– Говори, не бойся. Расскажешь всё как есть, не обижу, – пообещал Илья. Всё равно трясётся. Груди, коленки, плечи, всё дрожит… Всё такое округлое, лакомое. После доброй драки Илье всегда хотелось женщину. Ну, если самого не побили. – Доча моя у них… – сумела наконец-то выдавить Илона. – Убью-ют… – Это поглядим ещё. – Илья встал, прислушался… Внизу, в трапезной, веселье кипело. В коридоре – тишина. За стенкой – стоны и вскрики. Но не потому, что там кого-то жизни лишали. Наоборот. Получается, никто не услышал, как Илья здесь… веселился? Нет, услыхали. Бегут. Дверь открывать не понадобилось. Ворвались. Княжья стража. У старшего глаза выпучены. Как углядел выломанную дверь, как представил, что с ним будет, если с посланцем кесаря киевского худое сотворили… Увидел живого Илью – выдохнул. – Что было? – спросил облегчённо. – Да вот, пришли. – Илья ухмыльнулся. – И остались. Он присел на край ложа, кивнул Илоне, чтоб стянула сапоги, взял портки. – Знаешь кого? – Вот этого знаю. – Старший показал на злодея с проломленной грудью. – И этого, – пихнул ногой истёкшего кровью. И, не сдержав любопытства, поинтересовался: – Чем это ты их? – Сапогом, – ответил Илья, накинул шёлковую рубаху, засучил рукава. – Как – сапогом? – Что ж мне меч о всякую дрянь марать? – Илья хмыкнул. – Эй, этого не трогайте. Он живой ещё! Поговорить с ним хочу. – Не выйдет, – покачал головой старший. – Ты ему челюсть сломал. – Не сломал, вывихнул. – Илья встал, завязал гашник. – Сейчас поправлю – и запоёт как жаворонок. Сказал – сделал. Вопль злодея мощью превзошёл рёв влюблённого оленя. Злодею вывернули руки, спутали за спиной. Он злобно шипел и плевался кровью и зубным крошевом. Илья закончил с облачением, затянул последний ремешок, присел на корточки, ухватил злодея за бородку. Тот ругнулся. – Вот видишь, – сказал Илья старшему стражу. – Говорит. Шепелявит немного, это да. – И злодею: – Как будем говорить: по-трудному или по-лёгкому? – Чтоб тебе брюхо псы выели! – прохрипел злодей. – Значит, по-трудному, – одобрительно произнёс Илья. – Это я люблю. Слышь, гридь, пыточная у вас в замке есть? – Как не быть! – Тогда так: этого туда, остальные пусть тут полежат… – Делай, как он сказал! – В дверях стоял Воислав Горацек. – Мёртвые пусть тут пока полежат, не сбегут. Девку… – Девку тоже в пыточную, – вставил Илья. Илона охнула, зажала рот руками. – Не бойся. – Илья похлопал её по голому плечу. – Никто тебя клещами рвать не будет. И оденься давай. А то кое у кого портки вот-вот лопнут. – И подмигнул молоденькому отроку, который порозовел и поспешно отвёл взгляд от девичьих прелестей. – Что было? – спросил Горацек. – Внизу расскажу. – Илья выпрямился, шевельнул плечами, проверяя, ладно ли села бронь. – И за батей моим пошли кого-нибудь, уважаемый. – Уже, – ответил Воислав. – Возняк, вперёд иди, проверь коридор, чтоб лишних глаз не было, – велел он старшему стражи. «А толковый заморыш-то, – подумал Илья. – Не зря у своего князя в ближниках ходит». Пыточная в замке была достаточно просторна, чтоб вместить всех желающих послушать, что скажет несостоявшийся убивец. А желающих было изрядно: Сергей Иванович с Ильёй, Горацек, сам князь краковский с телохранителями, палач с двумя помощниками, забившаяся в дальний угол Илона и наконец подвешенный к перекладине главный герой действа. Князьям подали стулья, остальные устроились с меньшим комфортом. Хотя никакого особого действа не получилось. Стоило кату немного поработать кнутом – и злодей сломался. Заговорил. Но ничего сколько-нибудь важного сообщить не мог. Сам – мелкий шляхтич из тех, чьи отцы сами землю пашут. Состоял на службе у некоего