В предгорных районах в это время года солнце щедро заливает окрестности с самого раннего часа. Станица Мартанская, наполненная предрассветной тишиной, еще дремала. Лишь редкий собачий лай раздавался в летнем недвижимом воздухе. Жизнь станицы, после того как был разбит последний оплот воинственных абреков, текла в мирном русле. Порой станичникам казалось, что уж чересчур мирном. Не привыкли суровые воины к сладкой жизни. Хотелось потешить силушку и кровь разогнать горячую. Но ничего не случалось вот уже почитай как с год. Кроме регулярной джигитовки да лагерных сборов заняться было нечем. Даже на дальних и ближних залогах да постах казаки, несущие службу, скучали, предаваясь охоте да игре в комаря. Комарь – игра пластунов. Заключается она в том, что двое становятся один против другого, и каждый рукой прикрывает свою щеку, обращенную к наблюдающим. Один левую, другой правую, а другую руку держат наотмашь, готовясь ударить ею по шапке комаря. Третий пластун, комарь, помещается между ними и, держа обе ладони у рта, подражает пению комара, обводя своими губами вдоль всей фигуры каждого. Улучив минуту, комарь быстро шлепает по руке, прикрывающей щеку, и, увернувшись от удара, продолжает свое жужжание около другого. Как ни стараются пластуны махнуть по шапке докучливого комаря, это им не удается. Комарь расходится все больше и больше. В конце концов начинает сыпаться на неловких целый град ударов, и комарь быстро вертится от одного к другому, ловко увертываясь от ответных ударов. В общем, служба на кордонах, не считая охоты и рыбной ловли, была скучной. Вот и сегодняшнее утро не предвещало ничего особенного. Худоба зычно мычала, зовя хозяек на дойку. Пастух-абрек, из мирных, в ожидании стада щелкал длинным батюгом, колокол на станичной церкви отзвонил заутреню. Станица постепенно оживала после жаркой южной ночи. Вдруг среди этого безмолвия раздались выстрелы и быстрый топот конских ног, как барабанная дробь разорвала тишину улицы. Все, кто не спал, высыпали на улицу, не понимая, что происходит. Казаки, даже те, кто был еще в исподнем, похватали ружья и шашки и тоже выбежали из хат. Выстрелы повторились. Но, судя по ним, стрелял один человек. Все еще не понимая, что за сполох, казаки повскакали на коней и выехали на улицу, откуда доносились выстрелы. В фигуре всадника, мчавшегося им навстречу, казаки с легкостью узнали своего односума – Миколу Билого. Тот, держа в правой руке ружье, что-то кричал. Невозможно было разобрать, что именно. И вот Билый подъехал совсем близко. Его глаза светились непередаваемой радостью. Он выстрелил в воздух и закричал: – Сын! Сын у меня! Буквально через минуту воздух наполнился пороховой гарью и дымом. Радость подъесаула Билого передалась машинально и его односумам. Они с упоением расстреливали в утренний воздух заряды своих ружей, улюлюкая по-черкесски, а выстрелив все заряды, поскакали казаки по станичным улицам, неся радостную весть станичникам. «У Миколы Билого сын народывся!» – разносилось в воздухе. «Радость-то какая! Слава Богу за все!» – неслось в ответ. Такова она, станичная жизнь. И радость, и горе – все на всех делится. Накануне в хате Билых было хлопотно и беспокойно. Ночью Марфа разбудила Миколу: – Кажись, началось! – Шо началось? – переспросил Микола, присев. – То и началось. Дитятко наше на свет Божий просится, – утвердительно сказала Марфа. – Так, может, образуется все, – неуверенно сказал Микола. – Шо образуется, милый? Дитятко, говорю, наше рождается. Пузырь у меня лопнул. Живот сводит. Все как бабка Аксинья рассказывала, – добавила Марфа. – Так, может, у тебя того, животом мучаешься. Бывает такое, – Микола выглядел потерянным. Слова от нахлынувшего беспокойства путались, мысли не могли собраться в единую нить. – Это другое, милый. Иди скажи матери, что, мол, началось, – голос у Марфы был слегка напряжен. Волнение, трудно скрываемое, передалось от супруги и Миколе. Причем это состояние беспокойства охватило в разной степени всех. Разве что только Михася, крепко спавшего на лавке, не тронуло. Правда, лишь до той поры, пока Наталья Акинфеевна не толкнула его в бок. – Беги баню растопи, только смотри, чтобы не жарко было! Да к бабке Аксинье смотайся, позови. Скажи, чтобы не медлила, к нам шла, помощь ее требуется! Разумел? Михась, продрав насилу глаза, уселся на лавке и, озираясь сычом по сторонам, спросил: – Шо вы, мамо? Случилось