Эмерсон отправился в спальню. Именно таким образом он намекал, что больше не желает обсуждать этот предмет. У меня был, однако, ещё один вопрос: — Почему ты заговорил с ним так грубо? Все остальные готовы были предать прошлое забвению… Эмерсон резко повернулся. Его мужественное лицо пылало честным негодованием. — Я, грубо? Ты ничего не знаешь о традициях мужского разговора, Пибоди. Это была просто дружеская шутка. * * * Последующие дни протекали очень приятно. Давно уже у нас не было возможности просто бродить по Каиру, возобновляя старые знакомства, сидеть в кофейнях, споря с маститыми университетскими учёными, исследовать книжные лавки на базаре. Мы провели вечер со старым другом, шейхом Мухаммедом Бахсором, и наелись до невозможности. Отказаться от чрезмерного угощения было бы невыносимым нарушением хороших манер, хотя я знала, что в итоге мне придётся всю ночь терпеть храп Эмерсона. (Он всегда храпит, когда объедается.) Шейх был разочарован, узнав, что Рамзеса с нами нет, и неодобрительно покачал головой, когда я объяснила, что мальчик остался в Англии продолжать своё образование. — Чему полезному его могут там научить? Пусть он приедет ко мне, Ситт Хаким, и я научу его ездить верхом, метко стрелять и управлять людскими сердцами. Месье Лоре, директор Департамента древностей, находился в Луксоре, поэтому мы не смогли навестить его, как полагалось. Но мы провели массу времени с другими коллегами, постоянно обновляя сведения о современном состоянии археологических раскопок и доступности обученного персонала. Как-то раз мы обедали с преподобным Сейсом на его дахабии, чтобы повидаться с учеником, на которого он возлагал большие надежды. «Иштар» и вполовину не была так хороша, как «Филы», моя любимая дахабия, но пробудила болезненные воспоминания о том незабываемом путешествии.[69] Я не смогла сдержать вздоха, когда мы ушли, и Эмерсон вопросительно взглянул на меня: — О чём задумалась, Пибоди? Неужели тебя не впечатлила квалификация мистера Джексона? — Он кажется умным и хорошо подготовленным. Я думала о прошлом, мой дорогой Эмерсон. Помнишь… — А, твоя дахабия! Они живописны, но непрактичны. Мы можем добраться до Луксора по железной дороге за шестнадцать с половиной часов. Поехали завтра в Мейдум? Ближайшая станция — Рикка; мы можем нанять там ослов. Он продолжал болтать, казалось, не подозревая о моей неспособности поддержать беседу. Когда мы подошли к нашему номеру, я услышала нечто, напоминавшее войну в миниатюре: крики, грохот, удары. Дверь в нашу гостиную была распахнута настежь. Шум доносился именно оттуда, и моему изумлённому взгляду предстала сцена полного замешательства. Полосатые галабеи вздымались, подобно парусам во время шторма, их носители метались туда-сюда под аккомпанемент криков и громких арабских проклятий. Неизмеримо более громкий крик Эмерсона, чьи способности в этом отношении превосходят любые, когда-либо слышанные мной, перекрыл шум и утихомирил его. Мужчины застыли, тяжело дыша. Я узнала нашего сафраги, который, очевидно, нанял нескольких помощников-друзей, чтобы добиться результатов. Когда одежды, наконец, перестали развеваться, я увидела того, из-за кого заварилась вся суматоха. Загнанный, он застыл на спинке дивана, ощетинившись и хлеща воздух хвостом. На мгновение меня охватило ощущение суеверного ужаса, как будто бы предо мной явился сверхъестественный посланец, возвещавший бедствие любимому человеку. Если демонический Чёрный Пёс[70] предвещал смерть члена одной из благородных семей, то какое же проклятие больше приличествовало Эмерсону, нежели огромный и пятнистый египетский кот? — Бастет! — воскликнула я. — О, Эмерсон… — Не говори глупостей, Пибоди. — Эмерсон, опытный в обращении с кошками, осторожно обошёл вокруг животного. Кошачья голова повернулась, чтобы следить за его движениями, и я увидел глаза: они были не золотыми, как у нашей кошки Бастет, а чистого бледно-зелёного цвета перидота[71]. — С одной стороны, — продолжал Эмерсон, — Бастет в Чалфонте с Рамзесом, с другой же… Хороший котик, хороший… — Он наклонился и прищурился, рассматривая