Часть 36 из 70 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Да, да! – тут же отозвался доктор. – Полный порядок – в седле сидеть будет! – И голос его звучал очень уверенно. – А так – от припадков рыбий жир прописал. Первое средство! Готовят тут на нем люди безграмотные. Не понимают всей пользы! Две бутылки из своего запаса отдаю, как от сердца отрываю, но что не сделаешь для героев.
– Какое седло?! – изумился я, – граф Суздалев из повозки вываливается!
– Скажешь тоже, – фыркнул Ванятка, но обиделся. Другого бы и стрельнул уже, а мне кисло улыбнулся. А что я такого сказал? Правду ведь.
– Сядет, сядет! – закивал уверенно доктор, раскуривая новую папироску. – У меня больных нет. Я уже и рапорт подал.
– Мне доктор корсет прописал. Мал, правда, на два размера.
– Да уж какой был! – огрызнулся сразу рыжий черт, зыркая зло из-под фески, видно, не по нраву пришлись слова. – Главное – результат! Польза от него весомая!
– И что это за корсет дивный, который даст тебе в седле сидеть? – не унимался я.
Поручик не ответил. Задумался о своем. Снова в мысли и видения погружаясь.
– Обычный корсет гусарский, – доктор ответил за друга и махнул рукой, поражаясь моему невежеству, хотя что взять с простого казака, у нас и лекарей-то нет, – или ты думаешь, когда они с коней падают и разбиваются почти насмерть, я их потом к себе в таратайку сажаю? Нет, сударь! В корсет – и в седло. Да и не удержать никого в таратайке, если только без сознания будет. Но на то у меня рыбий жир припасен! Большие дозы кого хочешь на ноги поставят! Очень полезный продукт! Я вам говорю, за ним будущее.
Я кивнул головой – похоже на правду, в сшибках и не так вылетали из седла, и никто не думал о таратайке. Я посмотрел на графа.
– Обычный корсет, – кивнул тот головой, подтверждая. Очнулся, значит. Пугает сильно выпадением из мира. – Только мал больно, не вздохнуть.
– Да зачем тебе дышать! – доктор покривился. – Подберем тебе лошадку смирную, две недельки в обозе покрутишься и привыкнешь.
– Действительно, зачем дышать, – печально пробормотал поручик Суздалев и потупился, плечи опуская. Ногами зашаркал, как пьяный, сбивая глянец с сапог.
– Так, голубчики! Что за уныние? Долой хандру! Шампанское стынет! Опаздываем и так! Мне срочно выпить надо, пока новых раненых не привезли! Да так выпить, чтоб будили потом из пушки! Да не смотри ты так на меня, казак, шучу я, проще лошадь свалить, чем меня перепить. Досадно даже порой.
– В самом деле, пошли уже. По пути расскажешь новости.
Их мало было. Я быстро управился.
Узнав о плане и распоряжениях его высокопревосходительства, поручик Суздалев тут же заявил, что поедет в повозке с огневым запасом и даже замечательный корсет ему не понадобится.
Я испуганно смотрел на него. Совсем не в себе Ванятка-то?
– Да зачем мне корсет? – успокаивал он нас с доктором. – Мне среди пороха привычней! Мягкая дорога будет!
– Без корсета нельзя! Живо в палату сейчас загремишь!
– Да не вздохнуть в нем, – горячился граф. – Ну, давайте ради вас я его по два часа в день стану носить.
– Ради меня! – негодующе вспыхнул доктор. – Ради меня?! Да кому он нужен больше, мне или вам, господин поручик?!
– Мне, – виновато согласился Иван Матвеевич. – Микола, сотник! Ну, скажи ты ему! Буду носить я его корсет. Даже спать в нем стану! Только возьмите меня в фуру! Я к своим хочу! К Прохору!
– Я скажу! Я вот что скажу. Был бы я тебе братом старшим, так дал бы тебе в лоб, шоб каганци из очей посыпались!
– Чего это, вы, Николай Иванович. Не заводитесь. Не с руки нам в дорогу ссориться, – нахмурился граф.
– А ничего! Оборонил Господь от смерти лютой, так ты опять в пекло лезешь? – Я в сердцах закрутил папаху, комкая ее и срывая злость. Идти дальше расхотелось.
– А сам-то что? Заговоренный? Бессмертный?! Смерти не боишься?! – вспыхнул граф. – Или, может, тебя никто не ждет?
Я немного оттаял. Натянул папаху на уши, надвинул на глаза. Зашагал, близко мы уже подошли к красному зданию офицерского собрания.
Ждут, конечно, мать, поди, все очи выплакала.
– Может, и заговоренный!
– Вот видишь?! Намедни сам меня убеждал, что ждут меня – и начальство, и солдаты, – голос графа перехватило, рванул горловину зипуна, срывая с петель, – и Прохор. Что всем я нужен в этих чертовых горах! Что не управятся они без меня! Что сегодня-то изменилось? Разве не спешить надо?
– Живого ждут, Иван Матвеевич. Живого! – напомнил я, резко выговаривая слова.
– Да зачем мне жизнь эта! Без Малики моей? Зачем? Ответь мне, казак.
Я промолчал. Некстати вспомнилось про турецкую госпожу. Нечего раны ворошить незажившие. Вчера только граф говорил, что ждет его Малика. А как может ждать, если мертва? Даже имение дотла спалили с астрами, будь они неладны, и хризантемами. Не отойдет никак. Живет не там. Как же не понимает разумом, что графские зазнобы есть препятствие на дорогах войны. А я, видит Бог, не желал им такой судьбы. И жалко девок было, или скорее досадно, совсем ведь молоденькими были. Только совсем я не верил, что на войне из этой любви чего-то получится. Баловство одно и плотские утехи одни были на уме у графа, вот и не привело ни к чему хорошему, разгневал Бога. А теперь мучается.
