— Последовательность всегда была очень важна для Нечаева, но теперь хронологически двенадцатое убийство — это убийство моего отца. Впервые за все это время, начиная с самого первого убийства в Лермонтове, Нечаев отошел от плана и убил — не там и не в тот момент. И не так, как положено. Только что-то экстраординарное могло толкнуть его на такой шаг. Кроме того, убить невинного человека — для него это неприемлемо, он ведь людей защищает. — Думает так, — поправил ее Иван. — Свято верит в это, — возразила Алиса. — Тех, кого приносит в жертву, он людьми не считает. Сам сказал мне, что они покидают тела, уступают их таким сущностям, как Ма-Кошь. Курланов хоть и был человеком, но не был невинным. Нечаев считал его врагом или предателем, да и убил его до начала Дела. А вот мой отец… за него он испытывает огромное чувство вины и даже страх. — Страх? — удивился Третьяков. — Почему страх? — Словно его убийством он все свое Дело поставил под угрозу, понимаешь? Он мне сам сказал, что не должен был его убивать, что нужно было попытаться противостоять «этим сущностям». — Он так сказал, Алиса? Именно этими словами? — Да, именно этими. И еще — что голос Других велел ему убить моего отца. — Какая хорошая память у тебя! — процедил Иван, сощурившись. — Что еще он тебе сказал? Может быть, ты мне стенограмму можешь предоставить? — Может, и смогу… если ты пообещаешь мне помочь, Иван. А условия я тебе изложила. Про твой долг, в смысле. — Да наплевать мне на долг! — И мне тоже, — отчеканила она. — Но без твоей помощи мне не справиться. — Нет, в это я играть не буду. Я ничем не могу тебе помочь. Ловить его я и так буду, чего еще ты от меня хочешь? — Это не игра! Мне недостаточно его поймать. Мне нужно понять, почему! — разозлилась Алиса. — Тебе-то это будет безразлично. — А тебе зачем? Ну какая разница? Возможно, на этот вопрос вообще нет ответа. Почему убивают серийные убийцы? Да потому, что они чокнутые, вот почему. Алиса устало потерла глаза, а потом встала и решительно пошла к облупленной двери без стекла. — У тебя есть Телеграмм? Я тебе туда пришлю распечатку разговора. С вот этого номера. — С которого тебе дали позвонить, да? — хмыкнул Третьяков. Алиса посмотрела на него тяжелым взглядом. — Я хочу верить, что ты не станешь никому передавать наш сегодняшний разговор. И номера этого тоже. Впрочем, плевать. Я все равно потом поменяю номер. — Телеграмм у меня есть. Присылай. Ты просто каким-то шпионом стала. — Или просто параноиком. Иван проводил Алису до двери молча. Уже на выходе он спросил: — А может… все-таки дашь послушать оригинал? Алиса выдержала его взгляд и добавила: — Поверь мне, Третьяков, тебе лучше такого не слышать, а то у тебя появятся проблемы по работе. Несколько мгновений они сверлили друг друга взглядами, поединок в стиле «кто моргнет первым». — Все-таки какую неглупую дочь вырастил подполковник Морозов! 56 — Деточка, ты должна немедленно все бросить и приехать к нам, слышишь? — кричала в трубку бабушка. — Ты так доведешь себя до нервного истощения! Ты же можешь взять какую-нибудь справку для института, а в Минске уже тепло, уже даже почки набухли. Вчера солнечно было, так мы с дедушкой зажарились, даже пальто снять пришлось. — Бабуля, а почему я должна все бросить, я не понимаю? — устало спросила Алиса, отодвинув кричащую трубку от уха. — Это же ненормально — лезть в следствие. Ты что — как эта… героиня из детектива? Тебе нужно побыть с семьей, успокоиться. Крис сказал, ты прогуливаешь институт. Так какая разница… — Крис, значит, сказал… — скривилась Алиса. — Понятно. Бабушка, а может, лучше ты приедешь ко мне в Москву? У нас тоже скоро потеплеет, скоро майские праздники, вот бы и приехали. Бабушка замолчала. Москву Полина Ильинична ненавидела. Шумно, грязно, холодно. Алиса — холодная, неразговорчивая, почти чужая и странная к тому же. А что поделать, не помогла сыну в свое время, что бросила его с внучкой одного, свалила все на плечи другой бабки, Евдокии Афанасьевны — теперь вот, результат. С другой стороны, а что она могла сделать? После Светланиной смерти Алиса была для Андрюши как свет в окошке. Ради нее жил. Без нее бы спился — и все. Как заберешь ребенка