заднюю часть животного. — Это кот. Никаких сомнений. Кот был крупнее и темнее по цвету, чем Бастет. Его морда не выражала доброжелательности, обычной для нашей любимицы. Мне редко приходилось видеть более расчётливый взгляд в глазах любого млекопитающего — человека или животного. — Откуда он взялся? — спросила я, а затем повторила вопрос по-арабски. Сафраги протянул мне руки с кровоточащими глубокими царапинами. Кот, вероятно, залез через окно; слуга обнаружил его, когда принёс посылку, и тщетно пытался вышвырнуть. — И ты заручился для помощи поддержкой неуклюжих друзей, — съязвила я, глядя на разбитые вазы и разбросанные цветы возле подранных штор. — Все прочь отсюда! Вы только пугаете бедняжку. Раненый сафраги смотрел на кота с такой же злобой, как и тот — на него. Должен сказать, зверь не выглядел испуганным. Я собиралась подойти поближе — Эмерсон, как я заметила, осторожно отступил — но тут сафраги обернулся к открытой двери и воскликнул: — Мы нашли его, эффенди (господин)! Он здесь. — Да, я вижу, — сказал мистер Винси. Он покачал головой. — Плохой кот! Непослушный Анубис! Я повернулась. — Добрый день, мистер Винси. Это ваш кот? Его лицо, обычно меланхоличное, озарила улыбка. Отлично скроенный дневной костюм[72] подчёркивал достоинства фигуры, но я заметила, что, хотя он и был аккуратно почищен и выглажен, некогда дорогая ткань, увы, износилась. — Мой друг, мой собеседник, — мягко продолжал Винси. — Но… о Боже! Кажется, он был очень непослушен. Он устроил этот хаос? — Это не его вина, — ответила я, приближаясь к коту. — Любое существо, когда его преследуют… — предупреждающий окрик мистера Винси раздался слишком поздно. Я отдёрнула руку, отмеченную рядом кровоточащих царапин. — Простите, дорогая миссис Эмерсон! — воскликнул Винси. Он обогнул меня и схватил тварь, устроив её у себя на руках. Кот тут же успокоился и начал мурлыкать глубоким баритоном. — Анубиса можно назвать котом одного хозяина. Надеюсь, он не причинил вам вреда? — Идиотский вопрос, — прокомментировал Эмерсон. — Вот, Пибоди, возьми носовой платок. Подождите немного: он был здесь, в кармане… Его не оказалось в кармане. Как и всегда. Я взяла платок, предложенный мне мистером Винси, и перевязала руку. — Далеко не первая царапина, — улыбнулась я. — Мистер Винси, Анубис — никаких обид. — Позвольте мне представить вас, — продолжал Винси, обращаясь к коту так же серьёзно, как будто на его месте находился человек. — Это миссис Эмерсон, Анубис, она — мой друг, и должна быть и твоим другом. Дайте ему понюхать ваши пальцы, миссис Эмерсон… Ну вот, а теперь можете погладить его по голове. Несколько удивившись абсурдности предложения, я всё же выполнила эту просьбу и была вознаграждена возобновлением глубокого мурлыканья. Оно звучало настолько похоже на наиболее мягкий голос Эмерсона, что я не могла не взглянуть в сторону мужа. Но сам Эмерсон ничуть не удивился. — Теперь, когда всё устроилось, надеюсь, вы извините нас, Винси. Мы только что вернулись и хотим переодеться. Очередной пример мужского остроумия. Я всё-таки назвала бы это грубостью. — О, прошу прощения, — воскликнул мистер Винси. — Я пришёл, надеясь пригласить вас на чай. Я ждал вас на террасе, но Анубис исчез, и мне пришлось отправиться на поиски. Вот так всё и произошло. Но коль скоро у вас иные намерения… — Я с удовольствием присоединюсь к вам за чаем, — ответила я. Печальные серые глаза мистера Винси загорелись. Взгляд был бесконечно выразителен. — Пожалуйста, без меня, — хмыкнул Эмерсон. — Я занят. Всего хорошего, Винси. Он открыл дверь в спальню и изрыгнул богохульство. Мистер Винси отозвался эхом, хотя и неизмеримо более благочестивым: — О Боже, неужели Анубис был и в этой комнате? — Похоже, что так, — ответила я, огорчённо изучая смятое бельё и разбросанные бумаги. — Не обращайте внимания, мистер Винси: сафраги с друзьями причинили больше вреда, чем Анубис. Они… — Проклятье! — крикнул Эмерсон и захлопнул дверь. Я взяла сумочку и зонтик, и, приказав сафраги привести в порядок комнаты, повела мистера Винси за собой в зал. — Надеюсь, мне не стоит