И сунула ему в руки платок. – Меня тронула твоя речь, – абсолютно равнодушным тоном заявил кардинал, – не смею более ни в чем подозревать. Ох, где бы добыть клюку, как у бабушки Эги! – Значит, остаемся? – спросила язвительно. – Ты уже осталась, хотя в храме предлагал тебе сбежать. Теперь поздно сворачивать на полдороге. – Это половина пути?! – Это образное выражение, – маг и бровью не повел. – За воротами чуть дальше должны стоять дома тех, кто не желает платить городские налоги, однако взамен не получает городских благ и защиты. Отыщем подходящий дом, предложим денег за ночлег и потребуем у хозяев перину. – Есть я тоже хочу! – Уже ищу, где могут продавать лепешки. Мне сразу вспомнились шутки дарителей. – Почему лепешки? И для чего ожерелья? Зрители кричали: «Выбирай». – Лепешки – самая дешевая пища. Ожерелье – признание. – Лучшей танцовщицы? – Женщины. – Поясни? – На юге принят обычай, если мужчина очарован женщиной и признает ее лучшей среди остальных, то может вручить в дар ожерелье. – Это ведь цепочка с деньгами, по сути, кошелек? – Для проявления симпатии из «кошелька» не принято вытаскивать монеты, только срывать целиком. Когда женщина поднимает, выражает согласие на встречу. Принять, а после не явиться, равносильно серьезному оскорблению. – Значит, согласие на свидание? Теперь понятно. А ты пригласишь на лепешки? – я поиграла монетами на шее. – Какие они на юге? – Сладкие. – Отведаю с удовольствием! – На рынке и купим. – Просто купим и съедим по дороге? Промолчал, ведь и так все понятно. Да и без надобности эти свидания, когда кругом сплошная романтика: хижины, солончаки да горы. – Жаль. Правда жаль, что не выбрала другое ожерелье, – а еще чуть не ляпнула и «ликвиадо», хотя Эйден мог прочитать по лицу. – Имела шанс вкусно поужинать и в приятной компании. – Не только поужинать, – произнес мужчина, огибая препятствие в виде двух южан необъятных размеров. Я разминулась с ними с другой стороны, а когда вновь встретились с магом, он продолжил, – если в конце танца за спиной очаровательной уличной танцовщицы не обнаружена охрана, отец, брат или жених, то ужину ничего не стоит перерасти в прогулку с продолжением. – Приятная компания, да еще продолжение! – я мечтательно обмахнулась рукой. – Но твой тон намекает, будто подобное порицается? А если так, значит, вчера мы вели себя очень плохо! Мужчина не повернул головы. Интересно, если в него стрелять, пули будут отскакивать? – А когда это случается в храме, куда принято идти каяться? – В храм. Железобетонный! Чтоб его! – А в нашем мире следует обращаться к стихиям, исповедуясь наместникам четырех основ мироздания. Кто у вас отпускает грехи? – Любой, кто возведен в сан. – А кардинал может? Мне плохо удавалось с ним шутить, я даже рассмеяться не успела. Маг перехватил за талию и развернул лицом к себе. – Хоть сейчас, – сказал он, проводя большим пальцем по рту и стирая с него яркую помаду, нанесенную Урхель. Вероятно, со стороны жест выглядел резким, почти грубым, притом что часть краски смазалась еще и на кожу, однако его воздействие оказалось непередаваемо. Дрожь прошла по телу, губы приоткрылись, глаза расширились, я молча уставилась на Эйдена, а он так опасно наклонился, словно и правда намеревался стереть остаток карминового следа своим поцелуем. И ладонь опустилась на поясницу, вызывая те самые воспоминания до мурашек по коже, но это оказалось не объятие. Мужчина резко отступил, крепко прижав к себе, для того чтобы пропустить свору оголтелых собак, мчавшихся от стражи. Сами стражники бодро проскакали следом, а я повернула голову, провожая их взглядом, и губы Эйдена вдруг скользнули по виску, а пальцы прошлись по волосам. Он сказал тихо, склонившись к самому уху, зато отчетливо: – Опасно оставлять следы, Сэйна. Дыхание теплое и голос почти ласковый, но холодок пробрался по горлу, потому что темный кардинал хорошо умел убеждать. Одним только тоном да стремительным жестом, которым отбросил в лужу вынутый из волос сверкающий цветок. Тот приземлился точно по центру и исчез в грязи. У меня не было опыта таскать чужие вещи. Абсолютно никакого. Однако стянуть, подпрыгнув, с протянутых над узкой улочкой веревок полотняный платок оказалось легко. До чего только не дойдешь, когда нужда заставит. Вся родня, включая тетушек, сейчас бы рыдала от умиления – я оправдала возложенные на меня надежды опозорить славный род. Сдернув платок, помчалась вперед и юркнула за угол. И здесь же притаилась, а когда убедилась, что пусто, принялась быстро обматывать ткань вокруг груди, утягивая потуже, чтобы сделать максимально плоской. Едва закончила, как чуть не выдала себя воплем, поскольку Эйден всегда подкрадывался незаметно. Маг опустил на мою голову тараби. – Теперь похожа на мальчишку? – уточнила, поправляя головной убор. Он кивнул, а я перевела дух. Совсем не хотелось вновь вызывать его недовольство. – Считаешь, на рынке внимания не обратят? Там много людей, толпы покупателей. – На этом не обратят. – Каком этом? – удивлению не было предела, поскольку наш путь лежал через неширокие улочки прямиком к главному рынку. Сама слышала, как Эйден уточнял направление. – В подобном крупном городе точно есть место, где вещи стоят дешевле. – Потому что можно торговаться? – Потому что краденые. Я словно в стену врезалась. – Мы идем в злачный район? И потому я маскируюсь под малолетнего бродягу? – Рынок недалеко от главного, разве что чуть в стороне. Прислуга и экономные горожане берут там продукты. Мне пришлось промолчать. Возразить было нечем, кроме желания держаться подальше от подозрительных мест, а не стремиться к ним быстрым шагом. Бутыльки, флаконы, баночки, а еще песочные часы, перевернутые заполненной чашей вверх. Все это стояло на неровном прилавке. Мне удалось устроиться неподалеку на перевернутой бочке у самой стены оживленной улочки, где скучились деревянные столы, а между ними сновали покупатели. Делала вид, будто устала и присела отдохнуть. Песчинки медленно падали, а я следила за ними. Когда наверху не останется ни одной, нужно будет уходить вдоль по улице и пробираться к городским воротам. Эйден велел. Сам перевернул часы, и сказал: «Когда время выйдет». Мешок висел на спине, оттягивая вниз плечи, но я не рисковала его снять. Поставлю под ноги, а ловкий воришка пробежит мимо и подхватит, как сама недавно сорвала платок. Хоть ноша и тяжеловата, но ведь они здесь натренированы, что хочешь унесут. А внутри еда и самое необходимое. Сбережения потрачены, осталась пара полумесяцев в ладони. Дело за лошадью. Ее-то Эйден и пошел искать. – Чего, малец, – подслеповато щурясь, улыбнулась щербатая старуха, сидевшая по ту сторону прилавка, – часики понравились или снадобья интересуют? Очень понравились, а вы и не заметили, как их перевернули. – Ага, – просипела странным басом, пытаясь скопировать мальчишечий голос. Пришлось срочно исправляться, – чего есть от горла? – От горла, – она противно захихикала, – эти отвары не для мальцов. – А чего тут такова? – продолжала прикидываться бревном, поскольку песок еще оставался в часах. – Для мужской силы, – хитро поглядела старуха, – но тебе рановато. Как по мне, так не только всегда рано, но еще и бесполезно. – Вот здесь женские снадобья, – хорошо поставленным голосом торговки просвещала бабуля, отдаленно напомнившая бабушку Вашека. – Для женской силы? – просипела я. – Дурачье-е, – протянула торговка, – для зачатия, – показала зеленый бутылек, – чтобы семя сгубить, – синий флакон, – и от разных болезней. Когда подружка появится, заходи, продам тебе это, а ты ей подаришь, – стукнула длинным ногтем по синему боку. Стихии! Я вдохнула поглубже, опуская глаза, точно вправду смутилась мыслям о подружке, а сама в который раз безуспешно прибегла к дыхательным упражнениям. Что, если магия храма даровала Эйдену в тот момент не только пресловутую мужскую силу? А вдруг семя перестало быть пустым? Или это уже за гранью и противоречит магическим законам? Ну как устаревший двигатель в ретролексире на новый заменить. Новенький работать будет, а идентичными свойствами обладать – нет. Потому что прежний устарел, такие уже не выпускают. Вот и мужчина вырос, больше не тот мальчик, в котором вытравили способность продолжить собственный род. Так стоит ли переживать из-за вероятности? Миранда всегда поражалась, наблюдая, как вожусь с ее крохой, и говоря, что у меня талант ладить с детьми. Но просто я их любила. Любых возрастов, от маленьких до больших. Мне было интересно придумывать веселые игры, а дети взамен дарили чистую радость. Вероятно, и правда удивительно находить подход почти к каждому, но я искренне любила детей… чужих детей.