– Наверное, его привезли на машине, – предположила я. – Знали, что домишко брошен и никто туда не полезет. – Развалины кирпичные. В помещении остатки мебели, – продолжил Димон. – Почему? Я удивилась. – Почему там не вся обстановка? Растащили местные, разломали на дрова, отволокли в свои сараи на всякий случай, авось пригодится! Сельские жители и дачники запасливы. Если у них в сараях порыться, там можно тачанку Василия Ивановича Чапаева найти. – Я про другое спрашиваю. Дом из кирпича, полно деревяшек, почему тело не пытались сжечь? Или хотя бы закопать? Его просто бросили. – Утилизация трупа – сложное дело, – заметил Иван, – тела хоронят в укромном месте, топят в водоеме. Огонь профессионалы используют редко. Для полного уничтожения останков нужна очень высокая температура. Послышался мелодичный звук, Димон встал и пошел к принтеру, который располагался на большом столе у стены. – Ответ на вопрос Димы плавает на поверхности, – продолжал мой муж. – Профессионального киллера в деле не было. Работал любитель. Новичок. Специалист знает, как и куда деть тело. – Она нашлась, – произнес Коробок. – Ты о ком? – встрепенулась я. Димон показал листок, который вытащил из печатного устройства. – Девушка на фото, которое ты получила от Беловой, – предполагаемая любовница Заикина. Симпатяжка имеет регистрацию в Москве, родилась в столице, училась в школе. Судя по дате рождения, Заикин встречался с несовершеннолетней. – Петя ни на секунду не дурак, – встал на защиту покойного Иван, – опытный профессионал, умный, не бесшабашный. Испортить себе жизнь связью со школьницей? Да никогда. Слышал иногда, как он с женой по телефону говорил. Сухо, без уси-пуси. Но всякий раз, когда становилось понятно, что придется ночь пахать, он супруге сообщал: «Привет. Сегодня я не приду. Ложись спать. Дверь запри. Все нормально!» Я понимал, что ему хочется построить карьеру, что от этого страдает семья, но меня это его желание не пугало. Димон вернулся за общий стол. – Почему ты не спрашиваешь, как девицу-красавицу на самом деле зовут? – Жду, пока сам сообщишь, – ответила я. – Есть предположения? Пришлось ответить: – Ни одного! Димон поднес листок к лицу. – Итак! Предположительную любовницу Заикина звали… Анфиса Сергеевна Кривкина. Я вздрогнула. – Что? – Кривкина, – повторил Димон, – она у нас в офисе сидела, прикидывалась Полиной Правкиной, дочкой Заикина, которой поменяли фамилию. Я потрясла головой. – Это точно? Коробков кашлянул. – Найдена с первой попытки, в общей базе граждан, которые получали российский паспорт. У Анфисы никаких сложностей с обретением документа не было. Она появилась на свет в Москве, прописана в центральном округе. Училась там в школе, жила с матерью. Отец, Сергей Кривкин, умер, когда дочь была еще маленькой. – Самоубийство? – предположила я. – Нет, – возразил Коробков, – банальный инфаркт на фоне ряда хронических заблеваний. Там все прозрачно. Кривкина – студентка последнего курса института рекламы и пиара. – Постой, постой, – затвердила я, – когда Заикина убили, его дочке исполнилось двенадцать. Анфиса, соответственно, чуть старше. Ты не очень хорошо знал Петра, вдруг он был способен на роман с несовершеннолетней. – Я всегда считал иначе, – удрученно признался Димон, – спать с девушкой, которая ненамного старше родного ребенка? Некрасиво как-то. – Некоторые девочки в пятнадцать выглядят на двадцать с гаком, – решила я утешить Коробкова. – И что у кого на уме, понять трудно. Давай суммируем, что имеем. Приятель подошел к доске и взял фломастер. – Начинай. Я подчинилась. – К нам приходит Полина Правкина, дочь Петра и Анжелики Заикиных. Она рассказывает, что в один день мама спешно собралась, взяла ее и покинула родную квартиру. Одну ночь женщина с ребенком ночевала непонятно где, потом Лика сдала дочку в интернат, велела той вести себя тихо, сообщила, что ее жизни угрожает опасность, и ушла. Куда подевался отец, дочь понятия не имела. Никакого общения с дочерью родители не поддерживали. Сейчас Полина… Я остановилась. – Понятия не имею, чем она занимается. Когда девушка у нас