Электричка была на удивление пустой, сказывалось то, что дачный сезон еще не начался, но Алиса все два с половиной часа от Казанского вокзала до Егорьевска простояла в тамбуре, прислонившись спиной к холодной железной стене с рубильником стоп-крана. На каждой остановке она жадно глотала холодный воздух, влетавший в раскрытые двери, каждый раз боролась с желанием выскочить и остаться там, на перроне неизвестной и ненужной ей остановки. Врачи называли это фобией — от греческого слова «страх». Говорили, что это у нее последствие пережитого в детстве шока, когда она два часа просидела в искореженной машине, без возможности выйти наружу. Врачи говорили, это можно вылечить. Психотерапия творит чудеса. Но каждый новый врач, которого приводил отец, делал только хуже, и после таких «сеансов» Алиса неделями билась в кошмарах, а отец начинал еще больше пить и злиться. Однажды он даже разбил кулаком зеркало в прихожей и пообещал Алисе больше никогда и никого не водить из врачей. Теперь, сползая по стене в холодной прокуренной пригородной электричке, Алиса начала жалеть, что отец проявлял такую чуткость по отношению к ней. Лучше бы он довел начатое до конца. В Егорьевске Алисе потребовалось довольно существенное время — почти час в привокзальном кафе, — прежде чем у нее перестали дрожать руки и сбиваться речь. Она знала, как действовать в такой ситуации — не первый раз, как говорится. Горячий чай, глубокое дыхание, медитация, выравнивающая пульс. Несколько раз проговорить про себя скороговорки. Если «если» перед «после», значит «после» после «если». Если «если» после «после», значит «после» перед «если». У нас ваш нож, у вас наш нож. Из кузова в кузов шла перегрузка арбузов. Алиса отправилась по адресу, где был зарегистрирован убитый Константин Курланов. Когда нашла дом и квартиру, там никого не оказалось. На такой случай у нее не было никакого плана, поэтому она просто бродила по темнеющему кварталу, приглядывалась к людям, пила чай в маленьких кафе. Чай наливали в двойной пластиковый стаканчик, который все равно обжигал пальцы. Через час к подъезду дома подкатила невысокая, с усталым лицом девушка с коляской. Алиса попробовала еще раз, и ей ответили, дверь открыл одутловатого вида молодой человек, который, скорее всего, спал и поэтому не открыл дверь раньше. Из-за его спины маячила та самая забитая, похожая на серую птичку девушка с младенцем на руках. Выяснилось — квартиранты. Сами-то мы не местные. Славянская семья без вредных привычек. — Вам чего? — спросил ее молодой человек, как говорится, вместо «Здрасте». — По этому адресу проживал и был зарегистрирован Курланов Константин Николаевич. Вы с ним были знакомы? — Мы ничего не знаем, — ответил молодой человек с агрессией. — Мы тут только полгода живем. — Может быть, вы знаете кого-то, кто знал Курланова? — уточнила Алиса тем же строгим голосом. — Кого-то, с кем он общался, дружил? — А вам зачем? — спросил молодой человек, и Алиса убедилась в том, что ей не показалось. От парня пахло пивом. — Я — журналистка, готовлю большую статью о нераскрытых преступлениях. Вот мое удостоверение. — Алиса взмахнула «корочкой» и заговорила так, чтобы звучало как можно более официально: — Работаю вместе с полицией. — А мы-то тут при чем? Говорите с родителями. — Телефон подскажете? — попросила Алиса. «Птичка» оглядела Алису с подозрением. — А вы сама не знаете? — В деле есть только этот адрес, — оправдалась Алиса. Парень явно устал от этого разговора. — Они живут недалеко, но у них только мобильный телефон. — Дайте, пожалуйста. — Не давай, мало ли что! — прошипела «птичка» мужу в спину. — Ну вот чего ты встреваешь! — возмутился парень. — Больше всех надо? Иди ребенка покорми! — Да покормлю, — процедила «птичка», посмотрела на Алису с осуждением, но послушно ушла в глубь квартиры. Парень враждебно оглядел Алису, но потом пожал плечами и продиктовал телефон. 