается под ногами… Ну, может быть, удовольствие всё же не так велико, как мне казалось! Конечно, идея обосноваться на земле крайне привлекала. Я представляла, как будет выглядеть наш дом: просторные, комфортабельные жилые помещения, фотостудия, контора для хранения записей… возможно, даже пишущая машинка и тот, кто будет работать на ней. Я мысленно выбирала образец драпировки для гостиной, когда Эмерсон, размышлявший над картой, вдруг заговорил: — Не думаю, что нам стоит отправиться к югу от Луксора. Если только тебя не привлекает какой-то участок между ним и Асуаном. — Ничего, что могло бы прийти в голову. А вот в районе Фив открываются интересные возможности. Мы решили позавтракать в комнате ради большей конфиденциальности, а также из-за нежелания Эмерсона одеваться, чтобы спуститься вниз. Воротник его рубашки был расстёгнут, рукава — засучены до локтей, взгляд — безмятежен, длинные ноги — вытянуты, трубка — в одной руке и ручка — в другой. Этот вид почти отвлёк меня от размышлений по поводу гостиной. Не подозревая о нежности, завладевшей моими мыслями, он сунул мне карту. — Смотри, Пибоди. Я пометил то, что выбрал. Можешь что-нибудь добавить или убрать — как тебе угодно. — Думаю, лучше убрать, — ответила я, глядя на размашистые кресты, испещрявшие всю карту. — Уменьшить количество вариантов до полудюжины, а то и меньше. Бени Хасан, например, не то, что я бы выбрала в первую очередь. Эмерсон с чувством застонал. — Состояние гробниц сильно ухудшилось с тех пор, как я впервые увидел их. Необходимо поскорее скопировать рисунки. — То же самое можно сказать о любом участке, который ты отметил. Обсуждение продолжалось. После часа препирательств мы сократили список до трёх — Мейдум, Амарна и западные Фивы. И я согласилась с предложением Эмерсона проверить местность до принятия окончательного решения. — Ещё рано для сезона, — напомнил он мне. — И у нас в течение нескольких лет не было ни минуты отдыха, чтобы поиграть в туристов. Хотелось бы взглянуть на могилу, найденную Лоре в прошлом году. Он оставил там несколько мумий — редкий идиотизм с его стороны. — Язык, Эмерсон, — автоматически отреагировала я. — Было бы неплохо снова увидеть дорогую старую Долину Царей. Не начать ли нам с Мейдума, раз уж он по соседству? — Не очень-то по соседству. Признайся, Пибоди, ты выбрала Мейдум, потому что там есть пирамида. — Но надо же где-то начать. А после Мейдума мы могли бы… Стук в дверь прервал меня. Сафраги внёс букет цветов. Я уже получила несколько цветочных подношений от тех, с кем мы встречались вчера. Букет месье Масперо был самым большим и экстравагантным. Все вазы оказались заняты, поэтому я отправила слугу найти ещё одну, а сама продолжила восхищаться красивым сочетанием роз и мимозы. — Нет красных роз? — осведомился Эмерсон с улыбкой. — Я не позволю тебе принимать красные розы от джентльменов, Пибоди. На языке цветов красные розы означают страстную любовь. Успокаивало то, что он шутил над вопросом, когда-то вызывавшим у него ревнивый гнев. Во всяком случае, мне так показалось. — Они белые, — кратко ответила я. — Интересно, кто… Ах, вот и карточка. Мистер Винси! Джентльменский жест, на мой взгляд. У меня и минуты не выдалось поговорить с ним. Кстати, Эмерсон, я хотела спросить — о какой позорной сделке ты говорил? — Сокровища Нимруда[65]. Ты должна была читать об этом. — Что-то припоминается, но газеты писали об этом много лет назад, ещё до того, как у меня возник интерес к археологии. Кажется, изрядное богатство: золотые и серебряные сосуды, ювелирные изделия и тому подобное. Насколько я помню, клад был продан в Метрополитен-музей[66]. — Правильно. Но газеты не сообщали — благо им хорошо известны законы о клевете — о подозрениях, что Винси был агентом, с помощью которого музей и приобрёл коллекцию. Он вёл раскопки в Нимруде для немецкого миллионера Шамбурга. — Ты хочешь сказать, что он нашёл золото и не сообщил об открытии ни своему покровителю, ни местным властям? Возмутительно! — Возмутительно, но не обязательно незаконно. Законы о принадлежности древностей и собственности на скрытые сокровища были тогда ещё более неопределёнными, чем сегодня. В любом случае никаких доказательств не нашли. Если Винси продал добычу в «Метрополитен», он сделал это через посредника, и музей не волновался по поводу необходимости объяснять сделку. Я видела, что Эмерсон забеспокоился. Он постучал трубкой, пошевелил ногами и снова протянул мне карту. Тем не менее, я упорно продолжала: — Вот почему я не знакома с археологическими успехами мистера Винси. Одно лишь подозрение в подобной непорядочности… — Положило конец его карьере, — закончил Эмерсон. — Никто больше не обратится к нему. Хотя он и подавал большие надежды. Начал с египтологии — хорошо поработал в Ком-Омбо[67] и Дандаре[68]. Шли разговоры… Но почему мы сидим здесь и фаддличаем (сплетничаем), как парочка старух? Одевайся и идём. Он встал и потянулся. И тем самым подчеркнул все достоинства своей фигуры: ширину груди и плеч, стройность и мускулистость ног. Я подозревал, что он сделал это, чтобы отвлечь меня, поскольку Эмерсон хорошо осведомлён о моей приязненной оценке его эстетических качеств. Однако я настойчиво продолжала спрашивать: — А случайно не ты вытащил его злодейские дела на свет Божий? — Я? Разумеется, нет. На самом деле я защищал его, указав, что другие землекопы, в том числе некоторые официальные лица Британского Музея, точно так же недобросовестны в используемых ими методах добычи древностей. — Вот это аргумент, Эмерсон! Я просто поражена! — Сокровищу лучше находиться в «Метрополитене», чем в какой-то частной коллекции. — Ещё менее убедительно.