сидела, она лишь сказала, что у нее есть деньги на оплату нашей работы. – Чек дочери Петра никто выставлять не собирался, – поморщился Иван. – Правкина – студентка и работает мастером по маникюру-педикюру, – пояснил Димон, – сама по клиентам бегает, ищет их с помощью объявлений. Никакой родни у нее нет. Где сейчас Анжелика? Нет ответа. Почему она не желает видеть Полину? Даже догадок нет. Может, вдова сбежала из России? Но кто ей помог? Димон развел руками: – Я не могу развеять туман. – Может, Лика погибла? – осенило меня. – Вероятен любой поворот событий, – вздохнул Коробков. – После обнаружения тела Заикина мы искали и его жену, и девочку. Я сам прошерстил все аэропорты, вокзалы, автостанции, Анжелика Заикина с дочерью границ России не пересекала, билетов на поезд-самолет-автобус внутри страны не приобретала. – Москва огромна, это не город, а страна, – заметила я, – в столице легко спрятаться. И есть частные автомобили. При прохождении паспортного контроля машины регистрируются. Но по России можно кататься куда угодно без отметок. Вероятно, Анжелика находится поблизости, наблюдает за дочкой, но не подходит к ней. – Почему? – тут же спросил Димон. Мне пришлось в очередной раз признаться: – Не знаю. Полину вы тогда не нашли из-за смены документов, девочку спрятали в детском учреждении, куда нельзя попасть просто так, с улицы. Изменение метрики, устройство в приют, побег Лики неизвестно куда, непонятно с кем, а может, и одной – все это возможно только после предварительной подготовки. У вас была версия. Заикин крадет улики, отдает их Анне Юрьевне, получает за услугу энную сумму и сматывается куда подальше. – Но теперь это предположение разлетелось в пыль, – перебил меня Димон, – выясняется, что Петр украл вещдоки девятнадцатого октября, а певица с сыном-маньяком улетели семнадцатого. – Петр мог передать пакет доверенному лицу Кругликовой, – возразила я. – Встань на место Анны Юрьевны, – сказал приятель, – кому без страха, что он потом тебя шантажировать будет или за большие деньги продаст, ты разрешишь взять улики? – Тебе, Ивану и Рине, – ответила я, – но это бессмысленный разговор, потому что мы знаем, что Петр мертв. – И улик при нем не нашли, – подчеркнул Коробков. – Куда они подевались? – Вопрос отправляется в корзину к остальным, – заявила я, – а теперь к нам приходит Анфиса Кривкина, которая называется Полиной Правкиной, и просит найти убийцу отца. Поговорив с нами, девушка уходит, и вскоре мы встречаемся с настоящей Полиной, которая сообщает, что Анфиса отравилась в кафе. И она, истинная Полина, просто пошла на поводу у Кривкиной, которая хотела узнать правду. Но в процессе беседы настоящая Полина изменяет свои показания, кричит, что хочет выяснить, что случилось с ее родителями. Говорит она путано, потом Полине делается плохо, и мы вызываем «Скорую». Коробков постучал карандашом по столешнице. – Ей измерили давление, оно оказалось очень низким. Дочь Заикина отвезли в клинику. Сегодня ее оттуда выпустят. Ничего серьезного у Полины нет, просто нервный срыв. Я встала. – Еще вопрос: кто платил за квартиру, в которой прописана Полина. пока она жила в детдоме? Мы не общались с сотрудниками кафе, в котором погибла Кривкина. Может, мне туда сейчас сбегать? Это недалеко совсем. – Давай, – согласился Коробков, – а я позвоню Правкиной и приглашу ее к нам. И попробую прояснить ситуацию с квартплатой. Знаешь, меня удивляет, как они похожи, Полина и Анфиса. Не близнецы, но прямо как сестры. Давай у дочки Петра анализ возьмем? – Прекрасная идея, – согласилась я, – пойду с барменом поболтаю. Димон посмотрел в окно. – Там вроде дождь намечается. – Люблю грозу в начале мая, – процитировала я стихотворение Тютчева. – Вот еще одно доказательство, – усмехнулся приятель. – Чего? – спросила я, надевая ветровку. – Я про Федора Тютчева, – уточнил Димон, – эстет, знаток иностранных языков, гениальный поэт. Его стихи сегодня звучат так, словно их час назад написали. Например, вот это: Напрасный труд – нет, их не вразумишь, — Чем либеральней, тем они пошлее, Цивилизация – для них фетиш,