Задание, которое он получил от Билого, необходимо было исполнить как можно быстрее. Горцы непредсказуемы. Враждебных племен еще достаточно бродило по горным дорогам Кавказа. И если кто-то из уцелевших жителей аула успел послать за подмогой, то повторный бой может закончиться для казаков не так успешно. Поэтому нужно спешить оповестить коневодов и как можно быстрее привести коней в аул. Напряжение боя в ауле прошло давно, но легкое волнение оставалось. Мысли не могли собраться в единую цепь. В сознании пробегали картины схватки с горцами. Вот один упал с отрубленной Василем рукой и добитый им же кинжалом, подаренным еще дедом Трохимом. Вот второй горец, срезанный ловким ударом шашкой наотмашь слева-направо. Третий попался более ловкий и, судя по всему, опытный. Но и с ним Василь не сплошал. Вспомнил, чему учили его дед Трохим и дядько Гамаюн. Увернулся удачно от очередного замаха, изловчился и нанес молниеносный ответный удар, аккурат в адамово яблоко. Чиркачем прошла шашка, вспоров горло абреку. – Аллах акбар, – только и просипел. Алая кровь из разрезанной сонной артерии пульсирующей струей выплеснулась наружу. Вытаращив глаза от неожиданности, горец схватился за горло, зажимая смертельную рану. Сделав еще несколько неуверенных шагов к Василю и поднимая шашку в ослабевавшей руке, он упал замертво, хрипя и поливая остатками крови землю, которую еще совсем недавно топтали его кiархаши – чувяки из сафьяна, что говорило о зажиточности его хозяина. Завершению поединка Василь был особенно рад. Срубить более опытного врага для молодого казака всегда – честь. Есть что деду Трохиму рассказать, есть. «Не позорь хфамилию!» – наказ на всю жизнь. Мысли о бое сменялись тоской по родной станице, по деду Трохиму. Идти стало немного сложнее. Усталость давала о себе знать. Василь намеренно поднимался по более крутому склону, чтобы выиграть время. Но молодость снова проигрывала перед опытом. Рассчитывая на то, что по пологому склону подыматься дольше, Василь после посещения долмена рванул напрямки. Но без опыта хождения в горах ошибся в распределении сил и выдохся. Чуть в стороне показалась тропа, по которой он, Рудь, спускался давеча со станичниками к аулу. «Ни хмары, ни витра», – взглянув в прозрачную синь небес, вздохнув, подумал Василь. «Можэ, где товарчии недалэко овец пасут? – спросил сам себя приказной. – Водицы бы испить да шо съестного раздобыть». Молодое, крепкое тело казака нуждалось в подкреплении сил. Решив сделать короткий привал, Василь осмотрелся вокруг. Метрах в двадцати красовался, раскинув в стороны свои огромные темно-зеленые листья, горный лопух. Рядом примостился небольшой валун, вероятно, когда-то отколовшийся от скалы и скатившийся сверху. Ветры отшлифовали его, стерев острые грани. И теперь он был похож на каменное изваяние, похожее на то, что видел Василь у дольмена. «Оцэ кстати!» – крякнул обрадованно казак и, пройдя с десяток метров до валуна, с видимым облегчением уселся на ковер из густо растущего горного разнотравья, достигающего местами пяди высоты. Оперевшись спиной на ровный край каменюки, Василь устало откинул голову назад. Снял папаху, вытирая ею пот с лица. Прислушался. Нет, не показалось. Еле слышное журчание воды доносилось до его слуха. Совсем рядом тек ручеек. Казак наклонился, вновь прислушался. Журчание доносилось из-под толстых стеблей лопуха. Ручеек тоненькой струйкой сочился меж скалистой почвы и таял, не оставляя следа, метрах в пяти от валуна. Василь раздвинул мясистые стебли. Почти у самого корня лопуха между небольших камешков бил родник. Точнее, не бил, а медленно вытекал из-под земли. Помня науку деда Трохима, Василь не стал разрывать почву, чтобы увеличить сам родник. Это могло привести к обратному