— Нам нужно найти Керна, — сказала она. — Я заходил к нему на обратном пути, — ответил Алджи. — Он еще не вернулся. Придется обойтись без него. Надежда Патрисии на подкрепление угасла. Они шли к Бункеру, и Патрисия размышляла о Керне. Похоже, она зря рассчитывала на осведомленность детектива, ведь если бы он собирался задержать Тигра этой ночью, то должен был уже оказаться в гуще событий. Поскольку его нет, то руководство банкетом ложится на них троих. У Бункера Алджи предложил пропустить веревку через две амбразуры и завязать снаружи. Эта работа выпала на долю Ораса, поскольку у того имелся опыт мореплавания и вязания узлов. Алджи разительно изменился: от его нерешительности не осталось и следа, он проявил себя исключительно рассудительным человеком. Причиной тому стала рана, которая чуть было полностью не выбила его из авантюры, — глупость словно унесло вместе с пулей, и на ее место выступил характер, который Алджи годами старательно скрывал. Луна восходила, становилось светлее; по совету Ораса они легли у края скалы — чтобы их не заметили снизу — и принялись постепенно разматывать и спускать веревку. Она змеилась вдоль широкой расщелины, которая скроет их троих, когда они начнут спускаться. — Веревка довольно длинная, я брал с запасом, — сказал Алджи, снимая плащ, под которым оказался купальный костюм, как и у Ораса с Патрисией. — Кто первый? — Прикрепите оружие к поясу и следите, чтобы оно не брякало о камни, — напомнила Патрисия. — Когда поплывете, не шумите и не болтайте — сами знаете, как звук разносится над водой. Удачи всем нам! За мной!.. Прежде чем мужчины успели остановить ее, Патрисия перебралась через край скалы и начала спускаться, отталкиваясь ногами от склона. Она была сильна и бесстрашна, и веревка оказалась вполне длинной — Патрисия все еще держала ее в руках, когда ноги вошли в воду по колено и коснулись каменистого дна. Она отступила назад и помахала рукой. Через минуту рядом с ней стоял Алджи, еще через минуту спустился и Орас. Троица молча поплыла в направлении корабля. Все они были опытными пловцами, но одному мешала плыть хромая нога, а другой еще не полностью пришел в себя после ранения. До поджидающей впереди опасности оставалось мили две. Вдали от берега море было спокойным и не слишком холодным. Патрисия, которая плавала, словно рыба, приотстала, чтобы заметить, если кто-нибудь из мужчин устанет. Повернувшись на бок, она вытянула одну руку вперед, а другой принялась загребать воду бесшумными движениями. В это время главный детектив-инспектор Керн и его отряд утомленно плелись в темноте в Бейкомб. Их машина сломалась за двенадцать миль до деревни, а возможность поймать попутку на этой пустынной дороге в час ночи практически равнялась нулю. Глава 16 В гуще событий Упасть и пролететь сто шестьдесят футов можно примерно за три секунды, однако складывается впечатление, что полет длится дольше. Саймон Темплар убедился в этом на собственном опыте. Ему казалось, что он прожил три вечности с того тошнотворного момента, когда пол провалился под ногами и он в течение четырех биений сердца летел сквозь темноту и с обжигающим всплеском упал в воду. Он ушел под воду, словно гиря, и принялся молотить ногами и руками, пытаясь выплыть на поверхность. Погрузился он глубоко — грудь сдавило, а сердце бешено забилось, но вот его голова наконец вынырнула из воды. Задыхаясь и отплевываясь, Саймон вцепился в какой-то камень, попавшийся под руку. Однако он недооценил силу течения — его снова потянуло вниз, и руку чуть не вырвало из сустава. Напрягая все мышцы и яростно работая ногами, Саймон ухитрился подтянуться, и пальцы его второй руки нашарили какой-то уступ. Он повис на этом ниспосланном