Зарина посмотрела на него так, словно хотела сказать что-то обидное, но передумала и кивнула. Затем наклонилась и взялась за мышку, но застыла, не желая снова запускать видео. И она, и Третьяков знали, что будет дальше, и нужна была дополнительная секунда, чтобы собраться с духом. Сейчас, словно танцуя под белыми хлопьями снега, Нечаев отрубит Кариму Джуварлы руки и ноги, глубоко, от уха до уха, разрежет горло и распорет живот. Каждый раз, разрезая тело или разрубая его, Нечаев будет методично собирать кровь жертвы в кувшин. Затем, двигаясь в определенном ритме, он тонкой струей прольет кровь на землю по желтым линиям, образующим собой, как выяснится чуть позднее, тот самый знак руны И-НА, который он наносил на землю Евразийского материка. Иван вдруг ахнул и прильнул к экрану. Он не заметил этого во время первого просмотра, только сейчас, на повторном отчетливо увидел, как в определенный момент, а именно в десять часов сорок три минуты по времени, внизу экрана, обнаженный до пояса Нечаев, с окровавленными руками и забрызганным кровью туловищем и лицом, оборачивается в сторону камеры. Нечаев склоняет голову и замирает, словно слушает, что ему говорят. Затем он кивает, что-то говорит в ответ и, улыбаясь спокойной, даже доброжелательной улыбкой, отворачивается обратно к мертвому искромсанному телу Карима Джуварлы. 55 Алису рвало долго, даже когда в ее желудке уже не осталось содержимого. Потом она свернулась в клубок на коврике перед унитазом, судорожно дышала через рот. Раненая бездомная собака, накормленная ядом. С трудом поднялась на руках, тело вялое, непослушное, как со сна. Доковыляла до ванной, пустила воду в кране и долго жадно пила ее — ледяную, с легким запахом хлора, невкусную. Затем подставила лицо. Кожа леденела, даже зубы ныли, и это было хорошо. Что-то прорвалось, и Алиса закричала, стуча кулаками по краю ванны, завизжала, захлебываясь слезами и проклятьями. Вода расплескалась, залила пол, промочила Алисину пижаму, но ей было наплевать. Ударив кулаком по ручке, она остановила воду и вылетела — мокрая, дрожащая — в коридор. Стянула с себя пижаму и прошла, хромая от спешки сильнее обычного, к гардеробному шкафу. Не глядя, не выбирая, вытащила первые попавшиеся джинсы и водолазку, влезла в них, набросила сверху куртку и бросилась прочь из квартиры, взяв только телефон. Прочь от темной тишины гостиной, от мерцающего экрана компьютера, от развешанных по всей комнате бумаг с записями, от этого сумасшествия, которое разрушало ее и разъедало душу. На улице Алиса долго бежала, прихрамывая и не выбирая направления, лишь бы прочь от дома. Дышала неравномерно и слишком глубоко, обжигая легкие холодным ночным воздухом. Припозднившиеся прохожие косились на нее, но ей было наплевать на их обеспокоенные взгляды. Она бежала, пока легкие не начало разрывать от кашля, пока не закололо в боку. Бежала — пока не упала, споткнувшись. Упала на грязный, мокрый снег, закрыла лицо ладонями и зарыдала. Не убежать, не убежать. Его лицо стояло перед ее глазами. Красивое лицо, забрызганное кровью, зеленые глаза, смеющиеся и искрящиеся так, словно ничего плохого не происходило. Точно так же он смотрел на нее, когда склонился к ней в поезде. Никаких сомнений. Не то чтобы они у Алисы были. Какие могут оставаться сомнения, если Черный Воин звонит тебе, говорит с тобой, пытается объяснить что-то, сидя на собственной кухне рядом с холодильником, наполненным аккуратными рядами алюминиевых баночек с отравленной снотворным водой. И все же знать — не то же самое, что видеть. Она знала, что этот красивый мужчина с таким открытым, располагающим лицом — убийца. Но теперь она увидела, как он перерезает какому-то несчастному горло от уха до уха, умело, спокойно, не боясь крови и не защищаясь от нее. Она видела своими глазами, и «развидеть» это ей никогда не удастся. Придется с этим жить. — С вами все в порядке? — спросил Алису мужской голос, совсем как тогда, в поезде, и от этой сходности