— Тебе не понять, начальник. — Мне не понять, это точно, — кивнул Иван. — Это же не моего друга зарезали в лесу. Знаешь, что я думаю? Что не было никакого черного воина, никакого воплощения зла, а это ты друга своего убил, а теперь мне дичь какую-то гонишь. — Черный воин — не зло! — воскликнул Губаханов. — При чем тут добро, зло? Его вообще нельзя измерить нашими рамками. — Да что ты говоришь, — разозлился Третьяков. — Да! Не из нашего мира он. Он — черный воин… Ну, как черные монахи есть. И он бьется с тьмой, той, которая поглотит наш мир. Тысячелетняя битва почти проиграна! — Арестант почти кричал, в его голосе звучала паника. — Таких, как он, почти не осталось. Их мало, и они проигрывают! — А как его зовут? — Не помню. На «И» что-то такое. Древнее. — Ты мне описать его хоть можешь? Ты же говоришь, что помнишь. Как он выглядит? Как человек или как летающий страус? — Сам ты страус! — гаркнул Губаханов. Иван замолчал, в растерянности глубоко дыша. И что делать дальше? Ведь ничего из этого бреда не извлечь. — Ты в своих показаниях писал, что с вами в тот день пил третий человек. Это был он? — Да, только он не человек! — поправил его Губаханов. — Ладно, не человек. Черный воин. Откуда он взялся? — Так на автовокзале же и познакомились, — с готовностью ответил Губаханов. — В Саранске? — А где ж еще? — вопросом на вопрос ответил тот. — И как это вышло, что вы познакомились? — терпеливо расспрашивал Иван. — Он у нас сигарет спросил. Мы как раз в сторонке от входа курили. Дали ему сигарет. — Как он выглядел… в тот момент? — добавил Иван, чтобы Губаханов не начал снова про тьму. — Ну, обычный такой мужик. — Молодой? Пожилой? Высокий? Толстый? — Не знаю, обычный. Возраста, наверное, моего. За тридцать. Не толстый. Говорю — обычный. — Фоторобот сможешь составить? — Ну, попробовать можно. Только я уже плохо его помню… после всего, что случилось. — Давай пока не будем про то, что случилось. Вот, вы познакомились. Покурили? Дальше что? — Так он не курил, он сигарету взял, а потом спросил, какого автобуса мы ждем. Мы сказали — что, мол, рейсового, на Починки. И он такой — так нам же по пути. Давайте, ребята, подвезу. — Какой добрый воин. — Ты с ним не шути. Не надо так! — вдруг испугался заключенный. — Он может услышать и вернуться. — Вернуться? Сюда? Не волнуйся, сюда он никак не пройдет, у нас тут свое колдовство, ни один черный маг не пройдет. — Смеешься! Все вы смеетесь, а тьма скоро поглотит весь мир. И прольются реки крови. — Я понял уже, понял. Значит, это он твоего друга убил, чтобы помочь миру выжить, противостоять тьме? — уточнил Иван. Губаханов кивнул и начал качаться на стуле. — А зачем твоего друга для этого убивать? — Я… не знаю, не знаю, — растерялся и занервничал Губаханов. — Но это — наша единственная надежда. Тысячу лет мы были под защитой воинов Ина, а теперь все, прошел срок. И воинов не осталось. — Подожди-подожди, каких воинов? — Воинов Ина. — Это что? Клан их? Сколько их? — Нет, этого я ничего не знаю, — распереживался Губаханов. — Я мало что помню. Меня, значит, он парализовал и лишил воли — но это, чтобы не навредить. Вообще, я должен был отключиться, а я хоть шевельнуться и не мог, а видел и запомнил. Потому что такое не забудешь. И потом, у меня бабушка в горах жила, энергиями умела управлять. У меня дух сильный, горский. — Что ты видел и запомнил? — Все я видел! Как он вдруг изменился. Стал таким черным, как будто весь из дыма. Посмотрел на меня, глаза такие… знаешь, нечеловеческие. Такие… изумрудные, но в них тьма видна. Как будто черная дыра, что ли. Он в воздухе рукой провел, как будто написал что-то. Знак. Он прямо загорелся в воздухе, этот знак. Я и его запомнил, честно. Я помнил, даже пытался записать. Там три точки были. И перекладинки — сверху и снизу. А буквы… сейчас, сейчас… — Губаханов скорчился и принялся водить пальцами по столу, но знак не вспоминался. — Ничего, не важно. Потом вспомнишь. Значит, знак в воздухе загорелся? Огнем? — переспросил Иван. — Что-то еще загорелось? — Огонь был черный, как его глаза. Да и не огонь, а дым. Я его спросил, что происходит. Он мне сказал — тьма идет. Тьма поглотит всю землю. Битва, которой тысяча лет, почти проиграна. Вот что он сказал. Я спросил его, кто он такой. Вот тогда он мне ответил, что он — воин Ина. Из тьмы рожден, но вырвался из нее. Но знает и видит тьму и может другим показать. Но только время нужно правильное. — Какое время? — Такой день, когда он может ходить между двумя мирами. В другой какой день ты его вообще не найдешь. Он в двух шагах от тебя пройдет, ты не заметишь. А в такой день наши миры открыты. — Именно такой