Но жалко барина до слез. Выходит, совсем жизни не видел и не успел сердцем очерстветь. А может, сам не хочет черстветь сердцем? Отсюда боль такая.
Встретили нас радостно и приветливо. Наспех верхнюю одежду поскидывали на руки вестовым. Сразу вино красное легкое по бокалам ручьями потекло. Попали в разгар застолья. Поздравляли Зделенского с победой и непременным повышением в чине. И каждый раз гвардеец со своим милым польским акцентом переадресовывал успех мне с графом.
За скромность его любили и хвалили еще больше.
Доктор рядом был, решив, что наша компания презанятная. В руках уже держал кубок хрустальный на полведра и заговорщически мне подмигивал, всячески принуждая к спаиванию. В жизни видел всего двух дипломированных лекарей, и оба выпить не дураки. Чему их в лекарских академиях учат? Может, их науку без вина не постигнешь? С другой стороны, ногу или руку орущему от боли человеку отпилить, это ж как сердцем нужно закаменеть!
Иван поддерживал компанию, но от вина все больше мрачнел, уходя в себя, и был тих по сравнению с другими.
У входа поднялся шум, видно, не мы одни опоздавшие были, среди красных ментиков гродненцев замелькали синие мундиры александрийцев, руководил вторжением корнет Шугаев с левой рукой на перевязи. Доктор с интересом поглядывал на его руку, что-то предвкушая и улыбаясь в бокал с вином.
Гусары друг друга знали, так что представляться пришлось только нам с графом Суздалевым. На фоне вспыхнувшего веселья командир александрийцев сообщил, что получил приказ через день идти в рейд по тылам Анвар-паши. Сегодня, мол, гуляем, а действия согласуем завтра. Тут предложили выпить за здравие единственного раненого во вчерашнем бою офицера – корнета Шугаева. Улучшив момент, я отвел гусара в сторонку и попросил рассказать, как это он так умудрился.
– Так вышло, не успел надежно закрыться и получил палашом, но не сильно, только погон перебила вражеская сталь, и ключица лопнула. Ерунда, в общем!
– Одеты вы не по сезону, корнет.
– Смешная история случилась: при переходе через горы сперва в ледяной реке промок, только успел переодеться, а через пару верст телега со всеми вещами с обрыва улетела, а ординарец еле успел спастись. Да я не мерзлявый. Это не зима. Курорт! Была бы компания, загорал бы уже!
– Корнет, – начал я, не уловив шутки, – тут другое, подумай, когда зимой в атаку скачешь, тело от ветра коченеет, былая легкость уходит. Купи бурку у казаков, как в печке будешь на лошади. Саблей махать она не мешает, а перерубить ее почти невозможно.
– Благодарю за совет, мон шер. А ты своего кабардинца не хочешь продать, я любые деньги заплачу, – неожиданно спросил корнет. Видно, по нраву ему пришлась моя восточная лошадка. Действительно хороший трофей.
– Эскузи муа, шевалье, пока к своим не доберусь, даже говорить об этом невместно.
– Понимаю, на всякий случай спросил. Господин сотник, боевую дружбу нашу мы кровью своей и османской скрепили, не пора ли перейти на ты. Выпьем на брудершафт?
– Почту за честь.
Наши церемониальные движения не укрылись от взглядов разгоряченных гусар, и предложения выпить чару с целованием посыпались со всех сторон. Пить нужно было до дна, и вскорости в голове непривычно захмелело. Да и доктор был рад такому движению, да знай только чокался своей чаркой. Мир закружился. Совсем издалека донесся голос поручика:
– Друг мой, Николай Иванович!
– Да, Иван Матвеевич! – бодро ответил я, хоть язык и не слушался. Граф перестал теребить меня за рукав, улыбнулся грустно.
– Рад, что нашел ты себе веселье. Я же нет.
– Отчего же? Гусары милые люди!
– Скучно мне. Пойду-ка в карты сыграю. Намечается интересная партия! – поручик Суздалев кивнул в сторону закрытых дверей, ведущих в другой зал.
– Иди, Иван Матвеевич. Может, азарт отгонит от тебя хандру!
– Пойду, – пробормотал граф, – пойду.
16. Кукушка
– Да как так можно играть! – вскричал бравый корнет, звонко хлопая картами по круглому столу, покрытому зеленым сукном, на синем доломане его возмущенно дернулись шнурки. Огоньки зажженных свеч вздрогнули в канделябрах, но не потухли. Порыв оказался не настолько силен. «Откуда такая ненависть в столь юном возрасте?» Суздалев безэмоционально посмотрел, как подпрыгнули золотые десятирублевки и денежная вершина начала рушиться – серые и синие банкноты стали сползать к основанию, и поправил золотую запонку с крупным аметистом в рукаве выглянувшей рубашки. «А ведь пару ходов назад хотел и эти безделушки поставить на кон. Не дошла очередь. Хорошие запонки. Такие и подарить можно».
– Дьявольское везение!
– Я бы сказал, нечеловеческое! – а этот голос полон восхищения. Нельзя верить. Не гимназисты это, гвардейцы, элита любой армии.
– Это как посмотреть! Мне так сильно не повезло!
– Не вам одному, сударь! Сегодня всем не повезло.
– А ведь могло случиться все по-другому! Я такие карты скинул в самом начале! Кто знал, что граф блефует!
– Рад за вас, Иван Матвеевич. Искренне рад. – Кто-то горячо пожимал артиллеристу его вялую ладонь.
– Так обчистить всех! Господа, я, кажется, ближайшее время буду столоваться только в этой столовой. Исключительно в ней! Граф, благодарю вас за игру – давно не получал такого удовольствия. А ведь я не азартный человек!