— Кормилица? — я удивленно посмотрела на Анну. — Почему твой сын не пьет твое молоко? Тем более, что оно столь вкусное, добавила я мысленно. Анна глубоко вздохнула и опустила глаза. — Я подумала, что молоко орчанки сделает его сильнее. Это буквально дара речи меня лишило. Она считает себя… недостойной? — Ты просто сошла с ума, — спокойно сказала я. — Ты — его мать. А материнское молоко всегда питает дитя особыми силами. Хочешь лишить сына своей заботы? — Нет. Не хочу, — медленно и мрачно отвечает мне Анна. И я понимаю, что достигла своей цели: мои слова станут шагом к переменам. Правильным переменам. — Что-то еще беспокоит тебя? — я придвинула чашку ближе к девушке, привлекая ее внимание к еде. — Хаиш. Прелестное лицо Анны стало будто темнее, и кожа ее приобрела оттенок гречишного меда. — Его мертвые тянут из него силы. Я чувствую это, — тихо сказала Анна. К своей трапезе она и не притронулась. — Мертвые? — Да, мертвые, — девушка едва заметно улыбнулась. — Тебе повезло, твой мужчина знает, как с ними управляться. Другим приходится сложнее. Орков, как и представителей других рас, могут преследовать те, кого им довелось убить. А Хаиш — воин. — Ты права. Хаиш — воин, — сказала я. — Уверена, он справится со всем. Вы вместе справитесь. — Да, у него есть идея, — вздохнула Анна. — Он намерен провести ритуал прощения. Чтобы эти ублюдки от него, наконец, отвязались. — Весьма мудро, — кивнула я. — Если будет необходимость, я попробую помочь твоему мужчине. Все же, за Гранатовым домом долг. *** Мы с Анной сидим на стульях в углу кухни и наблюдаем за тем, как Хаиш и Аларик готовят угощение для беспокойных мертвецов. Особая мужская магия, не терпящая вмешательства. Правитель орков выглядит уставшим, и его кожа бледнее, нежели должна быть. Я рада, что Аларик, следуя своему слову, помогает ему в этот важный час. Да, разумеется, можно сказать, что Хаиш виноват сам — ведь он отнимал чужие жизни. И кто-то отнимал жизни сыновей и дочерей его народа. Но свою цену каждый заплатит в любом случае. Сейчас же правильный выбор для орка — защитить свою семью. Главное блюдо — пшенная каша на молоке с шафраном, рассыпчатая и ароматная. А затем — нечто очень необычное. Мозги ягненка. Нежное, вкуснейшее блюдо, говорит орк. Особенно, если запечь их с овощами — янтарной тыквой, изумрудной брокколи, например. Необычный выбор. Анна замечает тихо: — Это, наверное, чтобы мертвые не тра… в общем, не морочили голову моему зайчику. Хаиш оборачивается к нам, и я вижу улыбку на его губах. — Почти. Это чтобы они забрали жизненную силу другого существа вместо моей. — А как известно, сосредоточие силы — это не только мозг, но и сердце, и печень, — Аларик вытирает руки полотенцем и берет в руки нож. Печень тушили с черносливом, яблоками и тимьяном. Я вновь завороженно следила за руками своего мужчины, за его лицом. Длинные сильные пальцы испачканы кровью, а на губах — вкус сладкого яблочного сока. Я не преминула испробовать его, когда мой принц подошел ко мне и наклонился, чтобы поцеловать. Я улыбнулась, видя, как бережно и благоговейно огромный орк обнимает свою женщину. Взаимная поддержка дорогого стоит. Для приготовления сердца, темно-рубинового, Хаиш выбрал соус со сливами, имбирем и бальзамическим уксусом. И, конечно же — горячий медовый напиток, сдобреный гвоздикой, корицей и перцем. Вряд ли мертвецы откажутся от столь аппетитного угощения. Позаботившись о еде и для себя, мы с Алариком и Хаиш с Анной ушли каждый в свои покои одеваться для похода к морскому берегу. *** — Родной, — сказала я, прикасаясь к щеке Аларика, — все хорошо с тобой? Ты будто мгновения прожить не можешь, чтобы ко мне не прикоснуться. — Это плохо? — мой принц склонил голову и поцеловал меня в шею. — Лидия? — Да? — прошептала я, не открывая глаз. — Моя одержимость тобой, моя любовь к тебе — это истина. И так будет всегда. — Что же, я запомню, — мои пальцы ласкают жесткие черные пряди его волос. Аларик не желал отпускать меня, и мне было просто чудесно в его руках, но невероятным усилием воли мы все же смогли разорвать объятия и начали одеваться. Я надела узкие черные брюки, высокие сапожки, темно-бордовый кашемировый джемпер с высоким воротом и такого же цвета шубку из искусственного меха, голову же покрыла платком из тяжелого шелка, завязав концы сзади, над выступающим шейным позвонком. И перчатки, конечно — холод, как и жара, дурно действует на мои руки, а сегодня температура была очень низка. У Аларика, конечно, понятия о том, что такое холод, а что — жара, несколько иные, но я настояла, чтобы он