– Нужно слушать, как бьется сердце, как течет по венам кровь, как легкие расширяются от дыхания. Это задает мыслям нужный ритм, и тогда рождается фраза, в которой есть некоторая сила. Мне так кажется. Я еще не умею этим управлять. Это был самый искренний ответ, какой могла она дать. Огромные плиточные глаза смотрели на нее пристально. Садима подумала, что еще колдовство – это когда у тебя есть собственная кровать-палатка, когда отдаешься в ней грезам, ищешь наслаждения, придумываешь юношу, который смотрит на тебя так, что трепещет кожа, но это она оставила при себе. Это колдовство – ее личное. – У тебя дар заклинаний, – сказал голос. Звучал он как будто с уважением. Садима скромно потупилась, как она часто притворничала перед семейством Уоткинс. – Ты должна им пользоваться. Разве ты не хочешь иметь больше силы? Стать могущественной женщиной и показать им всем? – Да, миледи. – Подойди, – сказал голос. Садима не имела ни малейшего представления, куда она должна подойти. Она осторожно обошла глаза и встала перед стеной с говорившей отдушиной и ушными каналами. – Я долго разгадывала тайну философского камня. И под конец нашла, как создавать золото. И этот дар я передам тебе. Представляешь? Все, до чего ты дотронешься, превратится в золото. Вот чудо, не правда ли? – Да, миледи. – Дай мне свои руки. Садима прислонила ладони к теплой стене. Они ушли в нее по запястье, и стена вновь затвердела. Дрожь пробежала по Садиме и сдавила живот. Руки ее были замурованы в камне. Если леди Хендерсон задумала наказать ее, она попалась в ловушку. Садима сосредоточилась на том, что чувствуют ладони. Видимое часто оборачивалось в этом замке обманом. Она больше доверяла осязанию, чем глазам. Она вся погрузилась в ощущения, которые посылали ей нервы кончиков пальцев. Те, что чувствительнее и точнее кошачьих вибрисс, вспомнилось ей. Она почувствовала, что запястья ее вовсе не замурованы. Она погрузила руки в плоть, в чье-то тело, как в тот раз, когда свежевала кролика. – Повезло же тебе, дитя! Знала бы ты, как я щедра! Я передаю тебе огромную силу. – Да, миледи. Все они одинаковые, эти господа… Гордятся собой и не могут поставить себя на место другого. Даже делая подарок, они прежде всего радуются собственной щедрости. Садима вслушалась во внутренний ритм леди Хендерсон. Это было нетрудно: руки ее были в ней. Ритм был прихотливый и неспешный: пульс замка, пульс замурованной в нем женщины. Садима приготовилась. Она ощутила ладонями некую волну, что вот-вот проникнет в нее через кожу. Мать Адриана произнесла: – Я дарую тебе золотой дар, дар Мидаса. Скажи, что принимаешь его. Садима искала заклинание, оно должно было совпасть с ритмом леди Хендерсон. И вот она подняла голову. Вместо ожидаемого «да, миледи» она твердо ответила: Увы, ваш дар – не дар, а вздор. Нет, он в меня не вложен – он ложен и низложен. Слова эти она произнесла в тот самый миг, когда поток вливался в ее ладони. Ее наполнила сила, но не та, какую хотела вложить в нее мать лорда. Садима тут же без труда вытащила из стены руки. – Что? Ах ты обманщица! Лицемерка! Дымоход взревел. Огонь вспыхнул так неистово, что каминная полка обуглилась. Леди Хендерсон была в ярости оттого, что ее перехитрили. Садима выскользнула прежде, чем дверь захлопнется перед носом. Она пробежала коридор, сторонясь предательских складок ковра. Слетела вниз по лестнице, едва касаясь уходящих из-под ног ступеней. В холле она остановилась, чуть не шагнув в разверзшуюся пропасть. Часть плит исчезла. Ее едва не проглотил подпол. Садима отступила. Оставшаяся плитка крошилась под ногами. Стена за спиной накренилась вперед. – Стоп! Это выкрикнул всей грудью Адриан: голова его еще была в бинтах. Он твердо положил ладонь на стену, и та распрямилась. Но тут же с потолка сорвалась люстра и разбилась в считаных