Ночь окутала своим звездчатым покрывалом станицу Мартанскую. Среди всего этого мириада небесных жемчужин выделялась одна, не похожая ни на одну из остальных. Она появлялась таинственным образом в преддверии одного из самых главных праздников православного мира и так же, исполнив свою миссию, указав всем живущим на земле путь к тому месту, где был рожден Спаситель, таинственно исчезала. Так повторялось уже почти две тысячи лет, и так будет продолжаться до скончания веков. Чумачий Шлях, далекий в это время года, мерцал мелкими звездочками с высоты темного, бездонного небесного купола. Чуть восточнее от него на станичные хаты взирала желтоокая луна, освещая тусклым светом протоптанные пути-дорожки, сходящиеся к центральной станичной улице. Четырехскатные стрехи, засыпанные снегом, были похожи на сахарные домики из сказки. Кое-где из дымарей хат сочился тонкой струйкой сизо-белый дымок. Ночь. Тихая, зимняя, торжественная и немного таинственная. Словно вся природа замерла в ожидании чуда. Даже собаки, по обыкновению своему перелаиваясь по ночам между собой от скуки, молчали, свернувшись клубком на снегу и уткнув носы в теплые шкуры. Тишина в станице, не звенящая, как обычно, летними ночами, тишина полная. Ни дуновения ветерка, ни шороха ночного зверя. Но вот, разрезая тишину морозного воздуха напополам, с колокольни церкви пронесся звон. Первый. Пронзительно-торжественный. Как первый аккорд в гимне. В гимне вечности. То дьякон ударом медного колокола возвестил о том, что пора собираться на Литургию. Станица оживала. То тут, то там стали зажигаться свечи, освещая своим мерцающим светом окна станичных хат. С первым ударом к заутрени вставала вся казачья семья. Из дымарей, выглядывавших из заснеженных стрех, в темную даль неба понеслись веселые искорки – хозяйки топили печь, и затем все спешили в церковь на службу. Но еще раньше уходили из дома дети. Уходили, гуртовались и шли славить Христа. Микола Билый, услышав первый удар колокола, легонько толкнул Марфу: – Пора, Марфушка. К заутрени сзывают. – Да я и не сплю уж, поди, часа два, – тихим голосом ответила супруга. – Все о дитятке нашем, еще не рожденном, думаю. Волнительно как-то на душе. Микола обнял супругу и нежно прижал к себе: – Бог даст, все будет хорошо! – Бог милостив, Микола. Знаю. Но все одно, чем больше срок, тем боязнее, – с тревогой в голосе прошептала Марфа и положила руку мужа под тяжелую грудь. – Послушай, как сердце бьется, почувствуй, как тревожно мне на душе. – Не ты первая. Все образумится, – подбодрил супругу Билый. – Вставать нужно. Наши-то, поди, уже на ногах. Иван Михайлович с Натальей Акинфеевной, по привычке, выработавшейся с годами, спать не ложились. Иван Михайлович, взяв на себя с первых лет семейной жизни обязанность читать для всей семьи необходимые в пост молитвы и каноны, стоял на коленях в красном углу пред образами. В руках глава семейства держал Псалтырь. Рядом, также коленопреклоненно, с зажженной свечой в руке стояла супруга, Наталья Акинфеевна. Псалтырь был дочитан. Иван Михайлович закрыл книгу и, прочитав «Царю Небесный…» осенил себя двуперстием. – Ну что, мать, пора. К заутрени звонят, – сказал Иван Михайлович, подымаясь с колен. – Детей будить нужно. Наталья Акинфеевна перекрестилась, кряхтя, поднялась на ноги. – Прости, Господи, – прошептала. В малую хату, стараясь не подымать лишнего шума, вошли Марфа с Миколой. – Не нужно будить, – с улыбкой на лице сказала невестка. – Мы уже не спим. – Вот и добре, – ответил Иван Михайлович. – Значит, все вместе и пойдем. – Михайло! – позвал Микола брата. – Ты с нами? – А як же ш! – полусонным