Часть 53 из 56 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Обломись, дерево! – заявил Илья. – Ушло твоё время!
Расчистил ногами местечко, ухватил вожделенную цепь…
– Не сметь трогать!
Хороший голос. Прямо боевой рык. Рука сама отдёрнулась.
Да, голос знатный. И обладатель его тоже хорош. Сварг, понятное дело, и не из меньших.
Высоченный – с Илью ростом. Бородища седая за пояс заткнута, обереги гроздьями висят, и не только из кожи и рога, серебро с золотишком тоже присутствуют. На щеках колдовские узоры вытатуированы. На голове ещё одна башка, жёлтая, клыкастая. В деснице посох резной сажённой длины с красными каменьями в навершии. Приметный дедушка. Уж не тот ли, что приезжал к Миславу об Илье договариваться? Тот, страшный, о котором Пипка рассказывала.
Когда Илью сюда впервые привезли, кормом для мишки, Илья его точно не видел. Такого увидишь – не забудешь.
Может, сварг Илье и тогда глаза отвёл, как сейчас?
И Маттах его, получается, проглядел…
Да… Непростой дедушка.
Только что за столбом пусто было. И вот возник аки бес перед праведником, о коих Илье когда-то матушка читала.
Ну, с такими, кто глаза отводит, Илья уже встречался, не шибко его этим испугаешь. К примеру дедко Рёрех вот так же умел. И Сновид, ведун радимичский, Соловьём убитый. И вот не уберегло Сновида умение ведовское от ножа разбойничьего.
Интересно, а с этим что будет, если его железом потрогать?
Хотя рубить сварга не хотелось. Не то чтобы боязно, а как-то… неправильно, что ли.
Илья оглянулся: как остальная гридь?
Ну да, тоже глаза выпучили. Кто-то крестится, Маттах шуйцей за оберег свой иудейский ухватился. Шепчет что-то…
– Кощуны! – рыкнул жрец и махнул посохом.
Тот изогнулся змеёй и зашипел.
Морок? Или волшба?
Илья встретился взглядом со сваргом, и в глазах вдруг потемнело. Мир заволокло мутным сизым туманом. Всё исчезло: друзья, подворье, тусклое солнце…
Остались лишь сварг да Илья.
– Ты приш-шёл… – змеёй шипел сварг. – С-сам… Наш-ш-ш…
Илья мотнул головой. Не помогло. Туман густел, сварг рос, поднимаясь над землёй выше, выше, равняясь высотой с идолищем. Плечи раздались, облились стальной чешуёй, голову укрыл шлем, ладонь, широкая, как лопасть кормила, простёрлась над Ильёй, накрывая тенью.
– Ты наш-ш-ш! Прими мощь пращуров! Прими!
Голос гремел уже где-то над головой, туман густел, завивался. И не туман уже: знакомые духи-призраки вьются, тычутся, трутся о грудь, обжигая льдом. Силятся проникнуть внутрь, источить, разорвать…
– Наш-ш-ш… наш-ш-ш…
Илья справился. Расправил плечи, рявкнул:
– Прочь!
Отпрянули.
Нет, не отпрянули. Уступили место набольшему.
– Покорись! – Глаза сварга-идола-бога – как пламя в окнах горящего дома. – Прими силу мою – и не будет тебе равных в мире! Люди и звери покорятся тебе! Ты мой! От рода и от крови – мой! От пращуров!
Глас давил, обволакивал, покорял. Духи рядом. Илья уже знал: впусти он их – выпьют душу, вырвут сердце человеческое, сами станут его душой и сердцем.
И не врёт их господин: придёт и сила, и власть. Но уже не к нему, не к Илье Годуну, сыну князя моровского, а к ним, подменышам.
Колени ослабели, плечи опустились. Илья понимал: надо сбросить чары, но понимал умом. Сердце занемело…
– Патер ностер, кви эс ин челис…
Не помог совет доброго монаха. Не воспрял дух рыцаря латинского, не отогнал беса.
– Патер имон онтис уранис…
Враг захохотал.
