— В гостиной на окне чем-то прозрачным выведена руна, — сообщила она. — Похоже на клей или мазь. — Это, возможно, тот клей, которым он запечатывал банки с газировкой, — крикнул из кабинета Третьяков. — В кабинете, кстати, руна тоже есть. Нарисована ручкой на обоях. — Я не заметила, — разочарованно пробормотала Алиса. Эх, не заметила — значит, не сфотографировала. — В холодильнике на кухне есть газировка, — вмешался местный оперативник. — Много, целый склад. — Можете мне показать банку? — попросила Алиса. Оперативник дождался отмашки Потапенко и принес банку. Алиса кивнула. — Да, именно ее он пил в поезде. И на месте убийства в Марий Эл тоже такая банка была. — Значит, ты была в шоке, — невольно ухмыльнулся Третьяков. Оперативник и Потапенко вышли в кухню, и Третьяков на несколько мгновений остался с Алисой Морозовой наедине. Он склонился и прошептал, с яростью глядя ей в глаза: — Как ты могла, Алиса. Я никогда тебе этого не прощу. А если бы я приехал сюда к твоему трупу? — Мне не нужно твое прощение, понимаешь? — прошептала она. — Я все испортила, и он сбежал. Лучше бы он меня убил. — Не смей так говорить, слышишь? Я сам тебе накостыляю! — процедил он сквозь зубы. — Он ушел — и значит, кто-то умрет. Он будет на месте двадцать шестого июля, даже если вы зальете это место цементным саркофагом. Он подкопается и будет там. И я в этом виновата, только я. 54 Алгоритм Google предлагал разные варианты, но довольно быстро Алиса поняла — почувствовала, что именно Нечаев имел в виду. В одной статье имя Ингвар — старинное написание Yngvarr — обозначалось как «приносящий себя в жертву, служитель высокой цели». Цель оправдывала средства, а средств у Никиты Нечаева явно хватало. Он исчез. Он растворился. Он лучше всего умел растворяться. В каком-то сне Алисе привиделось, что Нечаев превратился в волка и убежал по снегу куда-то в лес, оставляя четкую цепочку маленьких волчьих следов. Следов хватало и в реальности, но, несмотря на все оставленные следы, Нечаева не нашли. Как в какой-то книжке Стивена Кинга, которую Алиса когда-то прочитала, стянув из комнаты Криса, — там нашли следы на песке, которые обрывались на ровном месте так, словно человек просто исчез или взлетел в определенном месте. Это значило, что он мог появиться перед ней — прямо тут, в ее квартире — в любой момент. В первый день, только вернувшись из Егорьевска, Алиса вздрагивала от каждого шороха, а ночью проснулась без причины. Просто открыла глаза примерно в три часа ночи, дернувшись так, словно кто-то ударил ее кулаком в бок. Открыла глаза с отчетливым чувством, что Черный Воин смотрит на нее. Она судорожно вздохнула, вскочила, зажгла везде свет, даже шкафы раскрыла, но в квартире никого не было. Только ее собственное отражение в темных стеклах окон и тишина. Тишина была такой пустой и всепроникающей, что в какой-то момент Алиса не выдержала и позвонила Крису. Тот перепугался, прибежал к ней сразу, прямо посреди ночи, благо жил недалеко. Крис успокоил ее и пролежал до утра, не раздеваясь, рядом с нею в кровати. Только так она смогла уснуть, но все равно крутилась и стонала во сне, говорила о чем-то неразборчиво. Порывалась куда-то бежать, что-то найти. Крис обнимал ее через одеяло и прижимал к себе. Наутро он вызвал врача из поликлиники: у Алисы поднялась температура. Так было даже лучше. Это было что-то, с чем Крис знал, как оперировать. Пить больше жидкости, больше спать, показан покой и микстура от кашля. Может быть, ОРВИ, а может, продуло где-то. Чай с лимоном, куриные котлетки, разговоры с бабушкой по телефону. Горло полоскать пять раз в день. Где она простудилась? «Тебе не нужно этого знать, поверь». И ее глаза в этот самый момент — мертвая чернота, проклятие. «Тебе лучше держаться от этого подальше». Крис не возражал, пока Алиса лежала рядом, на диване под пледом, но, к сожалению, через пару дней ей стало получше. Она сразу сделалась жестче, закрылась от него невидимым, но непробиваемым куполом. Только смогла нормально