эффекту. Маленькие и слабые родники уходили внутрь земли, если неопытная и незнающая рука пыталась их расчистить. Василь пошарил и вынул из поясной сумки кусок мягкой суконной ткани. Приложив ее к крохотной лужице, образованной родничком, и используя ткань как фильтр, Василь стал жадно пить, делая большие глотки. От этой затеи пришлось почти сразу отказаться, так как сил родника не хватало вновь наполнить ямку величиной с небольшую ладонь. Василь стал пить мелкими глотками, и дело пошло лучше. Выпрямившись и переведя дыхание, он вновь припал к живительной влаге и напился вволю. Сделав шаг к валуну, он вновь уселся на зеленый ковер альпийских трав, пьянящих своим духмяным ароматом, и прикрыл на минутку глаза. Образ красавицы хохлушки невольно вкрался в мысли. Вспомнился, как будто вчера было, сеновал. Жаркая июльская ночь. Такая же жаркая, пышущая страстью девка-работница. Ее обнаженное пышное тело, пахнущее терпкой смесью желания. Ненасытная и любвеобильная, она сводила с ума, отключая возможность здраво мыслить. Да и кто ж из молодых казаков-станичников смог бы удержаться от соблазна попробовать сладость любви такой женщины?! Ведьма. Здесь уж сила инстинкта переборет любой строгий указ стариков на запрет водить шашни с гамсэлками. Однако поступок повлек за собой много бед, сея в сердце тревогу и боль. Многое могло случиться по-другому. Крепко жалел опосля Василь о содеянном. Но дурная голова, затуманенная изрядной порцией дымки, не думает, шо робыть. Вот и поплатился Василь Рудь за свою страсть к молодым девкам. Впредь зарок дал перед стариками станичными да атаманом – батькой сотника Билого – с бабами до женитьбы ни-ни. Легкий ветерок пронесся в мимолетном порыве и взбодрил разомлевшего на солнцепеке казака своей прохладой. Пронесся и растворился между ближних отрогов. Василь сорвал сочный лопуцык и, зажав его зубами, стал откусывать и жевать его мягкую нижнюю часть. Сойдет. Тишину нарушил знакомый с детства посвист. Василь нехотя приподнялся и посмотрел в сторону раздававшегося звука. Слева, метрах в пятидесяти, среди кустов дикого агруса торчал светло-коричневый столбик. Василь улыбнулся. Каждый казачонок признал бы в этом столбике зверька, названием которого нарекают ленивых лежебок. Бабак только нагуливал жир на зиму, когда он впадает в долгую спячку. Выглядел он худосочным. «Мабуть и нору себе под агрусом сробил. Возни с ним. Багатиця усе одно не развэдэш», – отмахнулся казак от появившейся вначале идеи поймать бабака и вслух пропел негромко: – Куплю Дзюби, куплю Дзюби чэрэвычкэ з бабака, та шоб моя Дзюба, люба, выбывала гопака. Вновь в сознании промелькнул сеновал, смеющаяся голая батрачка-хохлушка, жаркая ночь, проведенная с нею. «Тьфу, язви тя в пэчэнь», – ругнулся Василь и, громко свистнув, махом подскочил на ноги. Бабак исчез в один момент, будто и не было его. Пугливый зверек. Но жир и мясо полезные. Далеко не лопух. Казак посмотрел на остатки стебля и, вздохнув, выкинул. Жиры «спящих» животных – медвежий, барсучий, сурчиный, считались на Кубани эффективным лекарственным средством, так как их жиры насыщены полезными веществами и витаминами, необходимыми для поддержания жизнедеятельности животного в период зимней спячкой. Бабак привередлив к пище: он отбирает чистые корешки, зерна растений и травы. Поэтому жир сурка является экологически чистым, наполненным питательными веществами. От простуды жиром детей в станице казачки натирали. Не было лучшего средства при кашле, если смешать растопленный жир бабака и овечье или козье молоко. Захворавшие дети быстро шли на поправку. Отдохнув, Василь продолжил свой путь. «Задержался я с дольменом и с отдыхом, да и мысли всякие в голову лезут. Негоже. Шо дядько Мыкола да станичники