— Это ваша дочка? — присвистнут Иван. — Ничего себе! — Да, это моя дочка! — гордо добавила Никитина, подзывая к себе молодую светловолосую женщину. — Олечка, ты к Алисе подошла? Никитина-младшая грустно улыбнулась и кивнула матери. Екатерина Эльдаровна представила их друг другу. Иван — Ольга. Ольга — Иван… Простите, забыла вашу фамилию… Да-да, Третьяков. Представляешь, Оля, он работал с Андрюшей. Да, очень приятно. Да, трагедия. Не умещается в голове. Как вам Италия в это время года? Я? Нет, никогда не был. Лыжи с детства ненавижу, еще со школы. Третьяков механически кивал, отвечал и смеялся в ответ — негромко, в рамках приличий, он пожимал руки, сочувственно хлопал людей по плечам, а сам вспоминал, как Алиса Морозова сидела в его машине всю дорогу до Твери, словно парализованная, и почти не дышала. Вела себя подозрительно, значит? Дурак ты, Третьяков. 19 — То, что она в детстве попала в аварию, вовсе не означает, что она невиновна! — стукнул кулаком по столу подполковник Мануйлов. — Ты хоть понимаешь, что у нас никаких других версий нет? Надо мной люди из Следственного комитета так и висят — с топором, того и гляди, голову отрубят, к чертовой матери. — Прямо по Достоевскому! — усмехнулся Толя Бахтин. — Только я тебе, Бахтин, не старуха-процентщица. Нужны нормальные версии, понимаешь? Дело же громкое! — В этом-то и проблема, что нет никаких других версий, — пробубнил себе под нос Третьяков. — Расшифровка ноутбука Морозова показала, что он там держал личную переписку, фотографии дочери и прочие личные фотографии, видео всякие… я извиняюсь, в том числе не самого пристойного характера. Но ничего такого, все в рамках нормы. — Расскажите-ка мне про эту так называемую норму поподробнее, Третьяков, — сощурился Мануйлов, а Толик Бахтин хохотнул. — Никаких изысков, обычное «девочка и мальчики» видео, да и немного. — Норма, значит… — фыркнул Мануйлов. — Что еще? — Еще то, что связь Алисы Морозовой с Шестобитовым не подтвердилась. Наблюдение за Морозовой и прослушивание тоже не дали никаких результатов. — Так-таки никаких? Ну не верю я в безгрешных людей. Даже в юных студенток, — сощурился Мануйлов, которому очень не хотелось расставаться с перспективой закрыть дело. — Морозова большую часть времени просидела дома, — отрапортовал Бахтин. — Звонила однокурсникам, также связывалась с Ольгой Олеговной Никитиной. — Интересно, зачем? — Ольга Никитина — дочь Екатерины Эльдаровны Никитиной, с которой Алиса Морозова хорошо знакома с самого детства. — С Ольгой? — Нет, с Екатериной Эльдаровной. Но Ольга Никитина работает в Следственном комитете, в связи с чем Морозова и решила к ней обратиться — по старой дружбе, как говорится. Пыталась узнать, нет ли у той доступа к статистике по всем убитым. А конкретно ее интересовала статистика по людям, отравленным флунитразепамом, — зло ответил Третьяков. Мануйлов посмотрел на Бахтина, тот кивнул и развел руками. — И что? Узнала? — Никитина обещала ей посмотреть, затем позвонила следователю, сообщила о разговоре, запросила инструкции. А уж следователь позвонил мне. В общем, все, как обычно, вот только… — Третьяков поднял голову и посмотрел в глаза начальнику. — Что — только? — Вы же понимаете, что именно она пытается сделать? — Почему это я должен понимать? Ничего я не хочу понимать, — закудахтал Мануйлов. Третьяков отвел взгляд, и Мануйлов только тяжело вздохнул. — Да ладно, не отводи глаза. Значит, девочка решила самостоятельно найти убийцу отца? Хочет восстановить справедливость? А тебе не приходило в голову, что, может быть, она притворяется? Ладно, Ваня, что там у вас по Шестобитову? — Шестобитов Богдан Витальевич улетел из Москвы в Патайю еще двадцать шестого, до настоящего момента не вернулся. Данные на границе мы проверили, — сухо отрапортовал Толик. — По сведениям главного бухгалтера фирмы Нелли Лапиной, он не планировал возвращаться раньше десятого, — добавил Иван. — Купил путевку на две недели. Сказал, что акклиматизация такая, что на меньший срок и ехать не хочет. — Не люди, а сплошные «турысты»! — возмутился Мануйлов. Сел в кресло, перелистал материалы дела, покачал головой. — Значит, у нас нет никаких версий? Вы это мне хотите сказать? Такая у вас оперативная информация? — Николай Степанович, я сейчас проверяю информацию по флунитразепаму… — переключился Иван. — У препарата несколько производителей, а также достаточное количество аналогов, таких, как рогинпол или гипнодорм. В больших объемах выпускается израильской компанией «Тева», но есть и другие производители. Правда, химический состав у них отличается от того, которым усыпили Морозова, поэтому их можно отбросить. Сам по себе препарат, конечно, рецептурный, применяется в лечении бессонницы, неврологических расстройств, шизофрении, однако сегодня его назначают крайне редко. Старую же форму, без запаха и цвета, в России практически невозможно найти. Как я уже говорил, ее производство было остановлено еще в середине девяностых. — Но кто-то же как-то нашел и использовал! Складские остатки проверяли? — воскликнул Мануйлов. Третьяков сделал паузу и кивнул. — Проверяли. Нет никаких остатков, за столько лет все давно уничтожено и заменено. Но я вчера запросил данные по трупам, в крови которых обнаружены следы флунитразепама. Эта идея мне сразу