держаться на ногах, тут же сказала, что ей нужно уехать. — Куда тебе ехать? У тебя слабость, у тебя вирус! — злился Крис. — Мне нужно… — закашлялась она, зашлась так, что было страшно слушать. — Ничего тебе не нужно, — горячился он. — Я пожалуюсь на тебя бабушке, я помню, на похоронах она всех там построила. Так вот, я попрошу, чтобы она приехала и взялась за тебя. — Она не приедет, у нее давление. А если ты ей скажешь, что у меня вирус, она пойдет в аптеку и купит оксолинку. На всякий случай. — Тебе нельзя сейчас оставаться одной, тебе нужен уход. Куда ты намылилась? — Мылится веревка, — отмахнулась Алиса, пробираясь мимо Криса к шкафу. — Ты совсем свихнулась с этими убийствами, помешалась на них. — Крис злился. — Это не твоя работа — расследовать смерть твоего отца, понимаешь? Ты можешь сделать только хуже! В ответ на это Алиса Морозова замолчала и принялась с удвоенной скоростью запихивать вещи в дорожную сумку. Крис увещевал, упрекал, рассказывал о вопросах, которые задают ему преподаватели, и о том, как он устал врать, объясняя ее отсутствие сказочными причинами. — Ты останешься без диплома, ты это понимаешь? — возмущался он. — И куда подевался твой страх перед машинами? Ты только и делаешь, что куда-то ездишь! — Никуда не делся, — ответила Алиса, остановившись в дверях. Обернулась, перевела взгляд, посмотрела поверх его головы. — Крис, никуда мой страх не делся. Я просто укладываю его в коробочку, запираю на ключ и оставляю до завтра. Не думаю о нем. Ты пойми… я просто не могу не… — Алиса покачала головой. — Спасибо тебе, что ты меня терпишь. — Я могу поехать с тобой. — Нет, не надо, — испугалась она. — Я… я тебе сразу позвоню, как вернусь. Правда позвоню. Крис ничего не сказал, только опустил голову. Алиса ушла, не оглядываясь. Ей нужно было вернуться в Егорьевск за сумкой, спрятанной в нескольких кварталах от дома Никиты Нечаева между двумя гаражами. Было сложно найти подходящее место — в ночи, в темноте, в незнакомом районе, да еще быстро, ведь на все про все времени у нее было всего ничего. Она даже не была уверена, что вообще сможет найти это место, но вернуться нужно как можно скорее, болезнь и так ее задержала. Алиса была почти уверена, что сумка не бросалась в глаза, не видна с дороги, но найти ее совсем не сложно, если знать, где искать. Третьяков мог ее найти и полиция Егорьевска тоже, но это вряд ли. Они бы уже связались с Алисой, уже предъявили бы ей заряженный боевой «Глок», уже арестовали бы ее, наверное. Сумку могли найти какие-нибудь местные жители, дети, в конце концов, и тогда могла случиться трагедия, которой Алиса никогда не простила бы себе. Сумку мог найти Черный Воин. Но Алисе повезло, и сумку никто не нашел. Шатаясь от усталости и выдыхая с облегчением, она вытащила сумку из щели между гаражами и, ссутулившись и хромая, быстро пошла к вокзалу. Ей вслед смотрела бездомная собака с умной рыжей мордой. Вечером того же дня Алиса осторожно вернула разряженный «Глок» в сейф, а затем села в кухне, обложившись листами и маркерами, и включила запись. В облачном хранилище помимо записанного ею разговора были также файлы, которые ей удалось перебросить с компьютера Черного Воина. Оказывается, можно очень многое успеть за один час, если соединение с Интернетом хорошее и за тобой никто не следит. И если больше не мучает чувство вины и страх, что тебя накажут за то, что ты делаешь что-то плохое. Люди придают слишком большое значение добру и злу. Важна лишь сила… Голос Ингвара гипнотизировал, но Алиса не останавливала запись. Она слушала и делала пометки. Ее интересовали два вопроса. Первое — есть ли среди файлов или в том, что говорил Никита Нечаев, что-то, с помощью чего его можно было бы найти. Второе — самое важное — ответ на тот вопрос, который так и остался открытым. Зачем погиб ее отец? Алиса надеялась найти хоть что-то. На белом листе уже было выведено черным маркером «Они заставили меня» и «Другие» с большим вопросом около этого слова. Но Алиса и