Я лежала на постели, я смотрела на карту, я была по-настоящему изумлена. Самый обычный трюк изумителя, но проделанный чрезвычайно ловко. А от слов меня бросало в краску. И все-таки мою радость омрачала черная туча. Он знает, что я ухаживаю только за одним пациентом, – вот что мне вспомнилось. Конечно, он мог об этом узнать и по случайности, но ведь на этой неделе еще один человек в Кларендоне может умереть – и тоже «по случайности». Мне необходимо выяснить, что он за человек. И с этой мыслью я окончательно заснула. Во сне я увидела Червонную Королеву. Лицо ее было в тени, но она обладала внешностью Мэри Брэддок, а глаза были как два сердца – алые, цвета крови. – Отрубить ей голову. – Королева указала на меня. Говорила она голосом Кэрролла. И в этот момент я поняла, что умереть предстоит мне. i_012.jpg Человек в цилиндре 1 Осень предчувствуешь заранее. Матушка называла это «видеть в небесах золотые ворота». Пока что они были закрыты, но вот-вот раскроются, и палая листва цветным снегопадом укроет мой город, дождь сделается холодным и жестким, а деревья, сбрасывающие яркие покровы, станут похожи на монарших особ. Но самое главное – переменится море. Вы, возможно, родились вдали от побережья и этого не знаете, но осеннее море – оно другое. Воды приобретают серый, менее чистый оттенок – а кое-где появляется даже глубокая зелень леса. И уж конечно, осенние артисты на пляже не похожи на летних. Утром персонал Кларендона толпился у окна на лестнице, чтобы поглазеть на группу изумителей с одной стороны и на группу манипуляторов с другой; последние еще только готовили свое представление. Сьюзи шепнула мне: «Пойдем посмотрим!» И мы, как девчонки, кинулись приветствовать предощущение осени, ее золотую прихожую – ну хотя бы на несколько минут. Изумителей было четверо, во фраках и цилиндрах они казались одинаковыми: они выстроились спиной к морю, лицом к публике и передавали друг другу один из цилиндров с такой быстротой (когда шляпа достигала последнего в ряду, тот стремительно бросал ее первому), что казалось, у них на всех один головной убор – или, наоборот, неисчерпаемое множество цилиндров. А уж когда мужчины начали срывать с себя усы и проделали с ними ту же операцию, мы так и покатились от хохота. Но когда они сняли с себя лица, я всполошилась, веселья как не бывало. Маски переходили от одного изумителя к другому таким образом, что мы не успевали увидеть их настоящих лиц. Джентльмены и леди продолжали смеяться, а я задумалась о Шляпнике. А вдруг он и сейчас в Кларендоне… – Что с тобой, Энни? …а вдруг он один из нас… Вдруг, так же как было с Генри Марвелом, лицо его скрыто под лживой маской, маской одного из нас, маской хамелеона среди травы. Я видела только головокружительную быстроту, с которой эти люди принимали новое обличье и сбрасывали старое; мне стало нехорошо. – Ничего страшного. Кажется, Сьюзи, мне пора возвращаться. Я кинула артистам несколько пенни. – Подожди, давай посмотрим манипуляторов! Сьюзи подхватила меня за руку и повлекла на другую сторону пляжа. Манипуляторы установили свою осеннюю машину – металлический золоченый цилиндр, блестящий на утреннем солнце. Цилиндр лежал на боку, как большой барабан; синий занавес с белой каймой закрывал центральную часть, по бокам торчали два огромных рычага. В устойчивом положении его удерживали смазанные подпорки. Вероятно, манипуляторам стоило большого труда разместить свою махину таким образом. Двое молодых фокусников с напомаженными усиками, прикрытые лишь узкими лоскутами ткани, почти не оставлявшими работы воображению, демонстрировали рельефную мускулатуру, орудуя рычагами. Цилиндр и занавес пришли в движение. И вскоре ткань уже имитировала сине-белое колыхание моря (появились даже отблески), а шум крутящегося цилиндра подражал плеску волн. Публика разом выдохнула: «Ах». В то утро это зрелище пользовалось наибольшим успехом. Люди приходили по набережной и спускались на песок, чтобы встать лицом к морю и полюбоваться его имитацией. Бархатная переливчатая синева слепила глаза. А настоящее море простиралось по сторонам от искусственного – могучее и бесконечное, исполненное шума и аромата. Но публику (нас!) так захватило происходящее в цилиндре, что весь остальной пляж пребывал в запустении. Гуляющие сосредоточились на участке перед манипуляторами и их вращающейся машиной. Я уже собиралась уходить, когда увидела одинокую фигурку в стороне от толпы. Это была девочка в шляпке и темном платье. Это была Клара Драме. Я подумала, что ей, актрисе, захотелось увидеть море, которое не притворяется. 2 Мы возвращались в Кларендон с большой неохотой. Мы щедро одарили манипуляторов и отказались от рекламных проспектов подпольного театра на мысе Пойнт, где актрис связывают просмоленной веревкой. Я чувствовала себя обновленной, надышавшейся воздухом города с его изумителями и манипуляторами, которые появляются с первыми холодами, в сезон смены представлений. Я помахала Кларе, та помахала в ответ. Мне хотелось подойти и поболтать с девочкой, но пора было позаботиться о наших пациентах. Мы со Сьюзи избавились в холле от песка и с новыми силами поднялись на второй этаж. Умывая моего пациента и глядя на мерзкий шрам у него на боку, я решила: не стану делиться с ним моими сомнениями по поводу Мэри Брэддок и Питера Салливана. Пока не стану. Попробую разобраться во всем сама. Причины? Да сразу несколько. Среди них и этот шрам. За прошедшую неделю я перестала терзаться моим необъяснимым преступным