голосом ответил брат. – Чай одно семейство-то! – Як же ш, як же ш, – передразнил брата Микола. – Ох и потешатся над тобой в училище. Попомни мои слова. – И протянул: – Юнкер Билый. А шо, батька, может, в артиллерию его отдадим? Штык юнкер Билый звучит куда как грознее. Знавал я одно поручика артиллириста, отчаянный граф был, поди, уже голову сложил. – Тю, – протянул Михайло. – Я в кавалерию пойду, только там самые отчаянные. А граф твой, поди, бублики сейчас у мамки у самовара ест да девок на сеновале щуплет. Микола покрутил головой, хмыкая и вспоминая Ваню Суздалева, но возразить не успел. – Будя! – оборвал разговор братьев отец. – Не на базар собираемся. Опосля побалакаете и за «як же ш» и за «шо ж». Молитвы лучше прочтите! Братья смутились. – Так прочли уже, батько! – ответил за двоих Микола – Как водится, прочли! В дверь хаты постучали. Марфушка, вздрогнув, перекрестилась. Иван Михайлович не торопясь подошел к двери. Отворил. На пороге стоял крестник Миколы, сынишка его односума. По традиции вечером 6 января (рождественский сочельник) крестники приносили своим крестным родителям кутью. – Микола! – позвал Иван Михайлович сына. – Подь сюды. Хлопец, твой крестник, пришел! Со словами «Батько и маты прыслалы вэчерю!» крестник протянул Миколе миску с кутьей. – Спаси Христос, Иванко! – ответил Микола, троекратно обнимаясь с малым. Держи и ты в ответ подарочек! – Билый протянул казачонку денежку и пригоршню конфет. – Благодарствую, крестный! – радостно крикнул малой и побежал к выходу. Ворота во двор к Билым вновь отворились, и через минуту послышался робкий стук в окно. Иван Михайлович отер рукавом бешмета слегка затянувшееся морозным рисунком оконце. Ватага малых казачат стояла во дворе. Один из них, по-видимому, самый старший, выделявшийся ростом, в руках держал восьмиконечную Вифлеемскую Звезду, прикрепленную к шесту. Это был звездарь. Именно на него и возлагалась обязанность носить звезду и первым запевать колядки. Рядом с ним стояли двое казачат поменьше ростом. У одного в руках был колокольчик, другой держал большой мешок. Несущий колокольчик – звонарь. Звонком в колокольчик он возвещал о приближении христославов. Держащий в руках мешок – мехоноша – был крепким по сложению. Он по традиции носил мешок, в который христославы собирали угощение. Остальные казачата – вертепники – были разодеты в ангелочков. Завидев хозяина, за окном раздались дружные голоса: – Можно похристославить? Иван Михайлович улыбнулся и, махнув приглашающе рукой, пошел отворять дверь. В Святой вечер не пустить в дом пришедших считалось большим грехом. Получив добро, дружная компания вошла в хату, и звездарь, приподняв вверх шест с Вифлеемской Звездой, запел громко и уверенно: «Рождество твое, Христе Боже наш, возсия мирови свет разума, в нем бо зве здам служащии звездою учахуся…» Остальные нестройным хором подпевали: «Тебе кланятися, солнцу правды, и тебе ведети с высоты Востока. Господи, слава тебе!» Далее наперебой последовало поздравление всех с праздником и пожелания здоровья и счастья. Затем один из христославов, малой лет шести, тонким голосом запел: Я маленький хлопчик, Принесу Богу снопчик. В дудочку играю, Христа забавляю. А вы, люди, знайте, Копеечку дайте И курочку, петушка И пшенички два мешка. Билые всем семейством слушали и улыбались малым в ответ. – Чем же вы берете? – спросл Иван Михайлович, когда песня завершилась. – Чем Бог послал! – ответили казачата. Наталья Акинфеевна наделила их пряниками, пирогами, колбасой, салом, конфетами и немного деньгами. Малые поблагодарили радушных хозяев и пошли с миром дальше нести радостную