скажуть?» – подбадривая себя, казак направился дальше. Склон стал более пологим. Трава не такой высокой. Было видно, что ее не скашивали, а срезали, и она вырастала вновь. Так могли сделать, конечно же, не люди, а животные. На это указывало то, как аккуратно и выборочно была срезана трава, и то, как неравномерно она росла. Кое-где лежали кучки катухов, что также указывало на то, что здесь проходила отара овец. Засмотревшись, Василь наступил на одну из кучек. Катухи оказались свежими. Скорее всего, рано утром товарчии перегоняли отару на новое место. Прикрыв ладонью глаза от яркого солнца, Василь осмотрелся. Вот и тропа, по которой они спускались к аулу. До перевала, где ждали посыльного коневоды с конями, оставалось около трехсот саженей. Василь уж было повернулся, чтобы, собравшись с силами, преодолеть последний участок пути, как увидел сизый дымок, подымавшийся среди гряды валунов, саженях в ста от него. Место здесь было более открытым, и ветерок гулял на просторе как мог. Его дуновение приятно охлаждало разгоряченное лицо. Чуткий казачий нос уловил легкий запах приготавливаемой пищи, принесенный неугомонным ветерком. В утробе снова заурчало. Соблазн оказался велик, и, прибавив ходу, Василь направился к тому месту, откуда пахло костром. Не забывая об осторожности, он крадучись подполз с подветренной стороны к валунам и осмотрелся. Отара овец паслась посреди высокого разнотравья. Два громадных волкодава лениво лежали невдалеке. У костра сидело три человека. Судя по описанию и одежде, это были те самые товарчии, о которых говорили Иван и Осип, вернувшись из разведки. Пастухи мирно балакали, лениво подчеркивая жестами самые яркие выражения. Убедившись в том, что опасности ничего не представляет, Василь встал из-за укрытия и медленно направился к товарчиям. Собаки, как положено, заметили казака первыми и, подскочив, ринулись было на непрошеного гостя, но были остановлены резким окриком одного из пастухов. Увидев несущихся к нему собак, Василь остановился, слегка согнул ноги в коленях и приготовился как безопаснее для себя отразить натиск животных. Напряжение спало, когда казак услышал окрик пастуха. Подойдя к костру, Василь по традиции приложил руку к груди и слегка склонил голову, обозначая тем самым, что намерения у него сугубо мирные. Двое из товарчиев, те, что были постарше, ответили ему тем же, приложив руку к груди и склонив голову. Третий же, что был помоложе, лишь слегка кивнул в ответ. Это насторожило приказного. Но заострять внимание на этом он не стал. Он гость. А на Кавказе гость – друг и посланец небес. Одно смущало Василя. Он не знал черкесского. Но помнил о том, что языком жестов и мимики можно сказать намного больше, чем речью. Запах пищи вызвал обильное слюноотделение. Пахло невыносимо вкусно. Живот вновь предательский завыл, и Василь невольно сглотнул слюну. В казане дымилась шурпа с плавающими посреди нее, как корабли, кусками баранины. Самый старший из пастухов и, судя по всему, главный, достал из походной саквы глиняную кисаю. Наполнил ее шурпой и поверх положил кусок баранины на ребре. Протянув кисаю, он вновь слегка склонил голову. «От всего сердца. Ешь, уважаемый», – читалось в его взгляде. Василь посмотрел на других пастухов. Второй тоже улыбался открытой улыбкой. Третий же ворочал желваками, сжимая зубы. Он внимательно посмотрел на кинжал Василя, притороченный к кавказскому поясу. Рудь заметил это и, сев на гладыш, принял кисаю из рук пастуха, приложив руку к груди и поклонившись в ответ. Шурпа была жирной, горячей, ароматной. Чтобы не обидеть хозяев, казак прочитал молитву про себя и принялся поглощать содержимое миски. Обжигаясь горячей шурпой и запихивая в себя кусок баранины, Василь торопился. Нужно было спешить к