показалась правильной, хоть ее предложила и дочь убитого. Сами же говорили, препарат редкий. Сегодня мне прислали данные из аналитического отдела. Вы совершенно правы, Николай Степанович. Именно так — кто-то как-то нашел и использовал. — Что? Что ты такое говоришь? — Мануйлов вскочил. — Причем использовали не один раз, — невозмутимо продолжил Иван. — Допускаю, что то, что я накопал, это не все. Наши базы данных несовершенны. Не вся информация в них попадает — это раз. И не по всем данным можно вот так взять и отсортировать базу — это два. И потом — это же не отпечатки пальцев, многие протоколы в базу вообще не загружают, особенно если брать по периферии. — А нам не надо по периферии, — прошипел начальник, расстегивая пуговицу под воротником. — У нас Тверская область, ну, на крайний случай, Москва и околоток. — Тут уж, как говорится, что выросло, то выросло. — И что? Сколько? — спросил начальник угрюмо, словно знал и не одобрял продолжения. Иван опешил. — Чего сколько? Флунитразепама? — Сколько ты, Третьяков, нашел случаев? Ты же к этому клонишь, так? Ну, так и говори, не тяни кота за причинное место. — Пять, — кивнул Иван. — Если с Морозовым — то всего шесть. — Шесть трупов? И все шесть — именно с флунитразепамом? — Шесть нераскрытых убийств, — уточнил Иван. Начальник покачал головой. Иван вздохнул и продолжил: — И не просто с флунитразепамом, а именно с тем самым — без вкуса и запаха, который производился в восьмидесятые. — Может быть, какая-то группировка использует препарат? Замена клофелину? Нормальная рабочая версия. Может, они теперь таким образом заказные убийства устраивают. Их вообще редко раскрывают… — Не думаю. Во-первых, флунитразепам ни в одном случае не был причиной смерти. Профессионалы так не работают. А во‐вторых, жертвы. — Что — жертвы? — скривился Мануйлов. — Все жертвы — обычные люди и ничего опасного для организованной преступности не представляют, — пожал плечами Иван. — Ну и что. Можем же мы чего-то не знать, — процедил Мануйлов. Иван помедлил, а потом достал из рюкзака стопку помятых ксерокопий, над которыми он просидел всю ночь. Мануйлов смотрел на бумаги, как на ядовитых змей. Толик Бахтин тоже склонился над столом, куда Иван вывалил бумаги. — Я буду говорить о жертвах в случайном порядке, так как точные даты убийств установлены не везде. Личности, к слову, тоже. Итак, первый труп. Первый по времени обнаружения. Девятого октября две тысячи четырнадцатого года. — Когда? — переспросил Мануйлов, скривившись. — Это же сто лет назад. — Не сто, конечно, но согласен, давно. Труп нашли грибники, на тот момент вполне свежий. Убийство датировано четвертым октября, эксперты даже установили время смерти — вечером, с восьми до десяти часов. — А где его нашли? — спросил Толик, делая пометки у себя в блокноте. — Нашли его в лесу в Пензенской области, недалеко от шоссе Р209. Место помечено по методу Ципарского — на месте, где обнаружили тело, в области головы закопана банка с данными. Других привязок на местности не было. Только координаты. В нескольких километрах от деревни Лермонтово. — И как он умер? — Как я уже сказал, в крови обнаружен флунитразепам — и алкоголь, кстати, тоже. Опознать труп не удалось, возраст приблизительно около тридцати, плюс-минус пять лет. Печень сильно повреждена, мужчина, скорее всего, сильно пил и не имел определенного места жительства. — Короче, бомж, — суммировал Мануйлов. Иван кивнул. — Совершенно верно. Просто бомж с транквилизатором в крови и с четырнадцатью ударами острым предметом, предположительно ножом, в область грудины, — добавил Иван. Бахтин присвистнул. Мануйлов склонился и просмотрел протокол. Иван подождал, затем достал следующий лист. — Второй труп удалось идентифицировать, хотя это и заняло много времени. Дело в том, что убитый, некто Курланов Константин Николаевич, тысяча девятьсот восемьдесят пятого года рождения, житель Подмосковья, был обнаружен в Новгородской области. — А проживал где, какой район? Не Ленинградка? — уточнил Мануйлов. — Нет, не Ленинградка. Проживал в Егорьевске. Заявление о пропаже было подано сразу после майских праздников в две тысячи четырнадцатом году, но найден Курланов был только в шестнадцатом — тоже летом. Опознали не сразу, так как родители, когда подали заявление о пропаже, не знали, куда Курланов уехал на праздники. Он жил отдельно и о своих планах им не сообщал. Вот и пролежал не менее двух лет в новгородских полях, а потом еще опознавали его почти полгода. Повезло, что вообще опознали. — Почему? — Вот тут мы подходим к самому интересному. Курланов увлекался исторической реконструкцией, в Великом Новгороде участвовал в так называемом съезде дружин — реконструкции военных событий времен Древней Руси. Найден он был в полной экипировке, то есть в кольчуге, металлическом шлеме и с мечом в руках. Меч, впрочем, не настоящий, муляж. Но остальное было подобрано вполне аутентично. Металлическая кольчуга, которая весит килограммов десять, наверное. Под кольчугой рубаха из грубого полотна, штаны там, кожаные сапоги. Понятно, что все современное, но сделано и сношено настолько натурально, что авиамоделисты, наткнувшиеся на тело, были уверены, что из-под земли на поверхность вышли остатки древнего воина. — Это как — вышли? — уточнил Мануйлов.