извиняться за мужа, — сказала я. — Вы знаете, что под его грубыми манерами скрывается золотое сердце. — О, я очень хорошо знаю Эмерсона, — рассмеялся Винси. — Честно говоря, миссис Эмерсон, я рад вашему обществу. Я… я хотел бы просить об одолжении. Я предчувствовала, о чём пойдёт речь, но, будучи джентльменом, мистер Винси медлил с изложением, пока мы не нашли стол на террасе, и официант не принял наш заказ. Некоторое время мы сидели молча, наслаждаясь тёплым дневным воздухом и наблюдая за живописной процессией египетской жизни, протекавшей на улице. Коляски высаживали одних пассажиров и принимали других, водоносы и продавцы толпились на каждом шагу. Почти все столики были заняты дамами в светлых летних платьях и больших шляпах, джентльменами в дневных костюмах и, как обычно, мелькавшими в разных местах офицерами. Винси вытащил из кармана цепочку с ошейником и надел его на кота. Тот подчинился этому унижению с бо́льшим достоинством, нежели я ожидала, исходя из его поведения, и присел у ног хозяина, как собака. Я обнаружила, что мистер Винси — приятный собеседник. Наша взаимная привязанность к кошачьим послужила удобной вводной темой для разговора. Я рассказала ему о нашей кошке Бастет, а он ответил монологом об интеллекте, верности и мужестве Анубиса. — В течение многих лет он был не просто моим другом, но лучшим другом, миссис Эмерсон. Люди говорят об эгоизме кошек, но я не нашёл подобной преданности среди людей. Я восприняла это заявление надлежащим образом — как некое предисловие к его собственной печальной истории — но, естественно, была слишком хорошо воспитана, чтобы дать понять, что знаю о ней. Я отреагировала сочувственным бормотанием и взглядом, приглашавшим к дальнейшим признаниям. На скулах вспыхнул румянец. — Вы, очевидно, догадались, о чём я хотел спросить, миссис Эмерсон. Ваши доброта и сочувствие общеизвестны. Я надеялся… мне необходимо… Прошу прощения. Мне трудно просить об одолжении. Я ещё не потерял всю свою гордость. — Умоляю вас: избавьтесь от застенчивости, мистер Винси, — тепло ответила я. — Несчастье может постигнуть и достойного. Поиск честной работы — не позор. — Как красноречиво и с каким восхитительным тактом вы выражаетесь! — воскликнул Винси. Мне показалось, что в его глазах блеснули слёзы. Я отвернулась, чтобы он смог справиться со своими чувствами. В общем, всё было так, как я и предполагала. Услышав о наших планах относительно увеличенного и постоянного персонала, он предложил свои услуги. Как только трудности с признанием закончились, он продолжил рассказывать о своей квалификации. Впечатляющей, надо признаться: десять лет на раскопках, свободное владение арабским языком, знакомство с иероглифами, многогранное классическое образование. — Есть только одна трудность, — заключил он, белозубо улыбнувшись. — Куда я, туда и Анубис. Я не откажусь от него. — Если бы вы поступили иначе, то упали бы в моих глазах, — заверила я его. — Никаких сложностей, мистер Винси. Вы понимаете, я ничего не могу обещать; наши планы всё ещё находятся в процессе составления. Однако я поговорю с Эмерсоном. Не желаю внушать вам ложные надежды, но имею все основания полагать, что он благосклонно отнесётся к вашему предложению. — Я никогда не смогу вас отблагодарить. — Его голос прервался. — Это правда, миссис Эмерсон, вы и понятия не имеете… — Не будем об этом, мистер Винси. — Тронутая его искренностью, уважая его достоинство, я притворилась, что смотрю на часы. — О Боже, я опаздываю. Мне нужно спешить, чтобы успеть переодеться. Вы идёте на бал? — Я не собирался, но если вы будете там… — Да, безусловно. Жду с нетерпением. — Кем вы нарядитесь? — А, это секрет, — весело ответила я, — мы все будем замаскированы. Половина удовольствия — пытаться узнать друзей. — Я не верю, что вам удалось уговорить Эмерсона, — произнёс Винси. — Раньше он всегда ревел, как цепной медведь, стоило лишь завести речь об общественных мероприятиях. Как вы его цивилизовали! — Всё-таки немного взревел, — призналась я со смехом. — Но я нашла идеальный костюм, против которого он не сможет возразить.