Богом карнизе, тяжело дыша, смаргивая воду и пытаясь сориентироваться. Его отнесло в сторону от того места, где он упал, причем довольно далеко. К счастью, темнота была не полной — от воды шло слабое свечение, и Саймон смог различить окружающую обстановку. Он упал в подземную реку, которая протекала через пещеру около двенадцати футов шириной. Свод высился футах в двадцати пяти от воды. За века мельничного круговорота поток все сильнее углублялся в каменное ложе. Мельничное — очень точное описание: обманчивая гладкость водной поверхности таила под собой смертельной мощи течение. Какое доброе божество подсунуло ему под руку этот уступ? Впрочем, Саймон и сейчас еще был в опасности: напряженные мышцы болели, и даже его сильные пальцы не смогут вечно цепляться за камень. Разумеется, самое важное — выскользнуть из хватки потока, который терпеливо пытается утащить человека к уготованной для него смерти. Саймон попробовал подтянуться, чтобы проверить силу мышц, и застонал — он слабел быстрее, чем ему думалось. Пришлось опуститься, чтобы передохнуть; кажется, он даже молился… Затем глубоко вздохнул, задержал дыхание и снова попытался подтянуться. Шесть дюймов, семь, восемь… Каждый дюйм освобожденного из хватки потока тела облегчал дальнейшее продвижение, и вскоре ему удалось дотянуться подбородком до уступа, а одной ногой найти опору в стене под водой. Это позволило немного расслабить руки, чтобы набраться сил для последнего рывка. Саймон осмотрелся, опасаясь, что его попытки приведут лишь к отсрочке неизбежного — он будет судорожно и мучительно цепляться за камень, пока не обессилеет и не соскользнет в темные бурные воды. Однако, завидев футах в десяти над головой широкую черную расщелину, он едва удержался от радостного возгласа. Можно забраться в эту расщелину, лечь и как следует отдохнуть. Похоже, добрые божества к нему благосклонны. — Не сегодня, дорогой мой Тигр, не сегодня, — пробормотал Саймон, к которому вернулось приподнятое расположение духа. Подняв руку, он вцепился в узкую щель над головой, затем перенес выше вторую руку, подтянулся и встал на спасительный уступ. Перебирая руками от одной расщелины к другой, Саймон вскоре смог выпрямиться. Он распластался вдоль скалы, а за спиной у него струилась подземная река. Спасительная расщелина была уже совсем рядом, и Саймон едва не переусердствовал — не опробовав камень, он взялся за него рукой, и тот откололся от скалы. Теперь вес Саймона удерживался фактически тремя пальцами левой руки, цепляющимися за дюймовой глубины щель. Прошло несколько мучительных для нервов и мышц секунд, прежде чем ему удалось найти новую опору для рук. Теперь он продвигался вперед более осмотрительно и постепенно сумел благополучно перебраться через край спасительной расщелины. Он лег на спину и закрыл глаза. Теперь, когда немедленная кончина ему уже не грозила, нахлынули эмоции. Падение в воду, а затем жуткое ощущение беспомощности от погружения в пучины подземной реки подорвали его уверенность в себе. Саймон чувствовал себя крайне слабым и всем телом дрожал — последнее, впрочем, по большей части могло быть последствием напряжения мышц и сухожилий. Не сразу он сумел перекатиться на бок и взглянуть на предательски гладкую поверхность воды в двенадцати футах внизу. Несмотря на свое незавидное положение, Святой криво усмехнулся. «Что за невезуха, сынок, — прохрипел он. — Мне жаль вас разочаровывать, но я не собираюсь сегодня умирать». Саймон отвернулся и в слабом, неверном свете, исходящем от воды, принялся изучать возможности дальнейшего спасения. Он знал, что большие территории пронизаны обширной сетью подобных подземных пещер естественного происхождения. Некоторые из