коневодам. Да и этот молодой пастух странно себя вел по отношению к нему. Посматривая временами на горцев, казак поглощал еду. Старики улыбались ему в ответ, кроме того, что помоложе. Василь невольно встретился с ним взглядом. Горец, словно читая мысли казака, вновь посмотрел на кинжал приказного. Рудь заметил, как вспышка ненависти блеснула в черных глазах горца. «Ээээ. А ты, видимо, не совсем пастух. Да и кинжал тебе этот, судя по всему, знаком», – подумал молодой казак, пристально глядя на смотревшего на него горца. Оружие это Василь снял с зарубленного им в ауле черкеса. И кинжал был знатный! Лаконичный и одновременно богатый по своему оформлению, он был ручной работы и выполнен из дамасской стали. Лезвие украшали тематические восточные узоры, а ножны были еще и с изображением всадника на коне и кабошоны нефрита. Рукоять кинжала выполнена из латуни с нефритовыми вставками. В черкесе, сидевшем напротив Василя, закипала ненависть. Белки глаз нервно двигались, желваки перекатывались от злобы. Он что-то резко сказал, пытаясь встать, но был остановлен таким же резким окриком старшего по возрасту пастуха. Рудь знал, что по законам гостеприимства, пока он находится здесь, его тронуть никто не посмеет. Старший пастух – салмач – улыбнулся приказному, помахивая открытой ладонью. Мол, все спокойно. Ничего не случится. Василь был не из робкого десятка, но не хотелось ему омрачать гостеприимство стычкой с горцем. Закончив с трапезой, он встал, склонил голову и, приложив руку к груди, произнес как можно мягче: – Рахмат. Сау бул. В ответ салмач также наклонил голову и, приложив руку к груди, сказал: – Сау бул. Другой пастух последовал примеру старшего товарища. Третий же вновь порывался встать, но снова был остановлен резким окриком салмача. Казак, попрощавшись с товарчиями, не оборачиваясь, чтобы не возбуждать лишний раз гнев черкеса, направился к конечной цели своего похода. До скалы, отделявшей перевал от склона, за которой укрывались коневоды с конями, оставалось саженей сто, не больше, как Рудь услышал стук шагов и звук перекатывающихся камней. Казак покривился, понимая очевидное. В следующий момент мимо него, разрезая воздух противным свистом, пронеслась пуля и, глухо стукнув о скалу, упала среди камней. Не дожидаясь следующего выстрела, Василь нагнулся вправо, вытащил из ичиги нож и, разворачивая корпус, с силой метнул его в догнавшего его горца. Тот, видимо, не ожидая такой прыти от казака, опешил, застыв на мгновение, но все же успел увернуться от несущего смерть карбижа. Нож вошел черкесу в правую руку. Горец выронил пистолет. Потянулся было за кинжалом левой рукой, но в тот же момент казачья шашка, со свистом разрубая воздух, с силой опустилась на плечо джигита. С хрустом разрезая ткани и кости, шашка завязла, дойдя до грудины. Хватая беспорядочно ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег, черкес в предсмертной агонии ворочал белками выпученных глаз. Из страшной раны вытекала кровь, заливая бешмет и шальвары. Глаза горца уставились на казака, зрачки округлились – в них затухал свет, и душа мусульманская, оторвавшись от тела, полетела к гуриям. Бренное тело упало к ногам Василя и задергалось в конвульсиях, выплескивая остатки крови на камни. Василь стоял, словно каменный. Он и сам еще не осознавал до конца, как ему удалось так быстро справиться с противником. Оцепенение прошло, и сознание вновь вернулось к нему. – Господи, прости мою душу грешную, – прошептал Василь, с трудом вытаскивая клинок из безжизненного тела черкеса. – Ну, чего тебе не сиделось. Сейчас бы ел дальше свою баранину и был бы счастлив. Взяв черкесса за ноги, Василь оттащил тело за камни. Отер шашку о полы черкески, собрал заработанные в честном бою трофеи – снял