Илья понял: бессмысленно. Здесь нет Господа. Здесь не Его земля, и нет у Ильи силы призвать сюда Спасителя. Потому что не для Божьего Дела пришёл сюда Илья. Не ради Веры, из корысти он здесь. За цепью золотой пришёл. Один. Без Господа. Злато притянуло его. Злато старых богов. Решил померяться бесовской силой с бесами же. И бесы пересилили. Ещё чуть – и войдут злые духи в его грудь. Станут вместо души. Напоят чужой силой. И не станет Ильи, княжича моровского…
«Не дамся! – упёрся Илья. – Не возьмёшь, бес!»
– Значит, нужен я тебе? – Губы повиновались трудно, но слова всё же получились.
– Ты – мне, я – тебе! Решайся, сын человечий!
– Нужен, значит… – Илья держался за новую мысль. Это помогало сохранить не только её, но и себя. – Если нужен, зачем мишкой меня травил?
– Не травил. Испытывал. – Враг снизошёл до разговора. Чуял близкую победу. – Принял бы меня тогда – и обрёл бы власть и над зверьми земными, и над птицами небесными. Тем бы и спасся. Моей властью и силой! Что нам зверь дикий? Слуга, не более.
Илья поднял голову. Горят красные угли в седом тумане. И больше ничего. Если это и есть огнь вещный, о котором дедко Рёрех говорил, то для Ильи он, пожалуй, тускловат. Не годится.
– Ты – мой! Сила твоя – моя сила! – Голос грозный прямо внутри черепа гремит. Да так, что голова чуть не лопается.
Но терпеть можно.
– Видать, не только твоя, – пробормотал Илья. – В прошлый-то раз без тебя справился. И холопам твоим кровушки пустил чутка.
И снова хохот.
Ну да, кровь, что пролилась на земле капища, – дар его хозяину. Без разницы, добровольный или насильственный. Получается, что Илья по собственной воле ещё и жертву кровавую врагу своему принёс…
– А вот хренушки! Когда варяг убивает в бою, он не какому-то там Сварогу-Свентовиту-Яровиту жертвует. Варяг Перуну служит! Ну-ка что на это?
– Мне! – Громом грохнуло в голове. – Моя земля, моя речь, мои люди! Всё – мне!
Туман раздался опять, и перед Ильёй возник богатырь. Тот самый. И огромный, как прежде. Улыбнулся Илье радостно, рукой помахал. И жёнка его – рядом, у мощного колена, голая совсем. Тоже улыбается, по лону мохнатому себя похлопывает…
И осозналось вдруг: смерть это. И богатырь этот – смерть. И баба блудливая – тоже. Морена. Смерть. Правильно говорят: с воином смерть всегда рядом. Его или чужая.
Вот только не про Илью это сказано. Потому что не для смерти он сражается, а для жизни. Жизнь он несёт, вот главное! Пусть иной раз через смерть, но всё равно – жизнь! И простую жизнь, и Вечную! Людям. Всем. Так правильно.
– Да, – сказал он уже вслух. – Так правильно.
И дальше слова уже сами пошли. Изнутри. Из сердца.
– Да воскре́снет Бог, и расточа́тся врази́ Его́, и да бежа́т от лица́ Его ненави́дящии Его́. Я́ко исчезает дым; да исчезнут…
И всё и впрямь исчезло. Вернее, не всё, а только морок бесовский.
Кое-кто остался.
– … Прочь отсюда! – гремел сварг.
Глаза его налились красным. Точь-в-точь берсерк нурманский. – Прокляну!
Илья не оборачивался, но слышал, как пятятся его соратники. А может, кони их сами назад сдали?
Ощущение, будто выпихивает его кто-то из капища, толкает в грудь: пошёл отсюда!
А сварг щерится да лыбится. Доволен, тварь!
– Илюха, ты чего застыл?
Нет, не всех сварг зачаровал. Маттаха, вот, тоже не взяли силы бесовские.
Тут Илья и вовсе духом воспрял.