в страшном сне не могла представить, что найдет среди выкраденных ею файлов. В самом страшном кошмаре. Иван Третьяков увидел тот же самый файл на два дня раньше, пока Алиса еще болела, но точно так же, как и Алиса, рефлекторно прижал ладонь ко рту, чтобы не закричать от того, что он видел перед собой на большом экране рабочего компьютера Зарины Георгиевны Шапошниковой. Она стояла рядом с Иваном, а точнее, сбоку от него, и впервые за все время, что Третьяков с ней работал, не выглядела высокомерной сукой. Она согнулась, вцепившись пальцами в край стола, смотрела на экран, не отрываясь, и почти не дышала. За их спинами стоял техник-специалист из Следственного комитета. Он был спокойнее, он запись уже видел. Запись длилась около получаса, и все полчаса в кабинете стояла гнетущая тишина, которую нарушали только звуки тикающих на стене часов. Запись была беззвучной. Когда она закончилась, Зарина Георгиевна оттолкнулась от края стола. — Больной ублюдок! — хрипло сказала она, и в ее голосе было столько личного, сколько возможно, если ты всей душой ненавидишь своего кровного врага. Иван молчал, собираясь с мыслями, затем подошел к боковому столику, взял оттуда бутылку с водой и протянул Зарине. Та выпила залпом. — Нужно посмотреть еще раз, — сказал Иван, и Зарина кивнула. Нажала на кнопку мыши, и запись началась сначала. На записи (кстати, прекрасного качества) можно было увидеть, как большой темный внедорожник марки «Патриот» стоит на обочине дороги и чего-то ждет. Место такое же, как миллион других случайных мест на любой из локальных дорог России. Узкая извилистая линия дороги, по одной машине в каждую сторону, машин почти нет. Обочина, за нею лесопосадки, кусты, присыпанный снегом мусор. Внизу экрана, в левом уголке, идет отсчет времени. Третье декабря семнадцатого года, десять часов двенадцать минут. Внедорожник начинает двигаться, он съезжает в кювет. Кювет хоть и глубокий, но достаточно пологий, и внедорожник выруливает в самый низ, туда, где растут молодые деревья. С дороги машину, вероятно, больше не видно, но видеосъемка движется вместе с действием, она не статична, что заставляет Третьякова сделать предположение: — Снимает дроном, что ли? — И не сам, — добавляет Зарина Георгиевна. — Хотите сказать, у него есть сообщник? — хмурится Третьяков. — Хочу сказать, — повышает голос она, — что снимает он не сам. А то, что у него может быть помощник, нужно было давно предположить. Такие дела крайне затруднительно прокручивать одному. Техник склоняется и нажимает на паузу. — Серийные убийцы крайне редко работают с кем-то, — возражает Иван. — Зато очень любят брать что-то с мест убийства на память, — парирует она. — А в современном мире, чем тащить какую-то ерунду типа брошки жертвы, можно же сделать целое домашнее видео. — Не думаю, — покачал головой Иван, и Зарина Георгиевна снова проглотила свой кол, из-за которого она всегда ходила прямая, как палка, и поливала всех вокруг ядом своей идеальности. — Ты не думаешь? Чего именно ты не думаешь? Вот — запись у тебя в руках. Не надо думать, работать надо. Какая разница, зачем он снял это? Он же у нас Черный Воин, борец с нечистой силой, значит и резоны для съемки у него могут быть недоступные для нас. Может, он тут НЛО пытается заснять? Контакт третьего порядка? Важно, что запись у нас. Что это за машина, чьи это номера? — Машина в угоне, заявлена в тот же день, но ближе к вечеру, — ответил Третьяков хмуро и нажал на пуск видео. Он пытался в этот раз сосредоточиться на деталях, но было невозможно, и он снова словно сорвался с обрыва и полетел в пропасть. Ветер свистел и поднимал вверх волосы, и Третьяков только дергался, безуспешно пытаясь ухватиться за пустоту руками. Дверь внедорожника открылась, через минуту или две из нее вышел Никита Нечаев — именно такой, каким им описывала его Алиса. Достаточно молодой еще мужчина, светло-коричневые волосы, без шапки. Приятное лицо. Черные джинсы, темно-синяя куртка-пуховик. — Мы знаем, где это