дюймах от Садимы. – Хватит! – сказал он. И снова его голос разнесся по всему замку, словно был способен сам рождать эхо. Он топнул ногой, и пол вернулся. – Уходи, – сказал он Садиме. Девушка выбежала из замка. Она бежала, бежала, пока, задохнувшись, не упала на колени, прямо на землю. Дрожащей рукой она отерла лоб и тут же отдернула ее в ужасе. Взглянула на ладони. Все, что она делала сейчас, она делала по наитию. Разумеется, ей не нужен был коварный подарок леди Хендерсон. Чтобы все, до чего дотронешься, превращалось в золото! Глупая сила, от которой нечего ждать, кроме несчастной жизни. Садима приложила ладонь к стволу дерева и с облегчением увидела, что оно никак не изменилось. Однако она догадалась, что волшебный дар не стряхнуть так запросто, словно пригоршню конфетти. Внутри запястья, там, где проходит синяя вена, по которой проверяют пульс, скопился некий запас сил. Там дрожала присвоенная ею власть. Садима не знала, в чем она заключается. Но сейчас главным было то, что она может пользоваться руками как прежде. Она встала. Что теперь делать? Садима навострила слух. Снаружи никак не понять, что происходит внутри замка. Подойти ближе она не решалась, боясь вызвать новые разрушения. Наконец дверь открылась. Темная фигура двинулась к ней в ночи. Адриан протянул Садиме ружье и ее скромные пожитки. – Дальше так продолжаться не может, – сказал он устало. – Моя мать возненавидела вас. За что – не знаю. Садима заметила, что лорд снова перешел с ней на «вы». Рассказать, что произошло между ней и леди Хендерсон, она не решилась. – Она злится как никогда, – сказал он. – Я не смогу вас защитить. – Вам не нужно защищать меня, – возразила Садима. – Я могу за себя постоять. Вместе мы сумеем дать отпор. И в подтверждение своих слов она направилась к замку. И тут случилось нечто поразительное. Стоило Садиме приблизиться, как двери и нижние окна исчезли с фасада. Перед ней была сплошная неприступная стена. Подошел Адриан. Перед ним дверь появилась. Шагнула Садима – и та вмиг исчезла. – Придется на этом остановиться, – сказал Адриан. – Я найду решение, – возразила Садима. – Через какое-то время. А пока посплю в конюшне. Завтра вернусь и поговорю с ней. Или придумаю, как усыпить ее внимание, чтобы она меня не узнала… – Вы ставите нас под угрозу, – оборвал Адриан. – Я не желаю ей зла. Она много страдала, но я еще могу ее спасти, я уверен. – В таком случае позвольте мне вам помочь. Я… Адриан опустил голову. – Садима, вы не нашли недостающей части, – проговорил он тихо. – Вы в этом не виноваты. Вы старались. Теперь мы в тупике. Я не могу отходить от замка. А вы – вы не можете в него войти. Садима открыла рот, но тут же его закрыла. Она искала возражений, однако исчерпала свой арсенал. Она испробовала силу, испробовала хитрость. И проиграла. Теперь она изгнана из замка Бленкинсоп. – Я не забыл про наш уговор, – сказал лорд, вновь распрямляясь. – Вы получите денежную компенсацию и рекомендательные письма. Это были его последние слова, и от них было больнее всего. С глаз долой, из сердца вон За неимением лучшего остаток ночи Садима провела в пути. С рассветом она подходила к дому родителей. Вырастив Маргарет, Мэри и Мэй, мать Садимы поселилась в небольшом коттедже неподалеку от дома Уоткинсов, где продолжала нянчить детей прислуги. Ее все так же звали Няней Рози. Отец Садимы по-прежнему служил егерем при имении. Садима вошла понурив голову. Мать, вскрикнув, бросилась ее обнимать. Отец, убиравший со стола, вернул на огонь чайник. – Садима, я так… с тобой… тебя… ты ведь не… Няня Рози обнимала ее за плечи и никак не могла договорить. Она всматривалась в лицо своей дочки, ища на нем следы ран, травм, потери невинности. – Ослабь хватку, ей-богу, – проворчал отец. – Ну, знаешь! И откуда в тебе столько спокойствия… в такую-то минуту!