ситуаций Алиса помертвела. Обернулась, увидела крепкого невысокого мужчину с неприметной внешностью пассажира утренних электричек до Москвы. Лицо не пьяницы, но чуть одутловатое и с вечно уже красными щеками. — Давай, вставай, нечего на холодном сидеть. Перебрала, что ли? Он признал Алису за свою и подал руку. Она не могла пошевелиться, смотрела на него, как на призрак. — Да у тебя волосы мокрые, что ли? Ты охренела, девка? Март месяц на дворе. Тебя обидел кто? Да вставай ты уже. — Он подхватил Алису за плечи и приподнял с земли, как куль с картошкой. Только тут она пришла в себя. От прикосновения пришла в себя, но реакция ее была не благодарность, а агрессия. — Не трогайте меня! — крикнула она и сбросила с себя руки прохожего. — Слышите, не смейте меня трогать! — Да пошла ты… — процедил тот, сплюнул и пошел прочь, периодически оглядываясь. Алиса стояла, глядя на него так, словно подозревала в дурных намерениях. Ее кулаки оставались сжатыми, но заметила она это, только когда прохожий скрылся за поворотом. Только тогда она поняла, что стоит одна — грязная, со сжатыми кулаками и мокрыми волосами. Нарывается на воспаление легких? Чего она добивается? Что делать теперь, куда идти? Домой? Нет, домой она пойти не могла. Пока не могла. Словно там еще был слишком высокий радиоактивный фон. Чернобыль в отдельно взятой квартире. Алиса заставила себя разжать ладони, достала из кармана пуховика телефон и дрожащими, замерзшими пальцами набрала номер Третьякова. — Где ты живешь? — спросила она без всяких «здрасте». Третьяков опешил, он не сразу понял, кто ему звонит, номер не определился. — Третьяков, где ты теперь ночуешь? — повторила Алиса. — Морозова, ты, что ли? Что это за номер? — Не твоего ума дело. Дали позвонить. Так дашь адрес? Куда ехать? — В каком смысле — куда? — Потом поправился, смутившись: — Ты что, хочешь ко мне приехать? — Мечтаю, — холодно подтвердила она. — У меня вообще-то не очень. В коммуналке живу, так что не рекомендую. — Почему? — холодно переспросила она. — Не рекомендую почему? Я убираться не собираюсь. — Почему в коммуналке? — А тебе что за дело? С женой поругался, развожусь теперь. Она с детьми там, а я — тут, комнату снимаю. Что еще желаешь знать, ваше высочество? Иван был зол, Алиса его разбудила. Он не спал двое суток, только добрался до своей коммуналки и отрубился под усыпляющие звуки соседского скандала. Часу не проспал — на тебе: звонит Морозова. Каждый раз, когда в его жизни появляется эта девица, происходит чего-нибудь плохое. — Адрес можешь продиктовать? — спросила она строгим тоном классной руководительницы на собрании. Иван опешил. — Адрес квартиры? — Адрес, где ты живешь. — Алиса закатила глаза. Он этого не мог видеть, но почувствовал. Дал адрес, решив, что так ему выйдет дешевле, и снова вырубился, когда Алиса Морозова так же резко, как и позвонила, отключила связь. Совершенно не ожидал, что она окажется на его пороге всего через двадцать минут. Вот они, минусы проживания близко к работе. Ты автоматически оказываешься близко к Алисе Морозовой. — Господи! — ахнул он, узрев Алису на своем пороге. — И тебе здорóво, — буркнула она, пытаясь подавить дрожь в голосе. Замерзла. — Теперь я хочу спросить, из какой ты адской дыры… — Да иди ты к черту, — ответила Алиса, но без злости. — В дом-то впустишь? — А ты не заразная? — уточнил Иван, так просто, чтобы поиздеваться. Впустил в прихожую, заваленную разномастными башмаками и завешанную куртками. — Потому что ты явно нездорова. — Заразная, не волнуйся, — заверила его она. — Уютненько. Так куда идти? — В зависимости от того, куда ты хочешь попасть, Алиса. Черт, у тебя что, одежда мокрая? — Ничего подобного, — фыркнула она. — Она не мокрая, максимум — влажная. Вот волосы — да, мокрые. Но не все, только часть. Опять же. — Алиса, кроме шуток, ты спятила? Ты почему в таком виде по улице разгуливаешь? Крис сказал, ты заболела. Ты что, в бреду? — Иван подошел и приложил ладонь к Алисиному