происходит? — спросила Зарина Георгиевна, и Иван кивнул. — Мы знаем где, но только теперь точно знаем, когда. Труп обнаружили только в феврале, Лыжники наткнулись на руку убитого. Так что точной даты и времени смерти не было. — Так где это происходит? — следователь кивнула в сторону экрана. — Недалеко от Казани, на противоположном берегу Волги. Место заброшенное, рядом только дачи. Ближайший населенный пункт — Лесные Моркваши. — Лесные Моркваши, — повторила Шапошникова и скривилась. — Что за название такое дурацкое? Нечаев подошел к багажнику внедорожника, открыл дверцу и, приладившись, вытянул сначала какой-то темный мешок, подвязанный веревкой, забросил его на плечо, а затем вытащил из машины отяжелевшее, недвижи́мое человеческое тело — по виду это был мужчина. Видимо, не слишком крупный, потому что Нечаев нес его без особенных сложностей, не отвлекаясь и не выбирая путь. — Знает, куда идет, — бросил Иван. — Видимо, готовил место заранее. — И джип спустил в кювет, не боясь, что не сможет потом выбраться. Значит, пробовал, — кивнула Зарина. — Жертву, кстати, опознали? — Да, — кивнул Иван, глядя, как размеренно и спокойно пробирается Нечаев со своей ношей глубже в поле. — Убитый — нелегальный иммигрант из Азербайджана, Джуварлы Карим Ихтиярович, двадцати трех лет. Нанимался на работу около строительного рынка на въезде в город, свидетели видели, как он садился в большую темную машину, но больше никто ничего не помнит. Это было вечером накануне, что говорит о том, что либо Нечаев угнал «Патриот» раньше, а обнаружилось это только на следующий день, либо… — Либо это был не «Патриот», — кивнула Зарина Георгиевна. — Стой. Останови запись. Перемотай назад. — Она склонилась и вгляделась в экран. Иван склонился тоже. — Вот, смотри. Тут. — Что-то желтое… Краска? — предположил Иван. — Краска на снегу. Мы можем это увеличить? — спросила Зарина Георгиевна у техника, и тот кивнул. — Сделаем. Я потом перешлю тогда. — А почему эти Моркваши в нашу выборку не попали? У этого Джуварлы в крови не было флунитразепама? Уверена, что был. Спит, как убитый. — Зарина сказала это и тут же осознала, как это прозвучало. Техник и Иван переглянулись, а она откашлялась. — Простите, не подумала. Я хотела сказать… — Флунитразепам был, — сказал Иван. — Вот только тело обнаружили уже после того, как я запросил материалы по регионам. Кроме того, местный следователь решил, что убийство совершено на почве национальной ненависти, так он объяснил все эти зверства… Донеся свою спящую жертву до места, медленно и со всем почтением Нечаев уложил его на земле лицом вверх. Делал все так осторожно, словно боялся разбудить. Но у людей, отравленных такой дозой флунитразепама, нет шанса проснуться. У Карима Джуварлы, приехавшего в Россию на заработки, в то утро не было шанса. Снег крупными хлопьями падал на его лицо. Нечаев сам разделся до пояса, снял ботинки, затем раздел до пояса и разул свою жертву. Затем Нечаев посмотрел на часы и достал из мешка последовательно несколько ножей, обычных на вид, какие можно найти на любой кухне, два топора и металлический кувшин с широким горлышком. Разложил ножи по кругу, как циферблат, кувшин поставил над головой Джуварлы, топоры на уровне раскинутых в стороны рук. Затем подождал еще несколько минут и наконец взялся за один из ножей, лежащий первым от кувшина по часовой стрелке. На час. — Останови-ка! — попросил Иван. Посмотрел на точное время в углу экрана. Десять часов тридцать пять минут. Зарина Георгиевна с непониманием следила за тем, как Третьяков достал свой телефон и принялся что-то там искать. Но он только поднял указательный палец. — Сейчас. Вот, нашел. Третьего декабря Меркурий остановился и начал оптический разворот… ровно в десять тридцать пять. — Больной, но последовательный ублюдок, — вдруг зло и хищно улыбнулась Зарина, поигрывая желваками. — Значит, и в следующий раз он будет там, где нам нужно, минута в минуту. — Это если мы не поймаем его до этого, — пробормотал Иван.