Он показал мне ящик. Я увидела, как здорово две детали подходят друг другу. Я задремала, когда Артур перевернулся и наши лица оказались друг напротив друга. Я испугалась, что он скажет что-то об Эрмине. Все время боялась этого. Вместо этого он прижал перстень-печатку к моему сердцу и улыбнулся. Мягко прижал к моей руке, заглянул мне в глаза. Я ответила удивленным взглядом. – Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою, – сказал он, – ибо крепка, как смерть, любовь[97]. Мне была знакома эта фраза. Должно быть, я где-то слышала ее раньше, но не вспомнила где. Как бы то ни было, я связала фразу с воспоминанием о дедушке и о кусках дерева, которые он сводил воедино. Я снова впала в дрему, была занята тем, что наслаждалась впечатлением в кончиках пальцев, толковала его, позволяя им описывать круги по его коже или задерживая их в определенной точке, как стетоскоп. Но вдруг он без предупреждения спросил: – Ты допускаешь возможность того, что во все времена есть некто, несущий на себе, на своем теле, тайну Земли? Секрет, который, если потребуется, сможет спасти мир? – Да, – сказала я. – В виде тайного знака. Печати. Буквы «А»? – Почему не в виде истории? Я не поняла. – Ведь может же такое быть… – сказал он. – Зачем же еще влюбленным лежать и всматриваться друг в друга так жадно? Теперь стало яснее. – Я же говорила, что твое тело – история, – сказала я в шутку. Я не была готова к тому, что Артур воспримет мои слова всерьез. Он удивил меня. Уже в который раз. Артур заговорил. Сначала медленно, затем все более бойко. Эта история отличалась от тех коротких сказок, которые он выдавал мне раньше. Это была пространная цельная повесть, и поражало в ней то, что и ее он рассказывал, опираясь на отметины у себя на теле: «Одного юношу, – сказал Артур и погладил меня по бедру, – одного юношу мучила глубокая тоска, и поэтому он решил собирать истории. Но сколько бы он ни искал и сколько бы мест ни посещал, он никогда не находил той мудрости, того ответа, в виде истории, которые могли бы утолить его внутреннюю тоску. Однажды Адам, так его звали, остановился в портовом городе, где сходилось множество дорог. В трактире у пристани у него завязалась беседа с купцом преклонных лет. Их обоих занимало искусство обмена примечательным опытом, и во время разговора собеседник упомянул кое-что, вызвавшее у Адама любопытство: он услышал, что некогда существовала безупречная история, история до того беспримерная, что она одним махом могла решить глубочайшие проблемы, какие есть у человека. И когда ее слушаешь, слушаешь все рассказы в мире. – Ты знаешь эту историю? – спросил Адам. – Она потеряна, – сказал купец. – Никто ее не знает. Я только слышал, что она и взаправду существовала. – Но как же такая прекрасная история может погибнуть? – Потому что людей долгое время занимали другие вещи, – сказал старик. – Потому что умерли хорошие рассказчики. Потому что от искусства рассказа ничего не осталось. От способности помнить. Историю-то, может, и пересказывали, да только уже другую. Это была, как говорится, «хорошая история», но куда ей до безупречной. Рассказ обкорнали, и он умер сам по себе. Даже отличная повесть может быть уничтожена, если ее бездарно рассказывают. Для безупречной истории нужен мастер рассказа. Они продолжили беседу и проговорили вечер напролет. Адам понравился старику, и, прощаясь, тот сказал: – Есть, пожалуй, один-единственный человек, кто может знать про потерянную историю больше. Он назвал диковинное имя и упомянул место в отдаленном порту. Это был самый пустынный и обдуваемый ветрами уголок вселенной. Юноша понял, что ему необходимо туда отправиться, и уже на следующий день взошел на корабль, который плыл в нужном ему направлении. Адам был преисполнен надежд, но, двигаясь к далекой цели, он постоянно опаздывал. После кораблекрушения он попал в плен к ведьме и сильно повредил тыльную сторону ладони, когда прыгал сквозь волшебное зеркало, спасаясь бегством из мира теней. В другой раз, на узком мосту, ему пришлось вступить в схватку с великаном, и когда топор противника задел его череп, он получил кровавую рану, увечье, которое едва не стоило ему жизни. Лишь много месяцев спустя он достиг пустынного места у далеких берегов, где после продолжительных поисков нашел нужного человека, пожилого рыбака, который сидел перед домом и распутывал сеть». Все это время Артур лежал и ласкал мои бедра, живот или грудь, в то же время то и