36 Договорились на вторник с самого утра, часикам к семи. Позже Курлановы не могли, у Николая Григорьевича в девять начиналась смена, а без него Вера Ивановна встречаться не хотела. Алиса не стала настаивать. В конце концов, что ей стоит встать пораньше и уйти из дешевого гостиничного номера? Главное, чтобы с ней поговорили. Нажмешь посильнее — а они попросят удостоверение да в полицию перезвонят. Впрочем, ничего объяснять не пришлось, родители Константина Курланова на журналистское удостоверение Алисы даже не взглянули, раскрыли двери и впустили в дом. Предложили чаю. Мимо Алисиных ног как ни в чем не бывало прошествовал жирный, перекормленный кот. Курлановы жили в частном секторе, в собственном бревенчатом домике, обложенном дорогим красным кирпичом. Жили хорошо, явно не бедствовали. В гостиной, рядом с печью, стояла большая плоская плазма, не меньше сорока дюймов. Сдача квартиры в аренду явно пошла на пользу семейному гнезду. В доме было чисто, пахло свежей едой — то ли борщом, то ли щами. На стене висел портрет Кости Курланова в черной рамке и с черной ленточкой, привязанной к уголку. На портрете Константин был молод, не больше двадцати лет. Он улыбался, был загорелым, белозубым, бесшабашным. Симпатичный парень. Алиса невольно вспомнила фотографии из дела, черную мокрую землю на сгнившем лице, черты которого уже практически нельзя было распознать. Она вспомнила его пальцы, скрюченные и задеревеневшие, эту странную кольчугу, вручную сшитые кожаные сапоги по древнерусским лекалам. Как жаль, такая бессмысленная ранняя смерть. — Скажите, неужели есть какие-то новости? Нашли этих иродов, которые Костеньку убили? — спросила мать Курланова Вера Ивановна. — Я ничего сказать не могу, не имею права. Тайна следствия, — покачала головой Алиса, решив вести себя больше как сотрудник полиции, нежели журналист. — Но дело не закрыто, и вот мы собираем дополнительные данные. Уточняем детали. В ваших показаниях два года назад вы говорили, что почти не общались с сыном. Это показалось мне довольно странным. — Да нормально мы общались, — возмущенно громыхнул Николай Григорьевич, отец Курланова, краснолицый шумный мужчина с выраженной одышкой, шахтер или шофер на пенсии. — Как все общаются. Жили бы вместе, так больше бы общались. — А почему вы не жили вместе? Откуда у вашего сына появилась собственная квартира? — Так от бабки его, моей мамки, — нахмурился отец. Почему нахмурился — стало ясно через несколько секунд. Вера Ивановна склонила голову и вздохнула. — Вот так делай людям хорошее. Моя свекровь-то, когда помирать собралась, предложила квартиру ее на Костика переписать. Чтобы, значит, не пропала. Ей квартиру от завода в свое время дали, муж ее давно помер. Других внуков у нее не было. Мы ей говорили, оформи на нас. А она — ни в какую. Отдам внуку, понимаешь. Ну, мы прописали Костю туда, ему тогда шестнадцать было. Приватизировали, хотели сдавать, ему же деньги откладывать. А он, как школу закончил, взял и съехал. Никого не хотел слушать. Моя, говорил, хата, и все. Уж чего там он творил — одному богу ведомо. А все это на совести свекрови-покойницы. — Она из-за тебя не стала на нас оформлять, — пробормотал тихо отец. Вера Ивановна всплеснула руками. — Ой, можно подумать, я бы у тебя квартиру увела! — И повернулась к Алисе. — Свекровь меня не любила, все боялась, что я сыночка ее обдеру как липку. А чего у него брать-то? Ой, люди жадные! — А ты сама не жадная? Алиса поняла, что так и до драки недолго. Впрочем, милые бранятся — только тешатся. — Значит, после школы Константин жил один? На какие средства? Вы ему помогали? — Мы-то? — фыркнул отец. — Да мы с ним даже не разговаривали. — Ты не разговаривал. За меня не говори. — Бегала к нему, судки таскала с котлетами. — Мальчик школу закончил, одиннадцать классов, между прочим, — вставила Вера Ивановна с таким видом, словно получение полного среднего образования было чем-то из ряда вон. Отец фыркнул. — И чего? Ну скажи, чего оно ему дало? Этот его аттестат? Лучше бы к нам пошел на предприятие. — Ай, не начинай, — отмахнулась Вера Ивановна. — Он мальчик был умный, начитанный. Историей увлекался, по миру ездил, людей видел. — Умный, да. Дурь это, а не ум, ряженым по полям бегать. И через это к нему ведь смерть пришла! Работал бы на предприятии, женился бы, как все. Сейчас у нас бы внуки были. Чего ему эти истории дали-то? — По миру ездил — это вы про поездку в Швецию в двенадцатом году? — спросила Алиса, и мать закивала. — Ну да, на Балтику поперся. Место силы, черт его побери. Чем голова только была набита! — Он один туда ездил или с кем-то? — уточнила Алиса, замирая от того, как близко все это было к тому, что она предполагала. — Что