– Четвертый взвод, приготовиться к движению! – Куда прешь, раззява, вот я тебе глаза на место поставлю! – Отставить воспитание, ефрейтор, по коням! Моя команда покинула балку и перешла в намет. Новик Филимоныч старался держаться рядом. – Как хорош ваш жеребец, господин сотник. Арабской породы? – Кабардинец. Они особо в горах хороши. Только ахалтекинец с ним тягаться может. Винтарем ты правильным разжился. Сам докумекал? – Господин вахмистр надоумил. – Хочешь медаль заработать, держись поближе, но поперед батьки в пекло не лезь. Воинская наука швыдко не дается. – Команда, шагом. Слезай, коней в под. Команда! По коням, рысью, марш! Так и двигались. Не очень быстро, давая коням роздых. Впереди был бой, нельзя вступать в стычку на уставших лошадях. Казаки, кроме новика, были бывалые, все понимали с полуслова. Вооружены пиками, винтовками, шашками и, конечно, засапожными ножами. На последнем привале проверил у всех оружие, приказал зарядить. К хозяйскому саду подошли с дальнего угла. – Там, – махнул рукой, – пост. Сам выставлял, мне и снимать, ждите, как два раза филином прокричу, двигайте ко мне. Ежели что не так, усадьба там, – показал направление, – коновязь перед входом. Лошадей офицерских перебьете и отходите сюда, только поджечь что-нибудь нужно. Слева от дома каретный сарай, можно его. Это гусарам знак будет. Возле сигнального стожка никого не было. Гайдуки, видно, решили, что теперь охраной должен озаботиться турецкий эскадрон. Команду вызвал, приказал спешиться. Зимний вечер смазывал очертания строений. Луна еще не поднялась, наступило самое неопределенное время. Вроде и все видно, но не далеко и не четко. – Зараз, господа, по-пластунски воевать будем. За мной, по одному, дистанция пятьдесят шагов, направление – угол сарая. И без шума. С богом! Размашисто перекрестившись, взял винтовку в правую руку, левой придержал шашку и, согнувшись, побежал к углу каретного сарая. Снег-предатель хрустит, если догадаются по моим следам бежать, меньше шума будет. Эх, не дотумкал предупредить. Однако обошлось. Еще на подходе услышал мощный храп на два голоса. Наверняка ординарцы, оставленные охранять офицерских лошадей. Через минуту с нерадивыми часовыми было покончено. Филимоныча взял с собой в сарай, в воспитательных целях. Теперь он старался обтереть соломой руки, до чистоты, как мама родила. Дал ему подзатыльник и сунул под нос кулак, не у тетки, мол, на хуторе. Кровь – не позор, отмоется. В хозяйском доме светились большие окна, уж не знаю, как там насчет веселья, но враги там точно были. Некстати вспомнилась шустрая Иванка, снова перекрестился и побежал к темному углу здания. У коновязи пять лошадей. В турецком эскадроне шесть офицеров. Один или в деревне, или убит. – Слушай задачу. Лошадей угоним в сад, к нашим. С ними останется Филимоныч. Паренька еще трясло, толку от него сейчас мало. – Двое, обойдите дом с другой стороны. Как лошадей погонят, выдвинуться шагов на двадцать вперед. Вам на дом не смотреть, а перекрыть подход бусурман, сектор от угла вон того флигеля до линии на середину дома. Вы двое выдвигаетесь здесь, бьете по окнам, если оттуда будут стрелять, потом держите тыл. Как закончим с офицерами, отход к лошадям тем же путем. В меня и женщин не стрелять. Тут возле лошадей что-то сверкнуло. Из-за них вышел еще один часовой. Ветер донес запах ароматного турецкого табака. Одни спят, этот курит. Хороши нравы в турецкой армии. Ну нам-то только на руку. Подобраться незаметно не получится, значит, нужно подманить. – Нож хорошо кидать кто умеет? Седоусый казак достал из сапога тяжелый на вид кинжал. – На меня никто не приходил жаловаться. – Готовсь! – достал на всякий случай револьвер и заблеял барашком. Турок завертел головой и направился в нашу сторону. Когда оставалось шагов пять, казак сделал шаг из-за угла. Нож, пробив овчину, вошел по рукоятку в грудь. Удар был так силен, что ноги беспечного охранника подлетели вверх, как от выстрела в упор. Затащив часового в тень, казаки разбежались занимать позиции. Мы с Филимонычем осторожно, наклоняясь под окнами, подобрались к лошадям. Карабины приторочены, значит, из огнестрельного в доме только револьверы и пара винтовок гайдуков. Освободив и перевязав, как нам нужно, лошадей, новик взлетел в богатое седло. – Давай вокруг куреня, да пошумней! Копыта недолго застучали подковами по брусчатке, уже с задней стороны строения донесся озорной свист. Я метнулся к стене, встав у входа. Офицера, вышедшего из дверей, свалил ударом в затылок. Язык нам тоже пригодится. Открыв дверь, проскользнул внутрь и затаился в темном углу. Мысли о слишком беззвучном начале операции прервали двое турок с роскошными усами, на ходу пристегивавшие сабли. Два револьверных выстрела пресекли эти попытки. Никогда я не стрелял в помещении. Кислый пороховой дым забил легкие, вызывая кашель, слезы брызнули из глаз. Еле выбрался наружу, сразу откатываясь в сторону от дверей, так как сзади в дым три раза ударили выстрелы. Теперь весь курень полон дыма. Давясь и кашляя, пытался крикнуть: «Держи балкон». И без моей команды справа две вспышки, и что-то железное упало над моей головой на пол большого балкона. Еще