Белошица, который, по его словам, был на службе у знатного господина Прзибивоя, но, как думал пытуемый, в первую очередь Белошиц служил тем, кто готов побольше заплатить. Убить Илью татям поручил сам Белошиц. Сказал: баба именем Илона заманит Илью к себе, где бравые шляхтичи его и зарежут. Но баба повеления не выполнила, так что дочке её теперь конец и ей тоже… Удар кнутом вернул разговор в правильное русло. Не найдя Илью там, где ожидали, убивцы решили отыскать его самостоятельно, для чего прихватили служку из холопов. Выведав, в каких покоях поселили гостей-русов, убийцы отправились туда… Дальше – понятно. Это было всё, что знал пленник. Если не считать того, куда злодеям надо было прибыть после того, как сделают дело. И место это злодей был готов показать в обмен на сущий пустячок: собственную жизнь и свободу. Впрочем, после очередного недолгого общения с палачом пленник согласился на сотрудничество без всяких дополнительных условий. – Хороший у тебя кат, – сказал Сергей Иванович Болеславу. – Надо бы сходить проведать пана Белошица, как думаешь? Болеслав поглядел на Горацека. Тот кивнул. – Воислав сделает, – сказал князь краковский. – Я тоже пойду, – вызвался Илья. – Иди, – согласился Болеслав. – Такой доблестный воин в любом деле уместен. Верно ли, что ты одним только сапогом четверых збройных ратников прибил, причём троих – насмерть? – Мог бы и всех четверых насмерть, – сказал Илья. – Но тогда с кем бы мы сейчас беседовали? – Сапогом, значит… – проговорил князь краковский, остановившись в дверях. Лицо его приняло задумчивое выражение. – Пойдём, государь, – поторопил князя Горацек, но Болеслав его не слушал. Глядел на Илью… С сомнением, что ли… Или – с ожиданием? Илья помалкивал. Помнил батины наставления. Болеслав принял решение: – Дай-ка мне свой меч, – бросил он одному из телохранителей, – а ты, Илия, сын Сергия, встань на колено! Илья покосился на Сергея Ивановича. Тот кивнул: делай. – Правом единовластного правителя земли Краковской и Малой Польши дарую тебе, Илия, сын князя Сергия, право именоваться отныне рыцарем Илией! – Болеслав хлопнул Илью клинком по плечу. – И вручаю тебе сей меч! Рази им врагов Господа нашего Иисуса Христа, будь храбр, и пусть этот удар будет последним, который останется без ответа! Встань, рыцарь! Илья поднялся. – На гербе твоём велю изобразить сапог и четыре склонённых к земле факела, – торжественно провозгласил Болеслав. – В знак твоего недавнего деяния. – И обычным тоном: – Этого снимите, и лекаря ему. Пусть поживёт пока, может, пригодится. – И зачем это было, мой господин? – с неудовольствием спросил Горацек. – Руса – в рыцари Священной империи? – Не спрашивай, дядька. Сам не понимаю, – Болеслав Храбрый пожал могучими плечами. – Будто ангел шепнул: надо. А почему бы и нет? Рода он хорошего, храбрости отменной. Чем не рыцарь Господу Нашему? – Господу ли? – усомнился чех. – Без покаяния, без исповеди… Откуда ты знаешь, господин мой, что у него на душе? Может, там бесы уже гнездо свили? – А даже если и так? – Болеслав кивнул отсалютовавшим стражам у дверей. – Посвящение в рыцари есть благословение Господне и укрепление деяний и помыслов силою Святого Духа. Так что если и угнездились в этом славном княжиче бесы, то я нынче одним ударом меча их полчища проредил. Или ты сомневаешься и в моём благочестии? – Кто ж в нём усомнится после твоих побед над язычниками? – подольстился Горацек. – То-то же! – воскликнул будущий король Польши. – И десяток-другой таких, как этот княжич, мне бы весьма помогли. В победах будущих. «И не только над язычниками», – мысленно добавил Горацек, соглашаясь со своим владыкой.