дело показывая на треугольный шрам или скопление родимых пятен на своем теле, или вел моей рукой по своей голове. «Когда Адам объяснил ему суть дела, рыбак в отчаянии всплеснул руками и печально склонил голову. Он сожалел, что Адам напрасно проделал такой долгий путь. Ведь даже рыбак не знал безупречной истории; он утверждал, что она потеряна навсегда. Но он все-таки знал кое-что, о чем старый купец не упомянул: рассказ был о любви. – Это наверняка лучшая любовная история в мире, – сказал рыбак. – Как интересно, о чем она, – вздохнул Адам. – Мне тоже, – ответил рыбак, не прекращая возиться с сетью. – Я знаю только, что нам бы она пригодилась. Ведь в наше время пересказывают только старые любовные истории, снова и снова, и в них герои всегда умирают. Но должна же быть в мире повесть, где героям дается жизнь, и все благодаря любви? Что-что, а это я знаю: если и есть такая история, то она не просто подражает жизни – она ее воспроизводит. Когда опечаленный Адам поднялся и собрался было идти, рыбак сказал, что, впрочем, есть еще на Земле один человек, кто может знать больше. – Расскажи, где мне его найти! – нетерпеливо выпалил Артур, воспрянув духом. – Никто не знает того места, – ответил рыбак. Адам снова поник. – Но был у меня недавно сон, – продолжил его собеседник, – и в том сне мне было сказано, что в деревню приедет юноша и будет расспрашивать меня, как расспрашиваешь ты. И из сна я узнал, что у юноши на теле есть карта и на карте обозначено место, где живет последний мастер рассказа. Адам тотчас скинул с себя рубашку и показал большое родимое пятно на груди сбоку, отметину напоминавшую одновременно и лицо в профиль, и контуры какой-то страны». Дойдя до этого места, Артур перевел взгляд на меня, чтобы проверить, внимательно ли я слушаю. Я слушала внимательно. Так внимательно, как никогда прежде. Артур хитро улыбнулся и продолжил: «Адам с рыбаком изучили единственный атлас этого места, и когда они уже готовы были сдаться, то нашли один остров, контур которого в точности повторял контуры родимого пятна Адама. Остров, именуемый Куадар, лежал на противоположной стороне земного шара. – Снаряжайся в путь без промедления, – сказал рыбак. – Мастер рассказа уже наверняка глубокий старик и может отправиться к праотцам в любую минуту. Хотя Адам торопился как мог, утомительное путешествие на другой конец света заняло целый год. Опасности подстерегали на каждом шагу. Однажды ему преградил дорогу мощный лесной пожар. Вскоре Адам уже был со всех сторон окружен языками пламени. Чтобы сохранить себе жизнь, ему пришлось прыгнуть через океан огня, который оставил продолговатый ожог на голени. У подножия городских стен на него напали разбойники и нанесли ему опасную рану – ножом в бок. Юноша попал на лечение в монастырь. Нетерпеливо ожидая, когда затянется рана, Адам, на счастье, познакомился с одним монахом, который обучил его мудреному языку жителей Куадара. Наконец-то Адам мог преодолеть последний отрезок пути до острова. Он достиг гавани Куадара в сумерках и тотчас наведался в трактир. Там сидели жители острова и горевали. Когда Адам поинтересовался, в чем дело, ему рассказали, что одна молодая женщина лежит при смерти в соседней деревне. И все-таки Адам осторожно задал и свой вопрос: не живет ли на острове старый рассказчик? Присутствующие уставились себе в тарелки, но один моряк поднялся и подал новоприбывшему знак. В закатном свете он проводил Адама к хижине на окраине деревни. Постучав, он окрикнул старика и сказал, что привел гостя. Уходя, он предупредил, что мастер рассказа – слепой. Адама приняли радушно, и когда юноша объяснил суть дела, старик сказал: – Так это тебя я ждал? Адам не понял, о чем он, но собеседник поманил его к себе и принялся водить руками по его телу. Пальцами он быстро нашел треугольную отметину на тыльной стороне ладони, которую оставил осколок волшебного зеркала, и зарубку на черепе от топора. – Раздевайся, – приказал он. Адам понял, что следует подчиниться. Когда он обнажился, старик нащупал на его лодыжке шишковатый ожог и шрам в боку от ножа. – Да, это ты, – сказал он. – Ты можешь рассказать мне безупречную историю? – спросил Адам, едва способный дышать от нетерпения. – Я не знаю той истории, о которой ты спрашиваешь, – сказал слепец. Адам застонал от разочарования, словно от боли. Тогда старик продолжил: – Согласно старой легенде, тот, кто прибудет на остров с теми знаками, которые ты носишь на