них тянулись дальше, чем даже самый бесстрашный человек решился бы исследовать. Саймону вспомнилась история о пещерах Чеддер, где пропала целая экспедиция. Тогда богатое воображение рисовало ему странных доисторических чудовищ, выживших в недрах земли, и даже расу полулюдей, которые живут под землей, и он решил как-нибудь однажды попытаться найти ту пропавшую экспедицию. Однако предполагалось, что он сделает это при полном вооружении, с подходящими спутниками, веревками и фонарями… Сейчас он не в пещерах Чеддер, и при себе у него только мокрая одежда и разные мелочи в карманах. Поскольку выбраться отсюда под водой не получится, придется найти другой путь. За его спиной находилась расщелина, которую он счел всего лишь впадиной в скале. Саймон прополз немного вглубь расщелины и снова пожалел о том, что у него нет с собой фонарика, без которого он ощущал себя беспомощным. Впрочем, горевать об этом не было смысла — слезы ведь не светятся, — так что пришлось двигаться дальше и надеяться на лучшее. Лицо овеял слабый ветерок, и Саймон воспрянул духом. Раз уж здесь свободно циркулирует воздух, значит, где-то впереди есть выход. Вот только сумеет ли он им воспользоваться?.. Слабым утешением послужило то, что его часы, которые гарантированно должны работать при любых суровых условиях на суше, в море или воздухе, успешно прошли последнее испытание. Они все еще негромко тикали, и по светящимся цифрам Саймон мог оценить прогресс своих трудов. Ползти на животе оказалось не так уж и трудно — давным-давно вода сгладила все неровности. Через какое-то время Саймон ударился лбом о стену и так обнаружил, что туннель поворачивает направо. После этого он нащупывал путь уже осторожней и без потерь преодолел остальные повороты. Каждый раз он старался убедиться, что ветер по-прежнему дует, чтобы не тратить время и силы на повороты, которые приведут в тупик. Так прошел примерно час, и в конце концов коридор расширился насколько, что Саймон смог подняться на ноги. Однако он продолжал продвигаться с осторожностью, ощупывая пол ногой и вытянув вперед руку, чтобы не упасть в какую-нибудь трещину или не удариться головой о каменный потолок. Непроглядная темнота отзывалась болью в глазах и действовала на нервы. Саймон как никогда остро прочувствовал всю муку слепоты. Перед глазами то и дело вспыхивали красные пятна, необходимость полагаться только на тактильные ощущения терзала напряженные до предела нервы. Тянуло опуститься на пол и бесцельно ползти вперед, пока он не погрузится в сон и забвение. Затем нахлынул какой-то детский, безрассудный страх, и захотелось стиснуть кулаки и бить ими о стены, а затем броситься в темноту и разбиться о камни. Бросить попытки спастись и проклинать темноту, моля о несущей облегчение смерти. Ведь темнота, укрывающая мир под небом, — словно слепящее солнце по сравнению с цепенящей жуткой тьмой в местах под землей, где отродясь не было света. И все же Саймон упрямо двигался вперед, хотя уже почти не понимал, что делает. Он шел все медленней, пока не остановился. Потом заставил себя идти дальше. Затем обнаружил, что снова стоит, и опять заставил себя идти. Отрывки давно забытых песен срывались с пересохших губ и эхом уносились во тьму. Один раз он чуть не оглох от безумного громкого смеха и с трудом осознал, что этот смех вырвался из его горла. Он бормотал глупые, бессмысленные фразы; предложения из совершенно разных бесед сплетались в бессодержательный сумбур. Каждый раз ловя себя на этих предвестниках безумия, Саймон останавливался и замирал до звенящей тишины в ушах. Собственная безопасность стала ему безразлична. Порой он бежал, словно за ним гнался враг, натыкался на препятствие и падал. Лежал