кинжал с пояса горца, подобрал, лежавший в двух шагах на земле пистолет. Осмотрелся. Нет ли еще какой опасности. Все было тихо. Василь постоял еще несколько минут и направился к перевалу. Глава 22 Станица Мартановская 22.1 Коневодам был дан приказ ждать посыльного. Костров не разводить и смотреть в оба. Приказ казаки исполняли ревностно. Кони были под приглядом: накормлены, ухожены. В ожидании новостей коротая время, один из станишников достал из саквы засаленный, пожелтевший кусок газеты. – Слухай, Ляксей, ты у грамоте дюже тямишь. Почитай, шо тут напысано. Чоловик, шо мне сию газетенку дав, куплял ее в самом Катеринодаре. Балакал, шо о нас напысано, та о горцах, етить их, басурманское мурло, – сказал он, протягивая кусок газеты самому молодому из коневодов. – Да ни брэши! – Вот те крест! Односум недоверчиво взял кусок газеты и, хмыкая, с деловитым видом глянув на друзей, кашлянул для важности. Выждав положенную в таких случаях минутку, начал читать медленно, с расстановкой: – Заглавие, стало быть. – Он обвел всех важным взглядом, проверяя, все ли внимают. – Территориальный вопрос между горцами и казаками. – Какой вопрос? – Самый важный, значит: о земле и границах. – Иди ты! – Хай вам грэц! – Слухать далее будете? Или решили между собой побалакать? – насупился чтец. – Прости, Ляксей Семенывич. Виноваты, – зажурились односумы. Казак важно откашлялся и продолжил: – Горцы, проводя свои будущие границы, правда – пока на бумаге, считаются только со своими собственными интересами. Почему мы должны поступать иначе? Подходя к вопросу будущего размежевания границ со стратегической точки зрения, горцы, очевидно, дают и нам, казакам, подойти потом к пограничным вопросам с той же точки зрения. Мы на нее, ту стратегическую точку зрения, посмотрим, конечно, со своей, казачьей, точки зрения. Для горцев на первом месте – соображения стратегические. У нас таких соображений больше, а первое из них – тот факт, что на тех территориях, которыми манипулируют горские стратеги, живут казаки и уходить оттуда не собираются. До сих пор мы думали, что наилучшими стратегическими границами в нашем случае являются границы этнографические. Но, как видим, для горцев из Северного Кавказа воли и желаний населения заинтересованных территорий не существует. Вопрос! – Казак сурово обвел взглядом притихших односумов. – Почему же мы должны думать и поступать иначе? Умеют или не умеют горцы рассчитывать свои силы со своими проектами, это их дело, а не наше. Но мы видим, что казачьего вопроса для горцев не существует. Почему же для казаков должен существовать горский вопрос? В заключение этого нашего короткого резюме по поводу горских притязаний хочется сказать самим горцам: проекты ваши, конечно, смелые, но – и только. Нет, не крепости Ставропольского плато охранят вашу самостоятельность. Плато то вам пришлось бы сначала завоевать и – неизвестно еще, хватило ли бы ваших сил на то. Говорим вам совершенно искренно: там, где живут казаки, будет или Казакия, или Россия. Никто третий! Там, где живут горцы, тоже будут или Горцы, или Россия. Если там, где живут казаки, будет Казакия, то там, где живут горцы, сможет существовать и Горская республика, тогда это будет зависеть только от самих горцев. В этом случае Кавказ вообще получит свою свободу даром. Если же по тем или иным причинам там, где живут казаки, будет Россия, то совершенно неизбежно, что и там, где живут горцы и вообще кавказцы, тоже будет Россия. Не знаем, что это такое за «знаменитая мансуровская граница», но хорошо знаем, что среди кубанцев до сих пор еще не было сторонников федерации Кубани с Кавказом… – Ляксей Семеныч замолчал и задумчиво посмотрел на односумов. – Усе?! – спросил коневод, что просил прочитать статью.