– Что случилось? – Прости, пожалуйста, – зашептала Ирина Леонидовна, – пришла Волынская. Окопалась в столовой. С ней Гассан Абдурахман… дальше я забыла. – Ибн Хоттаб, – захихикала я, мигом вспомнив героя повести Лагина «Старик Хоттабыч». – Да, – удивилась свекровь. – Ты его знаешь? – Конечно, – еще сильнее развеселилась я. – Рина, у того Хоттабыча, что у нас дома сидит, борода есть? – Да, – снова подтвердила свекровь. – Танюша, я не могу выгнать Нинель! Никак! – Лечу на всех парах, скоро буду, – пообещала я, – надеюсь, дедуля не пожалеет волос из бороды для исполнения моих желаний. – Ты куда? – спросил Димон. – У нас дома сидит старик Хоттабыч, – сообщила я. – Охота на него посмотреть и вкусно поужинать тоже неплохо, – встрепенулся Коробков, – я с тобой. Ты за рулем, я с ноутбуком, использую время в дороге с пользой. Коробков не зря прихватил с собой гаджет. Минут десять мы ехали молча, потом Димон щелкнул пальцами. – Все интереснее и интереснее. Николай Пестов стал заботиться о Марине, когда той исполнилось четырнадцать. – Это ты мне уже говорил, – напомнила я. – Да, – согласился Димон, – но тогда я нашел лишь часть кекса с информацией. А сейчас расковырял глубже. Знаешь, мне почему-то думается, что вся эта история связана с убийством Петра. – Отчего ты так решил? – спросила я. – Чуйка сработала, – скороговоркой произнес Коробок, – я наткнулся сейчас на шкатулку непонятно с чем. Слушай. У доброго человека Николая Николаевича Пестова, того, кто помогал сиротке Марине, матери Анфисы, было двое детей. Сын Федор и дочь Клавдия. Но все сведения о дочери обрываются. Я узнал, что Клава получила высшее образование, пошла на работу и… все! Более ничего нет. – Умерла? – предположила я. – Нет сведений о смерти, – отрезал Димон, – отсутствуют данные и о поисках пропавшей женщины. Я нашел ее лишь после того, как дотумкал поискать Пестовых, которые меняли фамилию. И плиз вам, Клавдия. Ох, люблю сотрудников загса, у них все всегда подшито, сброшюровано, тщательно хранится, а сейчас еще и оцифровано. Прямо расцеловать их всех готов, аккуратных и не ленивых. Нашлось заявление Клавдии о смене фамилии Пестова на Петрову. Но дальше! Вместо Клавдии Николаевны, она стала Клавдией Максимовной! Поэтому я ее сразу и не обнаружил. Я притормозила у светофора. – И правда необычно. Фамилию взяла мужа, а зачем отчество другое брать? – Клавдия официально замуж не выходила, – отрезал Димон. – Тогда как она стала Петровой? – опешила я. – Просто избавилась от Пестовой, – пожал плечами Коробков, – каждый может изменить свои данные. Правда, для этого должна быть веская причина. Например, у тебя в паспорте стоит нечто неблагозвучное. Аделаида Крокодиловна Какашкина. – Надеюсь, таких не бывает, – рассмеялась я. Димон включил кондиционер на полную мощность. – Аделаиду я придумал. А как тебе врач по фамилии Чума? Не веришь? Смотри! Димон повернул ноутбук экраном ко мне. – Доктор Чума, – захихикала я. – Эскулапу надо посоветовать фамилию сменить! – Она ему, наверное, нравится, – предположил приятель. – С Чумой понятно, но Пестова чем плоха? – спросила я. – И уж совсем необъяснима смена отчества. – Интересный момент: в биографии Клавдии Пестовой нет упоминания о брате Федоре. Твое мнение по этому поводу? – спросил Коробков. Я притормозила у светофора. – В советское время попасть в тюрьму считалось позором. О том, что член твоей семьи угодил за решетку, узнавали коллеги, соседи, друзья. И большинство людей отворачивались от того, с кем еще недавно поддерживали близкие отношения. Федор работал кочегаром, может… – Подожди, давай по порядку! – перебил меня Димон. – Я докопался до истоков, их спрятали, но неглубоко. Итак, опускаюсь в глубь веков. Николай Николаевич Пестов, отец Феди и Клавдии, историк, коренной москвич, некогда служил директором музея-усадьбы под Москвой. Со временем он стал доктором наук, членом Союза писателей, ваял приключенческие романы. Жена – смотритель того же музея, но, наверное, домохозяйка. Похоже, ученый-литератор умел