— Ты счастлив? — Что? — Он повернулся к ней и невольно скривился, словно увидел что-то испорченное, заплесневелое. — Ты похудел. — И что? — Он невольно говорил с агрессией, ничего не мог с собой поделать. Жена отвернулась и посмотрела на батут. — Ничего. Ярик постоянно спрашивает, когда ты придешь домой, — произнесла она сухо. Иван задержался только на секунду, но потом встал и ушел. Пошел искать обиженного Федю. Следующий выходной выдался только через десять дней, на начало июля, но Иван не поехал к детям. Рассказал им об этом только с утра, перед выездом в Шереметьево. Когда дети услышали об этом, Ярослав расплакался, а Федор сухо сказал, что так и думал. И отдал трубку матери. Упрямец, весь в отца. Жена так же сухо пожелала удачи в работе. — Больше нечего сказать? — скривился он. — А зачем? У тебя всегда только работа… — Брось, Ленка, я устал это слушать. Хотя бы после развода я должен быть от этого избавлен, разве нет? — Я так тебя ненавижу, Третьяков. Так ненавижу, что, если бы могла, испепелила бы и пепел развеяла по ветру, и чтобы ни следа от тебя не осталось. — Подожди еще, испепелишь, — ответил он, и когда до Елены дошло, что именно он имеет в виду, она вдруг разрыдалась и бросила трубку. Перезвонить? Не стал, так и поехал в аэропорт. Там сидел и смотрел, как взлетают и садятся самолеты, и ни о чем не думал. Говорят, это невозможно, что мозг человеческий не терпит пустоты, но это было почти медитацией. Звуки вокруг расходились кругами, ухо Ивана выхватывало обрывки разговоров, ругань пассажиров, нежные интонации авиадиспетчера, объявлявшего посадки и вылеты. В самолет он зашел последним, багажа у него не было, сидел он в самом начале салона эконом-класса. Он летел в Белгород, даже не доложившись ни Мануйлову, ни Шапошниковой. По своей инициативе и исключительно в нарушение приказа. Дело Шестобитова официально передали в отдел по борьбе с экономическими преступлениями. То же здание, их же управление — район был тот же, но Мануйлов настрого запретил «лезть в «Форсаж» своими ручонками». Но Третьяков летел. Основной инстинкт оперативника. Хочу все знать. Летел к Михаилу Владимировичу Колюцкому, тому самому «дееспособному» и проверенному продавцу, что в ноябре отдал Шестобитову доступ к ячейке. Третьяков уже знал, что в ячейке лежало одиннадцать миллионов рублей. Немаленькая сумма, но и квартира была неплоха — двухкомнатная, в новом доме около метро «Царицыно». Ивану нужно было только спросить о причине такого распределения ролей на сделке. Просто успокоить жужжащую в его голове мушку. Всего пара вопросов. Все ли было хорошо со сделкой? Что именно купил Колюцкий взамен? Доволен ли покупкой? Какова была реальная комиссия фирмы «Форсаж Логистикс»? Однако в ту минуту, когда господин Колюцкий открыл перед Третьяковым дверь, у того сразу появилось намного больше вопросов. 69 Получался полный абсурд. Небольшой деревянный, старый, хоть и добротный, но явно недорогой дом. Заборчик покосился. Яблонь штук десять на участке, но ничто не намекает на одиннадцать миллионов рублей. Сам Колюцкий — поджарый, мускулистый мужичок-трудяга с руками-корягами и грязью под ногтями от постоянного копания в огороде — встретил Третьякова без страха и на его удостоверение майора полиции посмотрел спокойно. Принимал Третьякова на летней веранде, сидел и с наслаждением потягивал самодельный ледяной квасок из трехлитровой банки, накрытой марлечкой. Квасок был вкусным, веранда — старенькой. Сам Колюцкий на бывшего владельца московской квартиры никак не тянул, вообще, выглядел, как человек, который в Москве или никогда не был, или был пару раз за жизнь. — Сколько же вы в этом доме живете, Михаил Владимирович? — спросил Иван, откусывая от бутерброда с местной, странно пахнущей колбасой. — Зови меня дядя Миша. Да всю жисть, — пожал плечами он. — У нас тут хорошо, климат чудесный, эта ваша модная нынче… экология. Палку воткни — вырастет. И люди простые, не то что в этой вашей Москве. Вот я недавно баньку чинил — все кумовья помогали. Там крыша заваливалась, так мы всем миром… — Женаты? — Вдовец. — Сочувствую, — формально ответил он, но Колюцкий только пожал плечами и дальше задал такой вопрос, что Иван подавился холодным квасом: — Так что, смылся, значит, жулик этот? — Вы о Шестобитове сейчас говорите? — А то о ком же? А я сразу знал, что он — жулик. Я все по его роже понял. У нас тоже тут есть один такой… крепкий хозяйственник, около районной администрации трется. То подряд на починку дороги просрет, то деньги на ремонт школы уполовинит. Так они с вашим Шестобитовым даже говорят одинаково. Такие гладкие слова, словно выбриты с этим… который лучше для мужчины нет. Короче, только слушай. Гипнотизирует. А теперь, значит, сбежал, шельмец. — И сбежал, как я понимаю, с вашими деньгами, — заметил Иван, внимательно наблюдая за выражением лица дяди Миши Колюцкого. Ни малейшей тени беспокойства. — Мои деньги при мне, — хмыкнул он, встал и понес квас в холодильник. Чтобы не испортился, значит. — Михаил Владимирович, а вы мне можете объяснить, как шестилетнему ребенку, почему вы свои деньги за свою квартиру ему отдали? — За какую свою квартиру? — искренне удивился Колюцкий, чем окончательно поставил Ивана в тупик. История была такой же простой, как и странной. Прошлой весной к Колюцкому через знакомого обратился Шестобитов, представили его как «очень хорошего человека из Москвы», и предложил безболезненно, а главное, совершенно законно заработать денег — двести тысяч рублей. Для Белгорода такая сумма была еще как актуальна, да и для Москвы вполне, так что Колюцкого терзали объяснимые сомнения. Ему предлагалось, чисто номинально, конечно, стать собственником квартиры, которая по факту должна была быть передана компании «Форсаж Логистикс» в качестве оплаты за оказанные строительные услуги. К сожалению, партнер разорился, стройка заморозилась. И если физическим лицам — обманутым дольщикам можно было получить компенсацию или даже квартиру взамен недостроенной, то шансы юридического лица на возврат средств были ничтожными. В общем, нуждалась крутая московская фирма в помощи дяди Миши. Сам хороший знакомый уже получил свои двести тысяч рублей, теперь была очередь дяди Миши. Нет, сделали все, как обещали. Сначала переоформили договор долевого участия в строительстве на имя Колюцкого. Бумаг было много, тот их особенно даже не читал. Почему? Во-первых, чего он там вычитает, все равно же ничего не понимает. Во-вторых, за фирму поручились люди, которым Колюцкий верил. Так что получил пятьдесят тысяч, и все успокоилось примерно на полгода. Затем Колюцкого пригласили на сделку. Там он еще что-то подписал, и ему отдали оставшиеся сто пятьдесят тысяч. Собственно, на этом его участие в «схеме» закончилось. — Самые легкие деньги в моей жизни, — сказал Колюцкий на прощание. Вечером в аэропорту Третьяков на взлеты и посадки не смотрел. Из Белгорода вылетало не так много самолетов, да и занят он был. Голова шла кру́гом. Слишком много разрозненной информации, но это как гоняться за привязанным к веревочке кошельком. Стоило только подумать, что ты вот-вот ухватишься, как кошелек уползал от тебя, как живой, и чье-то злое хихиканье доносилось из кустов. На стойке дежурного по аэропорту Иван сверкнул удостоверением, жестко надавил на сотрудников и распечатал все файлы, что имелись у него в Облаке по «Форсажу» — и совсем старые бумаги, еще с зимы, и те файлы и сканы, что ему передал аудитор. В самолете Третьяков сидел, не замечая ни взлета, ни набора высоты, ни отключения знака табло «пристегните ремни». По его просьбе его посадили одного, без соседа, и всю обратную дорогу до Москвы Иван занимался совершенно несвойственным ему делом — анализировал всю эту кучу бумаг. Ох, Алиса, тебя бы сейчас с твоими фломастерами, с перекрестными данными и алгоритмами