какое-то время, затем заставлял себя встать и продолжать путь. Он покачивался и бился о стены, но шел; спотыкался и падал, но шел; многочисленные ушибы и царапины ныли, но он шел, шел, шел… Он то сквернословил, то молился. Но все же шел, ярд за ярдом, и лишь один маяк мог вывести его из этого ада наяву — дуновение прохладного свежего воздуха. Непоколебимая жажда жизни вела его, когда истерзанные мышцы молили об отдыхе. Саймон больше не мог смотреть на часы — перед глазами все плясало. Впрочем, в мрачной пустоте не было времени, не было ничего, кроме боли и безумия. Эта кромешная тьма существовала всегда — обволакивающая, пульсирующая, осязаемая. Она вилась вокруг и пыталась захватить его тело: петлей стягивала грудь, тыкалась в виски и жгла глаза, пока Саймону не начинало казаться, будто он бредет сквозь воду. Когда же он рвался из ее хватки, она истончалась и отпускала — лишь для того, чтобы через миг вновь оплести и задержать. Она застревала в горле, словно дым, и ласкала лицо. Саймон думал о свете, и только о нем — о рдеющих углях и мерцающих искрах костров, о бледном, загадочном сиянии луны и тусклом, подернутом дымкой блистании звезд, о лучах машинных фар, о слепящем свете софитов… О беспощадном тропическом солнце, пылающем в аметистовых небесах пустынь. Однако здесь была лишь тьма. И Саймон упорно шел вперед. И вдруг тьма закончилась. Саймон завернул за угол, споткнулся о выступ скалы и тяжело упал на валун — он видел его, но не хватило сил уклониться. Он лежал на земле, израненный и до смерти уставший, и вдруг увидел, что камень над ним испещрен слабыми серебристыми огоньками. Он подумал, что наконец сошел с ума; что его глаза изменили ему и теперь насмехаются над его поражением; что зрение утонченно издевается над ним, пытая видениями победы. Медленно, с опаской Саймон поднял голову. Он видел всю пещеру, в которой лежал, — всю полностью, в высоту, в длину и в ширину. В пещере царила темнота, однако она отличалась от кромешной тьмы, в которой он брел несколько часов. Это был словно восход солнца после ночи. Едва не рыдая от благодарности, Саймон с трудом поднялся и пошел вперед. Через пятьдесят ярдов возник очередной поворот. Свет стал чуть ярче. Саймон обогнул торчащий камень и побрел дальше, терзаясь опасениями, что его надежды не оправдаются. Однако пещера расширилась, и в конце ее был выход, сквозь который Саймон увидел благословенное небо: бездонное и темно-синее вечернее небо, усыпанное оживленно мерцающими звездами. На выходе он застыл, упиваясь сияющим великолепием ночи, алмазами звезд и спокойным морем внизу. — Боже!.. — выдохнул Саймон, обессиленно прислонился к стене и осел на землю в глубоком обмороке. * * * Очнулся Саймон через три часа. Он лежал у входа в пещеру, и разбудил его упавший на лицо лунный свет. Саймон медленно открыл глаза и не мигая всмотрелся в сияющий белый диск, который вставал над морем. Нахлынули воспоминания о кошмарах тьмы и окончательно его разбудили. Сердце бухало в груди, словно механический молот. Взяв себя в руки, Саймон криво усмехнулся. Ему сильно досталось — никогда еще он не падал в обморок. На часах было половина двенадцатого. Это его отрезвило — туман безумия рассеялся, и тело наполнилось силой. Поцарапанные локти и колени саднили, костяшки пальцев были разбиты в кровь, на голове вскочило несколько шишек, и все тело ныло, словно один большой ушиб. Однако благодаря усердным тренировкам он пребывал в отличной физической форме и теперь пытался понять, готов ли он со всей искренностью признать себя способным на очередной раунд. До ушей донеслось слабое тарахтение. Саймон напрягся и повернул голову. Звук стих, потом возобновился, но уже глуше, будто