Но недоступна им ее идея. Как перед ней ни гнитесь, господа, Вам не снискать признанья от Европы: В ее глазах вы будете всегда Не слуги просвещенья, а холопы. Это он в тысяча восемьсот шестьдесят седьмом году про тогдашних либералов написал. А можно-то и сейчас применить. Чего молчишь? Я наконец надела ветровку. – Не знаю, что меня больше удивило – стих Тютчева, который я, несмотря на филологическое образование, сейчас впервые услышала, или то, что ты его наизусть цитируешь. Димон поднял указательный палец. – Вот! В душе каждого человека такой компот варится! Понамешано всякого. Тютчев – прекрасный поэт, но он жестоко наказывал своих крепостных и менял женщин с такой частотой, что порой их имена путал. Для большинства людей он автор чудесных стихов: «Люблю грозу в начале мая, когда весенний первый гром, как бы резвяся и играя, грохочет в небе голубом». Но Федор Иванович – злой мужик, неразборчивый в связях. А я, оказывается, люблю и знаю поэзию, о чем ты за много лет знакомства со мной и не подозревала. Порой о близком друге такое выяснишь! Петя Заикин сиял на работе светлым ликом. Но каков он был на самом деле, а? Раскопать тайны кого-либо можно, вытащить на свет божий похороненный глубоко под утрамбованной землей чужой секрет тоже получится. Намного сложнее разобраться в самом себе, понять, на что я способен или не способен. Я встала. – Сейчас по твоему совету я разобралась со своими ощущениями и поняла: я хочу пойти в кафе, несмотря на дождь. – Зонтик возьми, – посоветовал Коробков. – У меня ветровка с капюшоном, – отмахнулась я, – идти недалеко. Не растаю, не сахарная. – Последнее сущая правда, – согласился Димон, – ты не сахарная, скорей уж имбирная или перечная. – Ну спасибо, – засмеялась я, направляясь к двери, – значит, по твоему мнению, я горечь невыносимая. Вернусь и разберусь с тобой. Хотела купить тебе в кафе булочек, но теперь ты их не получишь. – Эй, эй, – закричал Димон мне в спину, – подожди! Твои слова о плюшках изменили мое мнение… Продолжения тирады я не услышала, быстро вошла в лифт, спустилась на первый этаж, выбежала на улицу и горько пожалела о том, что не взяла зонтик. Дождь стоял стеной, редкие прохожие скакали через лужи с такой ловкостью, что им позавидовал бы кенгуру. Делать нечего, пришлось присоединяться к стае сумчатых. Кафе находилось в паре минут ходьбы от нашего офиса, но я ворвалась в трактир, основательно промокнув. – Погода зажигает, – мрачно произнес официант, он же бармен, глядя на единственную посетительницу, – вашу куртку могу на батарею повесить. – Она работает? – удивилась я, оглядывая помещение. – Нет, но в расправленном состоянии она быстрее высохнет, чем на крючке, – пояснил парень. Я протянула ему куртку. – Спасибо. – Посмотрите пока меню, – предложил бармен и ушел. Я прочитала короткий перечень блюд и напитков и спросила у официанта, который успел вновь подойти к столику: – Что такое «фирменный капучино „Орешек“»? – Кофе плюс безалкогольный миндальный сироп, сливки, взбитые в пену, – перечислил парень, – напиток имеет характерный ярко выраженный горьковатый вкус и крепкий аромат ореха. – С удовольствием попробую, – улыбнулась я. – Возьмите булочку с творогом, – предложил бармен, – очень вкусные. – С моим весом только выпечкой баловаться, – вздохнула я. – Вы так зависите от мнения идиотов, которым нравятся швабры? – усмехнулся собеседник. – И, на мой взгляд, полноты у вас не наблюдается. Отлично развитая трапеция, прямая спина, ничего нигде не висит. Вы в прекрасной форме. – Спасибо за комплимент, – расцвела я. – Никогда не хвалю никого из вежливости, – уточнил бармен, – понятно, что вы постоянно занимаетесь в зале, за что вам респект. Порой девушка – сплошное собрание костей, скелет, обтянутый кожей, спина круглая, грудь впалая, на ней задорно два импланта торчат. Предложишь такой ватрушку, красота невозможная в шоке: «Тесто? Никогда! Я веду здоровый образ жизни! Мяса не ем, молока не пью. Увы, лишний вес у меня, живот торчит, никак не убирается». Во дура! – Если выпрямить спину, живот подберется, – сказала я, – но, чтобы ходить прямо, надо качать нижний этаж, ноги, ягодицы. Постамент – наше все! Несите капучино с булочкой. Плюшка и впрямь оказалась отменной. – На вынос ватрушечки можно взять? – осведомилась я. – В офисе сидит голодный волк. Официант окинул меня оценивающим взглядом. – Служите в сером доме на соседней улице? – А что? – задала я свой вопрос. Собеседник задрал свитер. – Ого! – воскликнула я. – Прямо в сердце попасть хотели. Не хилый шрам! – Евгений Мастерков, – представился официант, – владелец кафе. Хотел попасть к вам на службу, но не прошел медкомиссию. – Врачи у нас строгие, – кивнула я, – а у вас серьезное ранение, повезло, что живы остались. – Мне просто повезло, – пожал плечами Евгений, – напарнику моему в живот угодили. Он умер, а я вот он, хожу, дышу. – Татьяна Сергеева, – представилась я. – Здесь всегда мало народа? – Вы пришли не кофе пить, – протянул Мастерков. – Задай мне кто-то такой вопрос в другом кафе, я мигом бы захлопала ресницами, – сказала я, – у меня прекрасно получается изображать дурочку. – Значит, она где-то внутри вас сидит, – заметил Евгений. – Вам врать не стану, – сказала я, – мы вроде как в одном море плаваем, только в разных лодках. – Моя шлюпка утонула, – заметил Мастерков, – хоть я и пел «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“», корабль плавно ушел на дно. И что делать? Решил бизнесом заняться, купил трактирчик. Сглупил. Улица тихая, от метро далеко, народу мало. У подземки народ зарабатывает, а на отшибе тоска. Вас интересует девушка, которая умерла? – Да, – кивнула я. – Можно я около вас сяду? – спросил хозяин. – Сварю-ка себе тоже кофейку, и поговорим. – Конечно, – разрешила я. Глава 21 Евгений, бывший полицейский, излагал обстоятельно, не упуская деталей, и я узнала, как развивались события. В тот день в кафе сначала пришел мужчина лет сорока пяти. Посетитель вел себя прилично, поздоровался, сел за столик у стены. Там их два. Незнакомец выбрал тот, что в углу, заказал фирменный миндальный кофе. От еды вежливо отказался. Все как обычно, но бармену клиент не понравился. Почему? Слишком веселый, много говорил, шутил, рассказал несколько анекдотов, сам громко смеялся, когда добирался до сути. – Возможно, он просто человек такого склада, – предположила я, – душа компании. – Нет, – возразил Женя, – встречаются шутники, клоуны, болтуны. Но они расслабленные, несут чушь с удовольствием. Идиоты по натуре. Не понимают, где и когда можно зубоскалить, а когда лучше язык прикусить. Такие и на похоронах-поминках анекдоты травить будут. Но, повторяю, они спокойные внутри, не нервничают, довольны собой, полагают, что производят на окружающих прекрасное впечатление. А тот посетитель был нервный, смеялся истерично, дергался, вертелся, подпрыгивал. Разговор у нас примерно так складывался. – Эй, парень, тащи кофе, только какао туда не лей! – Не буду. – Молодца! И не плюй туда. – Ну что вы!