день и был, когда вы его встретили, да? — спросил Иван — и от волнения даже привстал. — Ну да, — ответил Губаханов и шмыгнул носом. — Открытый портал Меркурия. У Ивана от возбуждения тряслись руки, когда он набирал номер Алисы. Он понимал, конечно же, что все это может оказаться полной ерундой. Какой, к черту, портал. Явно за уши притянуто. И все же… Вся полицейская чуйка Ивана Третьякова говорила за то, что третий был. И что пришел не просто так. — Алло, Иван Юрьевич, — ответила она сонным голосом. — Что случилось? — Вы что, спите? — А что, не имею права? — рассмеялась Алиса. — При чем здесь это? Еще десяти нет, а вы спите. Послушайте, вы не могли бы посмотреть кое-что еще для меня? — Кое-что? — мелодично рассмеялась Алиса. — Жить без меня не можете теперь? — Не могу, Алиса Андреевна. Посмотрите, пожалуйста, нет ли какой-нибудь закономерности, связанной с Меркурием. — Почему с Меркурием? — Я не знаю, как объяснить, я даже не знаю, что именно это за связь. И есть ли она вообще. К Ивану подошел дежурный и спросил, можно ли уводить Губаханова. Иван попросил задержать его еще ненадолго, но дежурный хмуро сказал, что ему был приказ от начальства, что, как только разговор закончится, Губаханова — в камеру. А разговор, определенно, закончился. — Ничего я не закончил! — рявкнул Иван. — Алиса, посмотрите, пожалуйста, есть ли связь. Мне нужно идти. — Вы в Саранске, что ли? Какая хоть связь? — спросила она. Иван не ответил, отключился и поспешил вернуться к Губаханову. Чем больше он разговаривал с ним, тем больше крепла уверенность в том, что третий — Черный Воин — действительно был. Не плод воображения, не попытка Губаханова так глупо прикрыть собственную пьяную поножовщину. Был некто, стрельнувший у работяг сигарет в тот день и напугавший недалекого алкаша-разнорабочего так, что тот теперь без содрогания и вспоминать о том дне не может. Однако продвинуться дальше, чем рассказы о тьме и паранормальных способностях Воина, он не смог. Третьяков подумал: надо ехать в Саранск. Нужно своими глазами посмотреть на материалы дела. Созвонился с Мануйловым, доложил. Просмотрел расписание и за голову схватился — проходной поезд из Самары в Санкт-Петербург останавливался в Новокуйбышевске в десять часов девятнадцать минут. 28 Он успел — каким-то чудом. Просто повезло, что начальник колонии еще не уехал, ждал, когда столичный гость уберется восвояси из его королевства, и, уж конечно, был готов подбросить его до станции. И что станция оказалась не так уж далеко — тоже повезло. Но больше всего повезло, что поезд задержали еще на прошлой станции — не иначе, вмешались звезды, усмехнулся Иван. Он пришел в Новокуйбышевск на десять минут позже, и вот Иван Третьяков сидит на липком диванчике из дерматина, боковое место, второе от туалета — уж какое было свободно, а старуха в темном вязаном платке глядит на него с подозрением. Мало ли что, как бы деньги не пропали. Или яйца с котлетами. Принес черт мужика. Иван отдышался, проводница выдала ему серое от старости постельное белье и принесла — сама, он не просил — сладкий сверх всякой меры чай. Полицию она уважала. За восемь часов поезд донес уставшего оперативника до Саранска. Иван разговаривать ни с кем не стал, хотя старуха и пыталась. Рассказывала о внуке-отличнике, но Ивану было безразлично. Как только поезд тронулся и за грязным окном замелькал предсказуемый и повторяющийся черно-белый пейзаж, Иван убрал столик, достал сверху, с полки матрас и подозрительную подушку, пахнущую тухлятиной. Наплевать. Иван уснул, стоило ему только положить голову на этот потенциальный источник смертельных вирусов и чесотки. Во сне Ивану привиделась фигура в черном развевающемся плаще — то ли Нео из «Матрицы», то ли булгаковский рыцарь, улетающий в небо на черном коне из ада. Сон при этом вовсе не был кошмаром, и утром, строго по расписанию, в пять тридцать две отдохнувший Иван вышел на перрон города Саранска. Терракотовое здание с облупившейся краской встретило его угрюмой тишиной. Его никто не ждал, хотя вроде Мануйлов обещал созвониться с местными. Иван огляделся. Ни таксистов, ни вечно снующих частников. Это Москва никогда не спит, а Саранск далеко не всегда просыпается даже по утрам. Впрочем, Иван оказался неправ. С другой стороны, на выходе из вокзала дворник как раз начинал чистить улицу, выгребая выпавший за ночь снег. — Что, отец, транспорт есть смысл ждать? — спросил Иван, и дворник с недоверием осмотрел приезжего с головы до ног. — Кому и ноги транспорт. А тебе далеко? — До местного УВД, — ответил Иван и показал дворнику удостоверение. Тот равнодушно пожал плечами и показал дорогу.