деянием, но я и теперь верила в необходимость какого-то искупительного поступка. Вместо того чтобы состоять при мистере Икс и пассивно дожидаться наступления новых событий, я решила воспользоваться преимуществами своего положения. Пусть он неподражаем в постижении неизвестного, зато он не покидает своего кресла, он слеп и слаб, каким бы опасным колдуном ни представляла его миссис Мюррей. У меня же, напротив, имелись руки, ноги и глаза. Я могла передвигаться с места на место и собирать улики, которые потом и сумеет расшифровать мой пациент – или не сумеет. Если эта загадка имеет под собой реальное основание, если это не просто кошмары сознания, мучимого чувством вины и действительно виновного (это будет подробно разобрано в ментальном театре), и, если таковое основание предполагает наличие затаившегося среди нас убийцы, я, возможно, смогу раздобыть какую-то часть информации, необходимой для его разоблачения. Но я бы солгала, если бы сказала, что это был мой единственный мотив. На самом деле для меня имели значение два человека. Мэри Брэддок была моей подругой. И я сама этому удивлялась. Три месяца назад, когда я приехала в Кларендон, от ее слов мне становилось страшновато. Но прошло время, а вместе с ним и многое другое, и в самые страшные для меня дни, когда меня душила собственная вина, Мэри явила мне свою истинную сущность, свои чувства, свою способность к любви и состраданию. Она кажется жесткой в часы работы, она меня как будто избегает? Ну что ж. Понадобится еще немало таких Брэддок, чтобы заместить ту добрую и понимающую Мэри, которая поддержала меня в самый необходимый момент! Люди, которые к нам неравнодушны, – они как драгоценности: нуждаются в нашем внимании, уважении и защите. Салливан, понятно, – это совсем другое дело: я его почти не знаю. Но что поделаешь, он мне понравился. Если я поделюсь с мистером Икс своими соображениями о них обоих, он подвергнет их безжалостному анализу и не поделится со мной результатами. А может быть, к тому времени, когда он и поделится, мое отношение к обоим изменится. Да, я хотела все выяснить, но своими силами. – Второй день недели, – произнес мистер Икс, когда я водрузила его в кресло. Я вздрогнула: – Вы считаете, последний кошмар сбудется? – Несомненно. Если только мы не воспрепятствуем. – Вы так спокойно об этом рассуждаете. – Ах да, дело в том, что я уже разрешил загадку. Мне недостает лишь пары деталей. Я в это время перемешивала угли в жаровне; последнее замечание заставило меня распрямиться. – Вы решили загадку? – Да. По сути своей она простая. Но при этом не лишена определенного интереса. – И какой же пары деталей вам не хватает? – Кто убийца и каким образом он намерен нас убить, – спокойно ответил мой пациент. – Тогда вы знаете то же, что и я! – Нет: я не знаю того же, что и вы. Нам всем известно множество разных вещей, но неизвестно одно и то же. Доктор Дойл сейчас здесь? – Нет. – Ну так запомните эту фразу и передайте ему, – быть может, она ему пригодится для рассказов о его персонаже. Я чувствую себя грудью, кормящей Шерлока Холмса! А какая сегодня погода? Я пыталась выкинуть из головы это видение: грудь в форме маленького головастого тельца. Раздвинув шторы, я взглянула на пляж. Манипуляторы продолжали имитировать море, но из комнаты их не было слышно. Зато было слышно настоящее море. Изумители во фраках уже ушли: их выступление было не столь успешным. То же касалось и солнца. – Погода свинцовая, – ответила я. – Тучи и море приняли один и тот же серый облик. – Великолепно. Это всем подействует на нервы. – А почему вы этого хотите? – Больше шансов, что убийца совершит ошибку. Непогода раскрыла больше преступлений, чем Скотленд-Ярд. Впрочем, сравнение неудачно: все равно получается не так уж много. Сейчас я больше не нуждаюсь в ваших услугах, – добавил мой пациент. – Спуститесь и посмотрите, как там дела с ментальным театром. – Именно этим я и собиралась заняться, – ответила я, забирая умывальный таз и прочие туалетные принадлежности. – Но умоляю вас, удвойте вашу бдительность. Я убежден, что человек, которого Десять прислали, чтобы с нами покончить, находится здесь. Я больше ничего не сказала, но без мурашек на спине не обошлось. Уходила я с одной мыслью: я должна во что бы то ни стало удостовериться, что человек, которого прислали, не является одной из интересующих меня персон. 3 Итак, снова в подвал. Во чрево чудовищного Бегемота[13][Бегемот – мифологический персонаж старинных бестиариев, колоссальный зверь, демон плотских желаний.]. Если бы вы увидели эту оглушительную суматоху, ни за что бы не подумали, что дело идет об устройстве зрелища с таким воздушным названием, как ментальный театр. С верхней ступеньки подвальной лестницы все это смотрелось как неуклонный рост хищного растения. Лампы на потолочных балках освещали этот упорядоченный хаос. Работа была поделена между двумя группами мужчин: одни соединяли между собой панели из папье-маше, выкрашенные в черный цвет; высота конструкций слегка превышала средний человеческий рост. Панели собирали в ряды. Вторая группа мужчин прибивала основания к полу, обеспечивая неподвижность конструкции. В итоге получалось прямоугольное строение, уходящее в глубину подвала. Внешние границы уже были установлены. Теперь из тех же панелей внутри прокладывали лабиринт, по которому вергилий проведет пациента. Я понимала, что этот извилистый путь должен символизировать внутренний мир души, который и станет объектом исследования.