совпадений! И с твоей памятью на числа. Схема. Во всей этой пачке, на этой веревочке была привязана схема. Она начиналась с Колюцкого, а заканчивалась Морозовым. Колюцкий — Шестобитов — Морозов. Нечаев? К концу рейса голова болела, как будто по ней ударили бейсбольной битой, но схема, хоть и медленно, неохотно, но раскручивалась, как несмазанная цепь. Колюцкий, несомненно, был в схеме Морозова и Шестобитова человеком сугубо подставным и одноразовым. Таких, как он, в схеме было много. Иван Третьяков обратил внимание на несколько интересных деталей. Во-первых, в тех «рыбах» договоров купли-продажи, что передал Ивану аудитор, было довольно много людей из Белгорода — в договорах указывалась их прописка. Значит, этих самых «проходных» людей приходилось менять, но ходить за ними далеко не стали. Брали из одного источника. Может быть, у Шестобитова там были связи, может быть, у кого-то из его подчиненных. Не важно. Важно, что один «подставной» мог сработать только единожды, поэтому его приходилось менять. Почему? Вторая деталь: во всех договорах все «подставные» собственники владели квартирой по так называемым «договорам передачи» от Департамента имущества Москвы. Если предположить, что рассказанное Колюцким хотя бы частично соответствует правде, получается, что квартиры выделялись от государства в качестве компенсации обманутым дольщикам, в то время как эти люди обманутыми дольщиками не были. Но это на деле, а по бумагам — очень даже были. Иван нашел в бумагах аудитора одну интересную копию. Это был договор долевого строительства от две тысячи десятого года, а к нему квитанция об оплате квартиры по этому договору — в полном объеме и наличными. Оплачивал тоже «подсадной» житель Белгорода. Принес и оплатил, если верить квитанции, аж семь с половиной миллионов рублей за стометровую квартиру в Строгино. Наверняка и от Колюцкого тоже где-нибудь была такая же квитанция, ее можно найти, если сильно постараться. Схема вырисовывалась все четче, вернее, та ее часть, где деньги обналичивались и уносились Шестобитовым из депозитария в неизвестном направлении. Шестобитов мошенничал, получая компенсации за несуществующие права несуществующих дольщиков. Это было логично, укладывалось в традицию, объясняло, зачем в свое время Морозов нанял бывшего уголовника на должность генерального директора. А вот со второй частью схемы было куда сложнее. С ее морозовской частью. Потому что в этой части шли одни только теории и допущения. В теории Морозов был именно тем человеком, чьи связи позволяли получать квартиры от государства. Допустим, был у Морозова кто-то в департаменте, кто выделял квартиры под липовые бумажки. Теоретически с этим человеком должны были хорошо делиться. И все равно, если вспомнить длину морозовского списка и количество имен, такой мухлеж давно заметили бы. Или нет? Может быть, «Форсаж Логистикс» реально являлся получателем каких-то квартир, которые переписывал на физических лиц? В теории? Или кто-то, кто делал им не фальшивые, а настоящие документы дольщиков? Но это вряд ли, потому что слишком много объектов и адресов. Не может же быть у них в схеме целая сотня засланных в разные фирмы казачков, клепающих документы? Значит, фальшивки. Договора и квитанции-приходники. Но это еще предстояло установить. Чтобы двигать дальше, как говорила Алиса, этот «искусственный интеллект», у Ивана слишком мало данных. Колюцкий — Шестобитов — Морозов — Нечаев? Могла ли смерть Морозова быть случайной? Мог ли Морозов организовать выгодную и эффективную схему вывода денег из бюджета, а потом случайно оказаться убитым? Та самая, одна на миллион, практически невозможная со статистической точки зрения случайность. Статистика — вещь суровая. Шанс выиграть в лотерею — один к ста семидесяти пяти миллионам, но ведь кто-то выигрывает. Морозов — Шестобитов — Колюцкий. Нечаев сам по себе, случайно зашел в калитку, подождал всего