выстрел, звякнуло стекло второго этажа. Из воинского дома выскакивали кавалеристы, стреляя в воздух. Ну вот и молодцы, сейчас чем больше шума, тем лучше. Паника, офицеров нет, что делать, то ли к лошадям бежать, то ли к особняку. Не позавидуешь янычарам. Это и есть работа пластунов – превращать грозное воинское подразделение в неорганизованную толпу. Ну, гусары, давай, не опоздайте. Приоткрыл входную дверь, пару раз шмальнул, чтоб сюда не совались. – Братцы, ко мне! Две темных пятна справа сделали по выстрелу, змейкой побежали к крыльцу, а я отстегнул у оглушенного турка шашку, его ремнем стянул руки хитрым узлом, через шею. – Волоки, ребята, иноверца. К лошадям, не останавливаясь. Сам побежал к левой паре, уже открывшей огонь. Стреляли, по-моему, не столько прицельно, больше для усиления паники. Выстрелы послышались и с дальнего конца деревни – подходили гусары! Дважды свистнув, махнул папахой в сторону каретного сарая. Тут из дома бахнул ружейный выстрел, пуля прожужжала возле головы. Присел на колено и разрядил револьверы по окнам. В сарай забежали почти одновременно с казаками. – Поджигай – и к лошадям наметом. Подожгли с трех углов – и тикать. Обернулся на отстающего казака: – Чего прихватил, казаче? – Ячменя мешок лежал, не бросать же в огне. – И правда, казачий закон, если можно прихватить чего, не теряйся. – Давай подменю. – Благодарствую, ваше благородие, малость взопрел. У лошадей сидел очухавшийся турок и улыбающиеся казаки. Сбросил мешок, сел на него, стал перезаряжать пистоли. Урядник протянул револьвер: – Вот, у турка нашли. – Филимонычу отдай, он заслужил. Часового снял и офицера в полон взял. – Глянув на удивленные лица: – Так и доложите, а теперь по коням, гусарам пидмогнуть треба. Филимоныч, сторожишь языка и трофеи, это теперь ваши лошади, законные. На шашку взятые. Ячмень пересыпь по седельным сумкам, нет охоты больше с мешком на горбу бегать. За мной, шагом – лошадей разогреть нужно – обходим особняк сзади, потом в том направлении, до сенного сарая. Там разберемся, что делать дальше. Шагом тронулись на зарево разгоревшегося каретника. Между сараем и особняком метались тени, мелькали огоньки. Что там творится? Не похоже на тушение пожара. Подъехав поближе, разглядели: болгарские крестьяне выхватывали горящие головни и забрасывали их в окна хозяйского дома. В некоторых комнатах уже вовсю разгорался большой огонь. От угла особняка отделилась фигура, побежала нам навстречу. Приказчик! – Братушки, не мешайте. Военные там, – он показал рукой. – Здесь мы сами. – Зачем? Там же женщины! – Хозяйки! Какие женщины?! Теперь все наше будет, болгарское. Хватит, пятьсот лет нас обирали. Там военные, там. – Он опять замахал рукой. Да, не наше это дело. – Рысью, марш! Понять, что происходит, было сложно. Черная куча на белом снегу постепенно смещалась в сторону от имения. Конная сшибка потеряла скорость. Выстрелов не было, перезарядиться времени нет. Только сталь молниями мелькала под лунным светом. Ржание лошадей мешалось с человеческими криками. Торжествующими и полными боли и страха. Момент неожиданности прошел. Сбившимся в кучу турецким эскадроном никто не управлял. Поняв, что каждый за себя, турки рубились отчаянно. Изредка одиночным всадникам удавалось вырваться из общей свалки. Счастливчики удирали – кто в сторону Пловдива, кто к Плевне. Атака с тыла может все закончить. – Ружья готовь. После залпа – пики долу. Идем «плечом серпа». Марш! «Серп» – казачий маневр против конных врагов. Полукруг несется на конного противника, на ходу производит ружейный залп по лошадям врага и тут же размыкается на две колонны, атакующие на скорости фланги, а потом тылы. Не снижая скорости, правое плечо переходит на левый фланг, левое – на правый. Противник же останавливается, пытается перестроиться, а ряды его незаметно тают, и паника, паника! Нужно отступить, перегруппироваться, вот тут – коли, руби спины и головы, не дотягиваешься – руби лошадь. Даже на раненом коне не уйдет далеко. Набирая ход, засвистели, заулюлюкали. Залп в тылу, крики убитых, тени, летящие по снегу, крепости туркам не придавали. Все чаще стали раздаваться крики «Урус, дур – пощади»! Конники спешивались, поднимали руки. Вскоре все закончилось. Пленных строили, уводили в сторону деревни. Гусары и казаки ловили лошадей, лишившихся всадников. Добивали раненых лошадей и несли раненых и убитых людей к медицинской линейке. Остановил коня возле лекаря в красной феске. Короткая трубка в зубах давно потухла. Перчатки до локтей и кожаный фартук, мокрые, должно быть, от крови, но вид невозмутимый – гвардия! – А-а, пластун, дружище. Товарищ ваш ушел туда, – он показал на зарево, никакой возможности удержать, да и не ко времени. Надеюсь, вы меня понимаете. Помощь нужна? – Казака моего саблей зацепили. – Зашьем, перевяжем, только если обратится, а то они все больше дедовскими способами лечатся. Не стал говорить, что тоже этим способам больше доверяю. Перезарядив все, что нужно, шагом повел всхрапывающего кабардинца к уже догорающей усадьбе. Жестоко разобрались братушки с турецкими женщинами. Ну да не мне их судить. Ивана жалко, совсем теперь с глузду съедет.