надел вещи достаточно теплые. Потому как ветер на берегу пробирает просто до костей. Вода тяжелая, медленная, темная — как и в тот раз, когда мы были здесь впервые с моим принцем. Соленый ветер и небо цвета миндального печенья. Костер, согласно традиции, горел на ветвях ивы и яблони. Дерево мертвых и дерево живых. Я вижу темно-янтарные блики огня на лицах тех, кто сидит рядом. Интересно, мое собственное выглядит столь же… чужим? Свой однолезвийный палаш правитель орков кладет на севере, дальше от костра. И в металле оружия отражаются четыре фигуры. Они смотрят на Хаиша, они пришли, и их шаги по мокрому холодному песку совершенно бесшумны. Светлый эльф, пугающее совершенство черт которого не портило даже то, что левая сторона его челюсти скалилась жестокой улыбкой — там, где на его лице не было кожи. Безмятежный и совершенно безумный взгляд темно-сапфировых глаз. Два дракона. Один черноволос, изящный и пугающий, будто хлыст. Ему вспороли живот, видимо, и гибкие лиловые лозы его внутренностей поддерживаемы лишь тонкой кожей его колета. Другой же — почти мальчишка с рыжими волосами, что испачканы алой, будто лепестки роз, кровью — у него проломлен череп. Мальчишка надменный, янтарноглазый. И дроу. Тот самый, который менялся местами с моим принцем во время драки с Мариусом. — Примите мои дары. Правитель орков поднимается во весь рост. Теперь оливковой кожи его обнаженных рук, не скрытых мехом жилета, свет костра будто не касается. Хаиш ставит бронзовые блюда перед мертвецами, у их мертвых ног. — Я отвечу за то, что сделал. Но не время еще, — серые глаза орка потемнели, в черноту почти, — мне нужна моя жизнь. Мой долг еще не исполнен. Эльф всего на мгновение переводит взгляд на Анну. Девушка с честью выдержала испытание — не вздрогнула даже, скрыла свой страх за мраморной неподвижностью. Возможно, это и определило благосклонный ответ. Мертвецы садятся на песок и приступают к трапезе. На их пальцах — своя и чужая кровь, родная и чужая земля. В их движениях — дикий голод и холодная плавность смерти. Как завороженная, я смотрю на них, и единственной реальностью кажется мой супруг — и его объятия. Единственным, что дарит мне тепло. *** Они простили? — спрашиваю мысленно я у супруга. Возможно. Едва ощутимое прикосновение губ к моему виску. Не бойся. Не боюсь. Ты ведь рядом. В полной тишине, не нарушаемой даже шорохом волн, мы смотрим на то, как едят пришедшие, и трапезничаем сами. Надо сказать, даже в смерти наши гости не забыли о своем происхождении — несомненно, благородном, — и я вынуждена признать, изысканность манер в сочетании с тем, как выглядели их воплощенные тела, пугала меня так, как мало что в жизни. Линии шрамов, темные, подобно ячменной патоке, изувеченные черты и изящные вилки в испачканных багровым и черным пальцах. Совершенно естественно, что сами мы не едим почти ничего. Немного хлеба и сыра. Но таков ритуал — мы должны разделить трапезу с мертвыми. Эльф проводит кончиком темного, узкого языка по обнаженным резцам, там, где на левой нижней стороне его лица не было кожи. Анна, замечая это, едва заметно вздрагивает, и пальцы ее крепче обхватывают запястье Хаиша. На лице светлого я вижу тень улыбки. Наверняка, будучи живым, он ценил хорошую шутку, с печалью подумала я. И явно любил производить впечатление на красивых девушек. Мой страх растаял, как молочный туман. Я коснулась легко щеки Аларика, показывая, что одобряю то, что он собирается сделать. Мой принц подходит к самой кромке моря, и соленая, темно-серая, как крылья голубки, вода ластится к его ногам. Я вижу, как он подносит запястье к губам и слышу запах драгоценной меди. Его кровь падает в воду. Несколько мгновений ничего не происходит, а затем на поверхности появляются большие синие рыбы — те самые, которые, по поверью, способны утолять страдания мертвых. Когда Аларик возвращается к нам, в его руках четыре рыбы. Эльф, каждый из драконов и итилири получают по одной. Они пьют холодную кровь, вкушают перламутровую, бледную плоть. Это омерзительное зрелище меня откровенно заворожило. Я подумала было сделать еще глоток чая с чабрецом, но отставила чашку. Хрупкие рыбьи кости крошатся под подошвой тяжелого сапога темноволосого дракона, когда тот делает несколько шагов вперед. Он говорит что-то, говор у него удивительно мягкий и плавный. А после они уходят. Будто вновь растворяются в металле палаша. Хоть и укутанные в теплые пледы, мы с Анной дрожим. Хаиш и Аларик переглядываются. Нам больше нечего делать здесь. — Пора уходить, — говорит орк, привлекая к себе свою женщину.