долетал не сам звук, а его бледный призрак. Саймон выглянул из пещеры и прищурился, не веря своим глазам. Под ним лежал остров Старый дом, а рядом покачивалось длинное узкое черное пятно; его обрисованный мягким лунным светом абрис порадовал бы сердце художника или моряка. От судна отделилась маленькая лодка и быстро поплыла к острову, в этот же миг с другой стороны острова появилась другая лодка и направилась к кораблю. Она низко сидела в воде и двигалась медленно. Саймон разглядел квадраты ящиков в центре лодки. Было так тихо, что слух различил даже слабый скрип уключин. — Черт возьми! — тихо ахнул Саймон. Непостижимая удача, которая сопутствовала ему в его авантюрной деятельности, снова пришлась как нельзя кстати. Ведь вот он — живой и более-менее невредимый, хотя должен был утонуть в подземной реке или заблудиться в кромешной тьме пещер. И едва лишь путеводная звезда вывела его из этого хаоса и дала время перевести дух, как тут же вручила этот невероятный подарок! Казалось, он серьезно опережает других смертных, для которых всего-навсего манна падает с небес: ему Небеса посылают прекрасно приготовленный обед из восьми блюд с тщательно подобранными к ним винами. Добрые божества привели его в нужное место, в нужное время и предусмотрительно учли то, что Тигр будет поглощен делом, а его банда будет хвалить себя за то, как ловко они удалили шип, который долго колол их шкуры! Тигр думает, что Темплар мертв. Что ж, мистер Темплар позволит Тигру какое-то время тешиться этой безобидной иллюзией. И будет оставаться мертвым, пока это отвечает его интересам. Однако есть обстоятельства, идущие вразрез с планами. К этому времени Орас, Пат и Керн уже наверняка перевернули Бейкомб вверх дном и нашли только зияющую дыру в полу трактира. По меньшей мере двое из них — а один особенно — станут… Но об этом лучше не думать. Они считают его мертвым уже несколько часов, а значит, возвращение домой откладывается еще на некоторое время. Утешала лишь мысль о том, что Патрисия из-за этого не попадет под обстрел. Однако ему будет не хватать помощи Ораса. Так или иначе, Саймон счел, что дебет и кредит в целом сходятся. Теперь, когда он может застать Тигра врасплох, в качестве продолжения его удачи занавес будет опущен гораздо быстрее… — Святой против Тигра, — пробормотал Саймон. — Все раннехристианские мученики на небесах посмотрят вниз и увидят старую игру, где играют по правилам, о которых они не слышали в Риме, — и, мы надеемся, с удивительным концом, которого не видывал и Нерон. Он проверил оружие — все на своих местах. Сигареты в портсигаре намокли, однако сам портсигар со стальной полоской лезвия по краю был испытанным средством помощи в неотложных случаях. Саймон сунул его в задний карман брюк. Пиджак остался в пещере. До пляжа всего двенадцать ярдов; в лунном свете спуститься будет не так уж и сложно. Саймон перевалился через край скалы и через несколько минут уже стоял на галечном дне, а волны омывали его лодыжки. Ему предстоял длинный заплыв. Впрочем, Саймон ощущал себя способным на это и даже на большее. Он вошел в море по пояс, скользнул под воду без всплеска, словно выдра, и принялся грести в сторону корабля Тигра мощными отточенными движениями. Его руки ритмично поднимались и опускались, бесшумно взмывая над водой и ныряя вниз. Хотя Саймон мог часами плыть таким элегантным стилем, сейчас у него не было причины демонстрировать выносливость. Тренированные мышцы без устали продвигали его вперед в темпе, быстро сокращающем расстояние до судна. Саймон обогнул по дуге опасную зону между островом и кораблем, где его мог заметить чей-нибудь острый глаз, — луна с каждой минутой светила все ярче: природа превращала