он вам про эту поездку рассказывал? — Да что рассказывал? Они же дурью маялись, на деревянных мечах во дворе бились с пацанами, — ответил отец. — А лучше бы они курили и пили, да? — раскраснелась мать. Демонстративно повернулась к Алисе. — Он мечтал, все мечтал к этим камням попасть. Не помню только, как назывались камни. — Ales Stenar? — уточнила Алиса, но Вера Ивановна посмотрела на нее растерянно. Алиса пояснила: — Ales Stenar — древний каменный монумент, считается одним из самых загадочных исторических памятников Швеции, ряд огромных камней в форме древнего корабля. Предположительно, камни установлены еще в бронзовом веке викингами, однако, как и в случае со Стоунхенджем, неясно, как и зачем это было сделано. Для многих паломников это место обладает скрытой, даже магической силой. Раскопки привели к выводу, что это было, вероятнее всего, место ритуального захоронения. Однако этот факт не мешает, а многим даже помогает верить в невероятную силу этого места. Ваш сын ездил туда, на его странице в соцсети до сих пор можно найти его фотографию на фоне Балтийского моря. — Да, вот туда он и хотел. И исполнил свою мечту. Все говорил, что там древняя сила содержится. Я не одобряла, конечно. — Почему — конечно? — удивилась Алиса. — Мы же православные, понимаете, — мать покосилась на угол с иконами и лампадой. — А Костя — он, получается, все какую-то языческую силу хотел найти. Только это же какая сила? Это ж зло, чистое зло. Колдовство, ворожба. Может, до него это самое зло и добралось, прости, господи, — Вера Ивановна перекрестилась. — Но вы не подумайте, мы молебен заказали за упокой, и вообще — за его душу до сих пор молятся. Он же мальчик чистый был, невинный. Только увлекался, натура такая. — Да дурью он маялся. И ты, Вера, тоже ерунду болтаешь. Его ж не камни убили, Вера, — развел руками Николай Григорьевич. — Что ты все мистику приплетаешь! Его человек убил. Задушил нашего мальчика. — Его голос зазвучал сдавленно. Отец развернулся и вышел из комнаты. — А он один ездил в Швецию или с кем-то? Может, с девушкой? — спросила Алиса, преодолевая неудобство. Все-таки какая противная работа у полиции. — Костя с другом ездил. У него много друзей было, они все вместе ездили на такие вот вещи. Фестивали, ярмарки, драки эти исторические. — А как друга звали, не вспомните? — Как же его… Он говорил мне. Впрочем, нет, не вспомню сейчас… Он про многих говорил. Один вот — так жил в Новгороде, только не в Нижнем, а в Великом. Кажется, с ним в Швецию они и ездили. — Там, где Костя погиб? — Да! — воскликнула мать с удивлением, но тут же потухла. — Только это ничего не значит. Да не найдут его, убийцу этого. Столько времени уже прошло, как найти. А я ведь каждый день о Костеньке думаю, вы понимаете? Вы об этом напишите, обязательно. Нет ничего хуже, чем потерять ребенка. Никому не дай бог такое пережить. Я ведь как подумаю, что могла сейчас с внуками нянчиться… — Она замолчала, пытаясь сглотнуть слезы. Алиса не мешала, молчала. Что можно ответить человеку, потерявшему единственного сына, пусть даже такого, с которым не была особенно близка. У детей и родителей близость другая, на крови, ее не нужно поддерживать разговорами да общими интересами. Кровная связь — она навсегда. Николай Григорьевич ушел на смену, а Алиса осталась, просидела у Курлановых еще пару часов, за чаем пересмотрела все, что осталось у родителей от единственного сына. Школьные дневники с четверками и троечками, фотографии с рождения и до окончания школы — их было много, они были типичные, такие же точно, как у всех. Постановочные — из садика, где маленький Костя расставлял стульчики, а девочка из его группы накрывала на стол. С утренников — Костя был медведем, зайчиком отказывался. Вплоть до крика-плача. Только медведем. В школе был неуклюжим, рос неравномерно, как это часто бывает. К десятому вымахал, за лето прирос на целую голову и стал похожим на карандашик. Фотографий постарше почти не было. За столом на Новый год, лица почти не видно, так как прямо перед ним стояла ваза с цветами. С девушкой в парке. Оказалось, просто дочка знакомых. Ничего такого. — А фотографий из его клуба исторической реконструкции нет? — спросила Алиса с надеждой. Того, что ей было нужно, в семейных альбомах не имелось. Мать покачала головой.