лбу. — Ну и как? Сколько там у меня? — ухмыльнулась Алиса, глядя на то, как задумчиво морщится Иван. — Много намерил? — Черт его знает. Холодная и мокрая. У собак вроде, если нос холодный и мокрый, значит, они здоровы. — Ну, тогда я в порядке, — «обрадовалась» Алиса, и Иван просканировал ее долгим внимательным взглядом. — Только ты НЕ в порядке. Ты скажешь, что случилось, или просто напоить тебя чаем и дать высохнуть? — Давай начнем с чая, — кивнула Алиса. Иван пожал плечами и проводил ее в кухню, усадил, дал полотенце, которое она намотала на голову и закрепила на манер тюрбана. Кухня была странной, Алиса таких никогда не видела. Там было два маленьких стола и четыре отдельные кухонные тумбы. На каждой стояла своя посуда, на одной тумбе посуда валялась горой — грязная посуда. Тумба Ивана была пустой, он пользовался одной тарелкой и одной кружкой. Ел преимущественно вне дома и теперь испытывал затруднения в организации такой, казалось бы, простой вещи, как горячий чай. Алиса не мешала, она оттаивала, глядя, как Третьяков мечется по коммунальной кухне, как ворует чай из соседского шкафчика, как прикладывает палец к губам. — А что жена? — спросила она, когда чай все же с горем пополам был готов. — А что жена? У жены все хорошо, — сухо ответил он. — Живет счастливо, полной жизнью. Ни в чем себе не отказывает. — Вы будете разводиться? — спросила Алиса, и Иван подавился недоговоренной фразой. Посмотрел на нее, сжал губы, процедил: — Это уж точно не твое дело. Думаешь, пришло время добрых советов? Нет уж, уволь. Давай лучше разберемся с тобой. — Он не успел договорить, как заметил, что выражение Алисиного лица изменилось. Она сбросила с себя все это наносное спокойствие. Больные глаза раненого животного. Она смотрела молча, ничего не говоря, но он все равно все понял, все равно догадался. — Ты видел? — спросила наконец она, и Третьяков кивнул, судорожно сглотнув. Сел рядом на табурет. Алиса смотрела мимо него невидящим взглядом. Сидели долго, чай остыл. — Откуда ты взяла файл… — Тебе не стоит задавать слишком много вопросов, — сказала Алиса. — На всякий случай, не стоит. Пока тебя не обязывает работа, по крайней мере. — Ты так считаешь? Я должен просто проглотить свои вопросы и утереться? Что ты там делала? Что было у тебя в сумке, что ты сочла необходимым ее спрятать? Ведь ты ее прятала не от него, ты прятала ее от нас, от полиции. Алиса, если ты сделала что-то противозаконное, ты не сможешь оправдать это смертью своего отца. Я не смогу тебе помочь, ты понимаешь? — Но ты можешь мне помочь, — вдруг жалобно всхлипнула она. — Мне все равно, что будет со мной, но я не понимаю, не могу понять. Сколько ни думаю, ни пытаюсь анализировать все это… — Ты об отце? — вздохнул он, и плечи опустились. — Почему он его убил? — Ты за этим к нему поперлась? Спросить? Ты соображаешь, чем это могло закончиться, Алиса? — Ты задаешь так много дурацких вопросов, кроме одного, — разозлилась она. — Почему бы тебе не спросить у меня, что Никита Нечаев ответил мне на этот вопрос? — А он ответил? Все-таки ты видела его? — Иван не смог сдержаться, вскочил и забегал по кухне. Затем достал из своего холодильника бутылку водки — начатую, недопитую за недостатком свободного времени. Открутил крышку и отхлебнул приличный глоток. Громко крякнул, выдохнул, со стуком поставил бутылку на стол и плюхнулся на табурет. — Рассказывай. — Я видела его, да, — кивнула Алиса, протянула руку и под изумленным взглядом Ивана, сделала то же самое. Отвинтила крышку, зажмурилась и отхлебнула водки из горла. Затем издала звук, больше похожий на короткое кукареканье, закашлялась, пролила водку на стол. Иван постучал ее по спине. — Сдурела, куда столько? — Не больше, чем ты! — возмутилась Алиса, глаза ее заблестели от выступивших слез. — Господи, какая гадость. Как это можно пить? Это же яд какой-то. — Ты что, никогда не пробовала водку? — Третьяков изумился еще больше. Алиса пожала плечами. — Повода не было.