текущее предприятие в довольно щекотливое дело и для него, и для Тигра. Преодолев последние сто ярдов под водой и всего трижды осторожно выплывая, чтобы глотнуть воздуха, Саймон вскоре достиг цели. Минутный отдых — и он поплыл вдоль борта, обращенного к морю, к носу корабля. Подумалось, что карабкаться по якорной цепи на виду у острова и команды будет крайне рискованной затеей. Впрочем, нижний ряд иллюминаторов начинался примерно в шести футах от воды. Ему снова повезло — он наткнулся на веревочную лестницу, которая свисала с палубы. Поразмыслив, Саймон понял, что ее, скорее всего, спустили для Тигра и его прихвостней. Прилив развернул судно на удерживающих якорях, и про лестницу забыли. Зато Саймону она пришлась как нельзя кстати. Негромкий шум двигателя и скрип лебедок, поднимающих золото на борт судна, стали громче. Слышны были даже стук резиновых сапог о палубу и приглушенные мужские голоса. Поднимаясь, Саймон догадался, что мужчины работают в кормовом трюме. Поднявшись до уровня палубы, он осмотрелся. На корме у люка столпились несколько человек. На фоне неба выделялась балка, на конце которой болтался квадратный ящик. К счастью, мужчины были сосредоточены на своем занятии, и Саймон мог незамеченным забраться на судно. Перебравшись через леерное ограждение, он беззвучно ступил на палубу и юркнул на трап, ведущий вниз. На верхней ступеньке Саймон замер и прислушался. Люди продолжали работать, и никто не заметил, как темная фигура перетекла через борт и прошмыгнула через открытое пространство палубы. — Пока все идет прекрасно! — с улыбкой констатировал Саймон. — Я на судне, и золото скоро станет моим! Трап вел в тускло освещенный коридор. Ходить здесь было рискованно. Заходить в каюты тоже опасно: один поворот ключа — и они превратятся в тюрьму. И все-таки ему требовалось отдохнуть и спланировать следующий шаг, так что приходилось рисковать. Саймон на цыпочках подошел к двери напротив и осторожно повернул ручку. Дверь даже не шелохнулась. Заперто. Саймон тут же принял стойку. Все мысли о безопасности, отдыхе и планах вылетели у него из головы, и в своей беспечной манере он решил заглянуть в эту закрытую каюту — не важно, занята она или нет. Прижав ухо к двери, Саймон прислушался. Тишина. Велик шанс, что каюта пуста. Однако для того, чтобы вскрыть дверь, требовались специальные приспособления. Саймон уже собрался сходить в машинное отделение, чтобы подобрать подходящий инструмент, как вдруг услышал звук приближающихся шагов из коридора за ближайшим углом. Саймон отступил на трап — не очень подходящее место, его могут заметить, если кто-нибудь посмотрит в эту сторону. Однако его заинтересовало, кто это бродит внизу, когда наверху требуются рабочие руки, чтобы как можно быстрее выгрузить ящики. Он осторожно выглянул… И тут же отшатнулся. Блюм. Он нес поднос с кучей сэндвичей и бутылкой газированной воды. На миг — только на миг! — Саймон подумал о бегстве. Палуба не предоставляла надежного укрытия, к тому же здесь есть еще закрытая дверь… Вдруг Блюм несет ужин для Тигра? Тот поставил поднос на пол, нашарил в кармане ключ и открыл дверь. Саймон увидел часть каюты — внутри горел свет. Затем Блюм наклонился за подносом, и Саймон прыгнул на него прямо с восьмой ступеньки. Завернул руку Блюма за спину — тот ахнул — и всем весом на него навалился. Блюм потерял равновесие, упал и сильно стукнулся головой о пол. Бедолага не подавал признаков жизни, однако шум их схватки мог кто-нибудь услышать. Саймон вскочил на ноги со скоростью атакующей пантеры, схватив Блюма за воротник, затащил его в каюту, затем забрал поднос. Захлопнув дверь, он повернулся к ней спиной и посмотрел, куда же завел его случайный порыв.