теле, будет сам ее знать. Я много лет ждал, когда кто-то разыщет путь к этому богом забытому месту и задаст именно тот вопрос, который сейчас задал ты. Я счастлив, что мне довелось это пережить. Адам не понимал, к чему тот клонит. Старик посмотрел на него своими слепыми глазами, которые тем не менее казались видящими и мудрыми: – Все, что с тобой приключилось, и есть история. Твоя тоска, твой вопрос, твои мытарства, опасности, которые ты пережил, твои путешествия и все, что ты узнал дорогой. О том, для чего стоит жить. О том, за что стоит умереть. Ты сам – история. Старик помолчал, а затем продолжил: – Моя единственная внучка, еще совсем молодая, лежит на смертном одре в доме неподалеку. Возьми фонарь, который стоит у двери. Ступай к больной и расскажи ей о своем путешествии. А когда расскажешь все до конца, узнаешь, о чем повествует потерянная история. С фонарем в руке молодой человек зашагал к дому, где лежала и угасала девушка. Больная глядела с подушки вяло, но доверчиво, и за ночь он рассказал ей о том, что пережил по дороге на остров. Он ткал свой рассказ, отмечая, как струятся слова, как история сама собой принимает форму, осознавая, что повествование, может, и есть в чем упрекнуть, но именно это и приближает его к безупречной истории». Я думала, что Артур закончил. Я лежала к нему так близко, что его голос эхом отдавался у меня в груди. Когда я подняла на него глаза, изучила его пристальнее, то увидела, что его глаза изменились. Пигмент в радужках образовал узор, и в узоре был виден центр. В каждом глазу было по мандале. Я много знала о мандалах[98]. Но никогда не видела мандалы более притягательной. Кончики пальцев Артура по-прежнему скользили по моей коже, едва касаясь тонких волосков. Тишину в комнате нарушало только потрескивание поленьев в камине. Я собиралась было прокомментировать что-то, но Артур резко заговорил снова. Все сказанное ранее оказалось лишь предисловием, и он начал историю, которую Адам рассказал девушке, «Потерянную историю». Я замерев слушала, как Артур складывает новые образы из все тех же кусочков, из следов, которые носит на теле. На этот раз он говорил серьезно, без тени улыбки. У него было сосредоточенное выражение лица, и, рассказывая, он переводил пальцы со знака на знак, как будто это был список. Как будто он превращал эти шрамы и пятнышки во что-то, дающее жизнь. Я глядела на него во все глаза. Не от недоверия, но радуясь буйству фантазии лежащего рядом со мной мужчины. Мужчины, к чьему телу я прикладывалась ладонями, точно надеясь, что и мне достанется часть его дара, потока воображения. Я слушала, как совершенно новая история обретает форму. И насколько я поняла, эта история была о нем самом. Как бы то ни было: «Потерянная история», долгая повесть, которую мне рассказал Артур, вдохнула в куадарскую девушку жизненную силу. Болезнь ослабила хватку. После его посещения ей с каждым днем становилось все лучше, и когда она наконец встала с постели, Адам посватался к ней. Юноша понял, что он искал не историю, он искал человека. Молодая женщина сказала «да», и тем самым рассказ под конец стал историей любви. Я в задумчивости лежала на матрасе, плотно прижавшись к Артуру. Взгляд был приковал к горящей иконе на стене, лику, который смотрел на меня. Я не знала, как долго он рассказывал. Кажется, долго. Апрельский свет струился из окна, как будто особенно яркий и теплый из-за пробивающейся тут и там молодой зелени. Я заметила, как размеренно его слова укладываются на свое центральное место в моей памяти. Рассказ, может, и не был безукоризненным, но я знала, что мне его уже не забыть. Это была история об Артуре. Но в той же мере и история обо мне. – Это я нигде и никогда не буду рассказывать, – сказал он. Слова прозвучали увесисто, как набранные свинцом. – Это только моя история. Мое тайное пространство. Моя жизненная искра. Я пристально на него смотрела. Я ясно осознавала, что он оказал мне безоговорочное доверие. Обнажился передо мной в более чем буквальном смысле. Освещенная кожа его лица отливала золотом ярче, чем когда-либо. Я подумала, что он прав: это – самое сокровенное в нем, маска, лежащая под крышкой последнего ковчега. Благородная. Его истинное лицо. Мне нет смысла пересказывать здесь содержание «Потерянной истории», поскольку многие знакомы и с ней, и с рамочным повествованием, которое я кратко обрисовала благодаря англоязычному роману под тем же заголовком, «The Lost Story».