устраивать свои дела, как ему надо. В свое время он умудрился стать собственником усадьбы, в которой работал директором. – Здорово! – восхитилась я. – Клавдия по образованию тоже историк, работала в разных местах. Последние десять лет пишет под псевдонимом Энн Виконт, написала два любовных романа. Кочегар Федор был в семье как чужой. Девочка Пестовых получила от отца талант, окончила институт. Сын вроде работник котельной. Что, если он занимался фарцовкой? Парня посадили, а сестра решила изменить паспортные данные. Интересно, она знала Анфису? Может, с ее матерью Мариной поддерживала отношения? – Полина сообщила, что идея отправиться к нам принадлежала Кривкиной, – напомнила я. – Похоже, Анфиса была активной и талантливой актрисой в придачу. А Полина мямля, тихая, боязливая. Не боец. Или она обладает актерскими способностями и умело изображает из себя инженю пипи. – Инженю пипи, – расхохотался Коробков. – Где ты это выражение взяла? Я въехала во двор и притормозила у подъезда. – Всякий раз, когда я в школе начинала плакать и просить классную руководительницу не писать мне замечания в дневник, потому что родители накажут меня, Раиса Ивановна злобно оскаливалась и шипела: «Не строй из себя инженю пипи, не изображай белого лебедя, не поверю. Не принесла денег на подарки учителям к Новому году? Забыла сказать взрослым о сборе? Вот и получи два по поведению». Сказать ей правду: «Я говорила матери, а та закричала, что нечего училкам деньги выклянчивать», – я не могла. Вылезай, приехали. – Надеюсь, Рина, как всегда, приготовила что-то вкусное, – оживился Коробов и открыл дверь машины. Глава 26 – Вы Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб? – уточнила я, глядя на мужчину лет сорока пяти с внешностью жителя средней полосы России. – Именно так, – согласился белобрысый, курносый, голубоглазый «джинн». – Отлично, – кивнул Димон, – разрешите представиться, Петр Первый, а она царица Савская. – Гассан, они шутят, – затараторила Нинель, – перед вами Таня, она ответственная, тоже мечтает увидеть нового, но такого же прекрасного, как старый, Гаврилу Гавриловича. А ее спутник тут вообще ни при чем. Он чужой! – Дима родной, – мигом бросилась на защиту Коробкова Рина. – Вам, может, и да, но подъезду в целом – нет! – отрезала Волынская. – Предъявите документы, – сурово попросила я, глядя в упор на незнакомца. – Таня! – возмутилась Нинель. – Разве можно так обижать человека? Он пришел в гости, сидит в столовой, а ты прямо как грубиян полицейский: «Покажи удостоверение!» – Сейчас чайку попьем, – засуетилась Рина. Но я, которой Гассан и так далее совсем не понравился, повторила: – Ваш паспорт, пожалуйста. Мужчина наконец открыл портфель, вынул паспорт, раскрыл его, положил на стол. – Андрей Петрович Кузнецов, – прочитала я и перелистнула страничку, – москвич. – Не женат, – добавил гость. – Если вы Кузнецов, то почему представляетесь Гассаном? – не успокоилась я. – У него так в интернете написано! – закричала Волынская. – Сейчас найду! – Не надо, – остановил суетливую соседку Димон, который успел открыть свой ноутбук. – «Фирма „Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб“ – ваш волшебник. Реставрация всего без исключения. Быстро. Качественно». – Верно. Это я, – согласился Андрей Петрович, – владелец. Всегда сам выезжаю на интересный заказ. – Вы и лифты можете в порядок привести? – удивилась я. – Сделаем вам любую кабину, которая соответствует нормам безопасности, а потом договоримся со специалистами об ее установке, – заявил Кузнецов, – если возникнут проблемы, решим. Вы какой хотите лифт? – Как Гаврила Гаврилович, – захлопала в ладоши Волынская. – Отлично, зовите его сюда, пусть объяснит, – улыбнулся Кузнецов. – Пойдемте, – засуетилась Нинель. Гость не стал задавать никаких вопросов, он двинулся за Волынской молча, чем сразу повысил для меня свой рейтинг. Мы с Димоном и Риной отправились следом. Соседка выбежала на лестницу, ткнула пальцем в кнопку. Раздался натужный скрип, скрежет, визг, на этаж поднялась кабина.