от убитого горем отца? А оставаться в Москве… Квартира была записана на Евдокию Афанасьевну, к тому же квартира роскошная, досталась ей от мужа-профессора. Дмитрий Шварц от Евдокии Афанасьевны загулял, так та его не простила, велела убираться в новую семью. Профессор оставил жене и дочери все, надеясь со временем хоть как-то наладить диалог, но гордая и прямая, как палка, Евдокия Шварц на развод прислала доверенное лицо и с бывшим мужем не разговаривала ни единого разу. Он для нее словно умер. Вот такая женщина вырастила Алису. После смерти Светланы Алиса стала для них обоих — бабки и отца — единственным смыслом жизни. А Алиса ох какой тогда, после больницы, была тяжелой. Истерики днем и кошмары ночью, даже после больницы и санаториев ходила плохо, ногу волочила и все время мать ждала, сидела в прихожей и смотрела на дверь. Затем стала с ее фотографиями разговаривать. Полина Ильинична как-то намекнула, что девочку нужно показать психотерапевту, после чего Андрюша надолго пропал и перестал звонить. Теперь вот его и вовсе не стало. Плохо, ой плохо. Но в Москву ехать… Дача скоро. На подоконнике рассада. Оставить все на деда? Так он все сгубит и засушит. Еще и запьет на радостях. Яблоня от яблока… — Ты хоть в институт ходи, не филонь, — сдалась бабушка. — Это же глупость какая, сорвать себе диплом. — Не сорву, не волнуйся, — пообещала Алиса. Институт стал далеким и каким-то игрушечным, словно среда из компьютерной игры, которая Алисе прискучила. Она отключилась и повернулась туда, где лежали на полу листы с записями и именами. Все, кого знал отец или хотя бы мог знать. С чего бы начать? Имен на листах было много. Алиса позвонила Мануйлову, Бахтину, но они оба, не сговариваясь, сказали одно: мол, ты в своем уме? Мы же все видели фото Нечаева, и если бы вспомнили — сами бы уже давно об этом доложили. Тогда Алиса решила поговорить с Никитиной, ведь та общалась с отцом неформально. Убит отец тоже был на даче, так что… есть надежда. Алиса нашла номер мобильного телефона, который Екатерина Эльдаровна дала Алисе на похоронах, и набрала его. — Екатерина Эльдаровна? — А кто ее спрашивает? — Голос женский, молодой. — Это Алиса Морозова, дочка Андрея Петровича. Я могу поговорить с… — Ой, Алиса. Это Оля, дочка Екатерины Эльдаровны. Вот нежданный сюрприз! Как дела? — Спасибо, хорошо, а у вас? — У нас дела пишутся. Работы невпроворот. А ты чего хотела, Алиса? Что-то по даче? — Нет, я хотела… Мне нужно кое-что спросить у нее. — Кое-что? — посерьезнела Оля. — Мы сейчас в поликлинике, она на обследовании. — Ой, я не знала. Что-то серьезное? — Ну, пока трудно сказать. Что-то с печенью или с поджелудочной. Ее забрали на анализ, но я могу ей передать, чтобы она тебе перезвонила, когда вернется. Хочешь? Или скажи мне, может, я тебе помогу. — Оля, может, ты слышала, что мы обнаружили убийцу моего папы. — Мы? — рассмеялась Оля. — А я думала, что это мы, полиция, его обнаружили. — Ну, конечно, — сконфуженно кивнула Алиса. — Вы обнаружили. Оля, а ты его фото видела? Фото папиного убийцы? — Ну да, видела. Он же в розыск объявлен. — А раньше? Ты его не могла видеть когда-то раньше? — В каком смысле? — моментально посерьезнела Ольга. — В таком. Может быть, год или два назад. Или больше. — Погоди, — сосредоточилась Никитина. — Ты предполагаешь, что убийца мог знать твоего отца? Но он же серийный маньяк? Он не знакомится с жертвами заранее. — Я понимаю. И все же… — кивнула Алиса. — Убил он его не так, как других. Вдруг они были… — Знакомы! — закончила за нее Никитина. — Тогда он мог и убить не случайно? Знаешь, мы таких версий не рассматривали. — Я понимаю, звучит неправдоподобно, но… — Но как версия третьего порядка — очень даже, — возразила Оля. — Знаешь что? Я у мамы спрошу и фотографию ей покажу. Если она узнает этого нашего убийцу, я информацию передам в следственную группу. А про твою версию расскажу тогда Зарине. В смысле, следователю. — Спасибо. Было бы супер. Алиса наклонилась и поставила галочку напротив имени Никитиной. — А что Третьяков говорит относительно того, что ты работаешь за нас? — хмыкнула Оля. — Ничего не говорит, а чего ему говорить? Мы с ним вообще-то даже и не…