шо? – Шоб ты сказився, варнак, – не выдержала Наталья Акинфеевна и шлепнула ладонью по лбу сына. – Шоб мне швыдко баню истопил да к бабке Аксинье хамылем. Нет, сначала к знахарке, а уж потом баню! – Ну шо вы, мамо, сразу по лбу-то?! – все еще не понимая, что происходит, попытался высказать недовольство Михась. – А еще добавлю. Дрын вон с база принесу и добавлю. Соколом полетишь, – настойчиво сказала Наталья Акинфеевна. – Живо к бабке Аксинье беги. Скажи, сноха Билых рожает. Срок подошел! – Вот те раз! Марфа? – в радостном недоумении выпалил Михась. – А у нас другая сноха завелась, чи ни? – вклинился в разговор Иван Михайлович. – Делай, шо мать говорит. Шоб одна нога там, друга здесь. – Бегу, батько! – выкрикнул Михась, не успев натянуть сапоги. Так и помчался к станичной знахарке босиком. Иван Михайлович вышел на двор, уселся на крыльцо и углубился в свои мысли. Вспомнилось, как так же много лет назад он со своей супругой Натальюшкой ехали в соседнюю станицу к ее родственникам. Наталья была на сносях первым ребенком. На арбе, видимо, растрясло, и у супруги отошли воды и начались схватки. До станицы было еще далековато, и Ивану Михайловичу пришлось принимать роды у супруги. На всю жизнь запомнил он ощущение, когда держал на руках своего первенца – Ми-колку. Обмыл его в реке Марте и сразу окрестил мирским чином, а когда в станицу вернулись, то отец Иосиф провел таинство крещения младенца Божьего Николая до конца, как и полагается. – Иван, – череду воспоминаний нарушил голос супруги. – Затопи баню, только не жарко. Пока Михась бабку Аксинью приведет, а баня уже сейчас нужна. Иван Михайлович молча встал и побрел в сторону бани. К приходу станичной знахарки нужная температура была нагнана. Марфа разрешилась к утру. Довольно легко. Все семейство, особенно счастливый молодой отец, возблагодарив Господа, облегченно вздохнули. А наутро по станице разнеслась весть, что у станичного атамана родился внук, продолжатель рода Билых. На сороковой день окрестил отец Иосиф новорожденного именем Димитрий, в честь односума Миколы, Димитрия Ревы. Выходя из церкви, держа сына на руках, Микола поднял голову и взглянул в недосягаемую синь неба. – Смотри, Димитрий, – не опуская головы, произнес Микола. – Вот тезка твой – сын мой. Добрым казаком будет. Таким, как и ты был. Скупая слеза застила правый глаз. То ли от радости, то ли вспомнилось что из прежней жизни, когда ходил по земле грешной добрый казак Димитрий Рева, потомок славного запорожского рода. «Кто-то уходит в мир иной, кто-то приходит в этот. Таков закон Божий», – вспомнились Миколе слова проповеди отца Иосифа. – Вот и слава Богу за все! – перекрестившись, радостно сказал Микола. – Слава Богу! – вторили ему Марфа, отец, мать и брат Михась. – Слава Богу! – отозвалось эхом где-то в небесной станице, где почивают в жизни вечной души предков, души боевых друзей-товарищей и куда со временем отправятся души тех, кто сейчас ходит по этой земле. Билые Марфа с Мыколой и маленьким сынишкой Димитрием теплым летним вечером вышли к берегу Марты. Солнце клонилось на закат, оставляя на воде золотисто-оранжевые блики. Марфа, прижимаясь к плечу Мыколы, тихим, вкрадчивым голосом произнесла: – Божечки ж мий! Яка красота! Блещить, як то золотые монеты сыплет! Мыкола, обнимая жинку, ответил: – Нэ всэ тэ золото, шо блещить, Марфушка. По шляху, ведущему от Атаманского войскового правления в сторону станицы, поднимая клубы пыли, мчался всадник. Он что-то кричал. Но подъесаул Билый не мог понять в сливающимся с топотом копыт крике вестового, какое именно известие он нес. Среди клубов пыли Мыкола различил фигуру всадника. Это был Василий Рудь. К бабке не ходи, он вез известие, и, судя по тому, что шел наметом, известие было важным. – Господин подъесаул! Дядько Мыкола! – донеслось до слуха Билого. Марфа взволнованно еще крепче прижалась к мужу. Билый взял сына на руки и пошел навстречу скачущему Василю… Глоссарий Колтычок – поляна, лужайка. Дзюба – пика по типу запорожской. Холобуда – шалаш. Раины – пирамидальные тополя. Балакачка – язык кубанских казаков. Залога – казачий небольшой наблюдательный пост. Чумацкий шлях – Млечный Путь. Хамылять – бродить, шататься. Нозирком – скрытно, издали. Запалять – зажигать. Варнак – бандит. Лякаться – бояться. Коныкы вэкэдать – вести себя вызывающе. Сваландать – сделать абы как. Улагодыть – уладить. Рушниця – ружье.