весть. Бывало и так, что увлекались христославы, забывая о времени, и ходили славить Христа всю ночь, до рассвета. Их принимали только до восхода солнца. Взойдет солнце, вернутся люди от заутрени, христовщикам говорят: «Скоро колядовать будут, а вы все еще христославите!» Но такие случаи бывали редко. Традициям станичный люд от мала до велика следовал неукоснительно. Билые, надев теплую одежду, во главе с Иваном Михайловичем пошли в церковь. Со всех концов станицы по протоптанным на снегу тропам станичный люд стекался к заутрени, приветствуя друг друга: «С Праздныком! С Рожеством Хрыстовым!» С колокольни послышался праздничный перезвон. Его звук быстро разнесся по станице и ее округе. Освященная светом луны, станичная церковь выглядела по-особенному торжественно и величественно. Купол и крест на нем сияли подобно Рождественской звезде. К этому дню церковь по традиции была украшена особым образом – елями, пихтами и соснами. А на при-храмовой территории, тщательно очищенной от снега, был установлен традиционный вертеп – образ пещеры, в которой Богомладенец Христос явился на свет. Церковные врата были также обрамлены ветвями горных елей. Царские Врата, иконостас, икона праздника Рождества, возложенная напротив алтаря, надвратные и особо чтимые иконы были украшены белыми цветами, вплетенными в пихтовые гирлянды. Рядом с иконой Рождества Христова было устроено из веток ели подобие пещеры со вставленными внутрь свечами. В храме царил полумрак. Станичники, празднично одетые, становились на свои привычные места. По традиции казачки располагались на женской половине – со стороны иконы Матери Божией, казаки же занимали места справа от алтарной иконы – воинство Христово, где с иконостаса на них строго смотрел святой лик Спаса Нерукотворного. Семейство Билых, приложившись к алтарной иконе, разделилось. Иван Михайлович с сыновьями Миколой и Михасем встали по правую сторону, Наталья Акинфеевна с Марфой, как и полагается, слева от алтаря. Отец Иосиф без излишней суеты и праздничного волнения с молитвы начал чтение Царских часов, переходящих в Великую вечерню и Литургию Василия Великого. Хор из казачек пел рождественские стихиры, вплетаясь в молитвы восьми паремий – ветхозаветных пророчеств, произносившихся отцом Иосифом: – Ныне пророческое прорицание исполнитеся грядет! Мариам, чревоносящи безсеменное рождение, настало время Рождества, прежде падший воскресити образ. Хор торжественным распевом вторил: – Слава в Вышних Богу, и на земли мир, днесь восприемлет Вифлеем седящаго присно со Отцем, днесь Ангели Младенца, рожденнаго боголепно, славословят: слава в Вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение. Вертеп, устроенный на аналое из еловых веток и цветов, как стены пещеры, осенял икону Рождества Христова. Перед этим вертепом отец Иосиф, облаченный в белые одежды, со свечой и кадилом – почти как ангел со звездами! – читал пророчества о Рождении Спасителя, снова и снова напоминая всем присутствующим: – С нами Бог, разумейте, языцы, и покаряйтеся… яко с нами Бог! – Рождество твое, Христе Боже наш, возсия мирови свет разума, в нем бо звездам служащии звездою учахуся. Тебе кланятися, Солнцу правды, и тебе ведети с высоты Востока. Господи, слава тебе! – исполнил хор тропарь праздника – главный гимн Рождества Христова. За ним последовал и кондак: – Дева в сей день Сверхсущественного рождает, и земля пещеру Неприступному приносит; ангелы с пастухами славословят, волхвы же со звездою путешествуют, ибо ради нас родилось Дитя младое, Предвечный Бог. Праздничное Богослужение, длившееся не один час, незаметно подошло к концу.