— А так? Снимок из бара Кирилл показал не целиком, по плечи, но оба стояли близко, и потерпевший Костика приобнимал. — Не помню. — Как это не помнишь? — А ты каждого помнишь, с кем в баре пил? Телефон неожиданно зазвонил. Кирилл слышал, как в трубке что-то быстро рассказывает Наташа. Костик угукал, ответил «Скоро буду» и отключился. — Мне пора. — Сидеть! — рявкнул вконец разозленный Кирилл. — Ты оборзел? Кто тебя отпускал? — Ну так отпускай! — так же зло огрызнулся Костик. — Мне надо к отцу. — Поговорим и пойдешь. Сел быстро! Костик свалился на обратно на стул и уставился прямо в глаза, но Кирилл был на взводе, пусть хоть дырку просверлит, а делает, что говорят. — То есть потерпевшего ты не знаешь? — Нет. — Ты же понимаешь, что автор фотки тебя помнит? И фотка такая может быть не одна? И бар известен. Кстати, тебе вера не запрещает шляться по барам и клеить мальчиков? — А тебе погоны — людей насиловать? Или в отпуске — можно? Ах ты дрянь! Кирилл старался выкинуть из головы свою дурость в молельне, и Костик, казалось, выкинул тоже. Оказывается, нет. И криво скалился, выпустив нечисть. Волосы топорщились, как рога и только хвоста не хватало, а в горле, кажется, слегка перекатывалось еще не рычание, но мурашки бежали по спине, как от тех собак. — А если я покажу вашему богу пару фоточек погорячее, тебя из дома не выкинут? В тьму кромешную? Костик вскинул глаза и Кирилла облило светом, вот только что там полыхнуло — радость или страх — он понять не успел. — Если ты покажешь ему пару фоточек, — медленно проговорил Костик, — богом стану я. — Только что тебе пользы, если посадят? — С чего это посадят? Я этого бармена пару раз видел. — Бармена? — Когда его в башне нашли, фотку всему монастырю в нос тыкали. А пил я с ним один раз, и то в компании. Там человек восемь было, всех будешь сажать? — Ладно. А учителя своего бывшего ты напоил? А потом так удачно нашел — явно знал, где лежит подарочек. Костик снова строчил в телефоне. — Дай сюда! — Кирилл выдернул трубку и бросил на стол. — Отвечай! — Не я. — Есть такая штука, экспертиза называется. Микрочастицы всякие, на руках, на одежде, на бутылочном горлышке… — Дело закрыто! — А ты уверен? Может твоя девочка не нас сливала тебе, а тебя нам? Хочешь, позовем, спросим? — Нет! — Что нет? Не хочешь видеть? Прошла любовь? Экран телефона опять засветился. Костик уставился на него, словно хотел прочитать силой мысли, потом перевел взгляд на Кирилла и вдруг поплыл из нечисти снова в светлого инока. Кирилл впервые видел эту перемену так близко, и засмотрелся: изменилась улыбка, словно попрятались острые зубы, разгладился лоб, брови расправились и легли ровными стрелами. Вроде бы и то самое лицо, и — совсем другое. Умоляющий светлый взгляд затягивал в себя, как в сказках — лишая воли. — Кирюш, мне очень надо уйти. Отец зовет. — Что там? — Предынфарктное состояние. Покой нужен, а он думает, что меня посадили. Кирюш, пожалуйста! Давай, я завтра приду и все расскажу? — Что расскажешь? — Все! Все, что захочешь, то и расскажу. — Правду хочу. Кирилл уже и отвечал почти на автомате, стараясь помнить, что они тут по делу, а сам соглашался: действительно, завтра Руслан его еще раз вызовет, и пусть разбираются сами, кто там кого и куда. — Конечно правду! — Прекрати сейчас же! Кирилл стряхнул морок и зло уставился на подобравшегося Костика, но не в глаза, а в переносицу. Ну, просто на всякий случай. — Ты как это делаешь? — Что делаю? — Не валяй дурака! Вот это все! Глаза отводишь, глазишь, гипнотизируешь… хрен его знает. Ну? — Не знаю, Кирюш, — Костик пожал плечами и виновато улыбнулся. — Я ничего не делаю. — Не делаешь? Кирилл сдернул Костика со стула и потянул на себя, тот покорно шатнулся навстречу. — Собак на бухгалтера кто выпустил? — Они сами! — А с Крыловым кто пил? Ну? — Я с ним не пил! — затрепыхался Костик. — Говорили о чем? — Пусти! — Костик отшатнулся к столу, ударился, зашипел, потирая задницу. — Мало было этому гаду, что мы уехали, сюда добрался, всем, говорит, расскажу, что их старец пидор и педофил! — Ну, ты и дал ему бутылку. — Нет, — ухмыльнулся Костик. — Я ее просто переставил из шкафа на подоконник и отлучился. Он ведь мог не брать? Правда же? Сам виноват. — А бармен тоже сам упал с лестницы? — Да! Костик осекся. — Ну, не останавливайся, — подбодрил его Кирилл, — ты уже почти все рассказал. Давай, облегчи душу. Костик застыл, не сводя с Кирилла испуганных глаз, они заблестели, медленно заполняясь слезами, губы некрасиво скривились, лицо сморщилось. Слезы потекли по щекам, скапливаясь под подбородком, Костик смахивал их, хлюпал, вытирал нос рукавом и не отводил умоляющих глаз. — Он сам! Сам! — шепотом повторял он и вдруг закричал: — Это не я! — А кто? — тихо спросил Кирилл, хотя хотелось сейчас не допрашивать, а прижать к себе и пообещать, что все будет хорошо, они во всем разберутся. Он же и разбирается, правда? Не мог же Костик хладнокровно убить? Конечно не мог! — Он сам упал! — А как вы там оказались? — Он меня выследил. Я его тогда еще, в баре, послал нахуй, а он следил. Приперся прямо в церковь, сука! «Поговорим», типа. Лизаться полез, а мне же нельзя, нельзя, чтобы видели, а башня не запиралась, он меня туда заволок! Я — наверх, он за мной. Кирюш, я не хотел… Я не толкал, он сам. — А почему никого не позвал? Эксперты установили, что парень сломал шею, труп пролежал на ступеньках несколько дней, пока на него не наткнулись дети паломников, из любопытства влезшие в заброшку. И все это время Костик ходил на моления, пел свои песни, общался с сектантами. И что, нигде не тянуло?