несколько часов в пустом доме, а затем убил приехавшего хозяина. Такая придурь маньяка. Псих, в конце концов. Калитка, калитка… Нет, точно не случайность. А если смерть Морозова — не случайность, что из этого следует? Очень простая вещь — что была связка Морозов — Нечаев, и Алиса права, Нечаев все-таки на самом деле знал Морозова. Тогда получается, что вся эта байка про голоса, которые он слышал, — просто сказка? Ничего он не слышал, а просто знал Морозова и решил его убить. Черт его знает почему. Может, Морозов Нечаева на дороге «подрезал», а тот обиделся. Вдруг Иван буквально подпрыгнул на месте от мысли, такой же простой, как и мощной. Что, если все не так? Что, если Никита Нечаев, Черный Воин Тысячелетней Войны с голосами в голове и безумными кровавыми ритуалами, является частью схемы? Возможно такое? Колюцкий — Шестобитов — Морозов — Нечаев? Какой частью схемы он мог быть? Иван плюхнулся обратно и принялся лихорадочно перебирать бумаги в поисках распечатки стенограммы разговора Алисы и Нечаева, той самой стенограммы, что она передала ему в обмен на обещания помочь. Калитка, калитка. Да вот же она! «…ему и нужен был тот лес и дом с калиткой, то место и то время. Подумай сама. Я завершил его круг…» На секунду Ивану показалось, что пол самолета уходит у него из-под ног, и он схватился за подлокотники, но это просто самолет пошел на посадку. Иван посмотрел вокруг так, словно забыл на мгновение, где он находится и зачем вообще куда-то летит. Иван несколько раз глубоко вздохнул, практически медитировал — просчитывал свой следующий ход. Связаться с Мануйловым. Сообщить о «Схеме» в отдел по работе с экономическими преступлениями. Поделиться своими подозрениями с коллегами. Он не сделал ничего из этого, ни единого действия. На табло над Иваном загорелась надпись «пристегните ремни», по коридору пошла стюардесса — убирала столики, выпрямляла сиденья, открывала шторки иллюминаторов. Иван пристегнул ремень, улыбнулся стюардессе самой лучезарной из своих улыбок, а затем, когда она ушла, отвернулся к окну, чтобы никто не увидел. Достал и включил телефон. Сразу поставил бесшумный режим. Достаточно близко к земле, аппарат сразу поймал сигнал. Может ли самолет реально разбиться из-за одного активно работающего аппарата сотовой связи? Скоро станет ясно. Иван зашел в Телеграмм. Безопасность переговоров — это не только для мелких наркоторговцев, это и для оперов штука не лишняя. Иван нашел в приложении Алису. Шанс, что Алиса все еще пользуется тем же аккаунтом в Телеграмме, был маленьким, крошечным, но он был. Иван создал секретный чат, установив там таймер на ликвидацию сообщений в одну минуту после прочтения. Затем отправил Алисе одно короткое сообщение. Убийство твоего отца было заказным, и заказал его кто-то из своих. 70 Она перезвонила буквально через минуту. Не написала, а именно перезвонила. Этого Иван совершенно не ожидал, он вообще не слишком-то рассчитывал на то, что его трюк с Телеграммом прокатит. Самолет еще висел в воздухе, плавно снижаясь, а Иван в отупении смотрел на свой вибрирующий аппарат. Секретный чат позволяет созваниваться по кодированному каналу, звонок невозможно отследить или записать. Куча проблем для полиции и спецслужб, но сейчас Ивана больше волновала стюардесса, стоявшая всего в нескольких метрах от него. Решился. — Да, — тихо бросил он, скрючившись в три погибели, чтобы его не было видно из прохода. — Что ты имеешь в виду? — Ее голос был спокойным, холодным, отстраненным. — Где ты, Алиса? Почему ты сбежала? Зачем? — спросил Иван, не сдержался. Сквозь щель между кресел на него покосился сосед спереди. — Если это был трюк, то неудачный, — разозлилась она. — Я не собираюсь ничего тебе рассказывать. Ты хотел поговорить про убийство моего отца? Говори, или я вешаю трубку. — Ты не можешь повесить трубку. У нее нет шеи. Алиса опешила, затем поняла, что Иван шутит. Но не засмеялась.