— А чего не пошло-то? — Ты понимаешь: не надо было в белую растамаживать. Мне говорили, что даже ЦУМ в черную везет. Но я хотел цивилизованно, выпендривался. ЦУМ пусть таможит в черную — а я буду белый, как ангел… Он взял мой блин, потом передвинул к себе мою чашку кофе и начал пить. Очки его сползли на кончик носа и запотели. Теперь я увидела, что его глаза красные, словно он все утро нырял в Финском заливе. — А почему триста тысяч? — спросила я. — Ты же сказал: пятьсот. — Да набежало. Я ведь чел из ЦАО, живу красиво. Хату на Остоженке снимаю. — С такими долгами? — Ты думаешь, если я однушку в Бибирево буду снимать — мои долги уменьшатся? Знаешь народную мудрость: убытки или прибыли — неважно. Главное — оборот… И вообще, тетя, не стоит копить богатства на земле, все это суета и томление духа. Вон, Фоменко — уж такой острожный. И чего? Рассыпается. Всего не предусмотришь. Ты, вон, макушку прикрыл, а тебе пендель по заднице. Лучше расслабиться и жить сегодняшним днем. Он без зазрения совести допивал мой кофе, одним глазом все-таки наблюдая за мной. Он явно был уверен, что его история произвела на меня впечатление. И он был прав: я была крайне впечатлена. Но по другой причине. «Что же это такое? — в очередной раз подумала я. — Что за любительщина клубится вокруг этого несчастного рассыпающегося богача?» Пора было все прояснить. — Правильно ли я поняла, — сказала я. — Ты — юрист, специалист по вопросам собственности? — Это одна из сторон моей деятельности, — кусая блин, поправил он. — Снегирев меня заставил еще детективную лицензию получить. — Короче, ты — не Шерлок Холмс, скажем прямо. И тем не менее именно ты занимаешься поисками дочери Фоменко. Три дня назад убит важнейший свидетель, и до этого факта дело есть только мелкому решале-неудачнику и учительнице рисования из Троицка. Нет, я правильно излагаю? — Ах вот как! — сказал он и отставил чашку в сторону. — Вот мы как, значит? Ну тогда слушай сюда, капуста. Галина Фоменко пропала полтора года назад. Просто ушла из дома и не вернулась. Полтора года ее искала вся полиция Российской Федерации, а также лучшие частные детективы страны и парочка экстрасенсов. Но ее не нашли, не нашли также ее тело. И вот сейчас появляешься ты, вся такая в резиновых сандалиях, типа с татуировкой дракона, и начинаешь учить, как надо искать пропавших. И только потому, заметь, что тебе страсть как хочется получить двести тысяч баксов! — То есть смерть Мирзоева как бы ничего не значит? — А что она может значить? Старичок, бывший мент, идет от дочери и встречает чувака, который, о ужас, курит недалеко от детской площадки. Наш герой делает ему замечание, чувак справедливо отвечает: батя, отвянь. Но ментовская профессиональная тупость не дает Мирзоеву отойти в сторону. Слово за слово — эдак можно и Папу Римского из себя вывести. Чувак к тому же пивасика выпил за ужином. В общем, он бьет его по башке и дело с концом. — Вообще-то он бьет его заточкой. — Да, точно. Бьет заточкой. Ты спрашиваешь, как это связано с исчезновением Галины Фоменко? Я отвечаю: никак! Он здорово разозлился. Кажется, этот пижон на меня запал, и моя отповедь, вкупе с похмельным чувством вины, затронула его эго… Я отвернулась, посмотрела в окно. Невероятное разгильдяйство вокруг поисков этой несчастной девушки — что стало его причиной? Действительно ли все уверены, что Галину уже не найти, и настойчивость ее отца — это просто блажь богатея? Или за этим стоит что-то еще? — Скажи, а что все-таки думает полиция по поводу Галины Фоменко? — спросила я, повернувшись к нему. — Какие версии? — Их три, — пожал он плечами. — Самое вероятное, что она жива, ведь трупа-то не нашли. Ну, сбежала, в секту попала, еще куда-то. Вторая версия — несчастный случай, скажем, утонула. Ну, и наконец, случайное убийство — например, под машину попала, а эти чуваки труп спрятали. Но не умышленное убийство, это уж точно. Никаких мотивов… Правда, сейчас, после исчезновения Алины, самого папу начали подозревать. Но я не верю… — Кстати, что думаешь об Алине? — Она Фоменко не любила. Он ее в черном теле держал, вот она и решила свалить, а чтобы побольнее — вот так все разыграла. На нее это похоже. — Такая жестокость? Психологически недостоверно. Он снова обиделся. — Что ты понимаешь в психологии, каракатица? Я, между прочим, Алину лучше всех знал… — Да ладно, — сказала я. Он гордо подмигнул и изобразил пальцами кое-что неприличное. — Даже так? — я покачала головой. — Не страшно спать с женой босса? — Мой босс — Снегирев. А старым пердунам надо хорошо думать, прежде чем на молоденьких жениться. И уж во всяком случае, не жлобиться. — Ты зря об этом болтаешь, — предупредила я. — В свете ее исчезновения. — Ага. Типа, спал с бабой — значит, ее убил. Логика — не бей лежачего! Он теперь любые мои слова воспринимал в штыки, поэтому я решила сменить тему. — Матвей, а ты правда думаешь, что у Демичева тоже будут проблемы, если Фоменко рассыплется? — А то! Фоменко же — чувак со связями. Еще этими — советскими. А Серега — новое поколение, черт из табакерки, не известно откуда взявшийся со своими миллионами. Он очень расстроен. — И все-таки он льет бетон, — задумчиво сказала я. — Дался тебе этот бетон, я вот, например, тоже лью. — Ты еще и дом строишь?! — изумилась я. — А чего? Лимоном больше, лимоном меньше… Тут он встрепенулся и начал махать какому-то невзрачному мужичонке на входе. Глава 21 Матвей сидит за столиком «Чайной ложки» довольный и гордый. Он меня-таки уел. Его информатор — а точнее, следователь питерской прокуратуры — вот уже целый час поет об одном и том же: Григория Мирзоева убили хулиганы. Попутно — то в одном предложении, то в другом — он рассыпает бисером биографию убитого. Бисер — тусклый. Родился в Узбекистане, потом армия, потом Омская высшая школа милиции и работа следователем. В середине девяностых годов его жена — учительница русского языка и литературы — становится дистрибьютором израильской косметики. Бизнес оказывается прибыльным, и в 1998 году семья Мирзоевых продает квартиру в Омске и с доплатой перебирается в Санкт-Петербург, поближе к дочери, которая в то время живет в Гатчине. В Петербурге Мирзоев работает в уголовном розыске до 2005 года, потом из розыска уходит, становится преподавателем в институте управления и права. Что еще? Страстный рыбак. — Старые дела? — смеется информатор. — Мы, конечно, что могли, проверили. Но у него были, в основном, квартирные кражи. Ни одного громкого преступления, да чтоб еще за это мстили? Ну, где вы такое видели? Это только в книжках. Десять лет прошло, ребята, с тех пор, как он из полиции ушел. Десять лет! — В общем, хулиган какой-то? — спрашивает Матвей, посылая мне надменные взгляды. — Да сто процентов, — говорит информатор. — Заточка — это их почерк… — Лицом к нему стоял. — Я не спрашиваю: просто поддерживаю беседу. — И на близком расстоянии… — Переругивались, — предполагает Матвей. — Вроде того, — соглашается информатор и достает распечатку телефонных звонков. — Есть два номера с фальшивыми симками. Он тычет пальцем, и я вижу свой номер. Это мой звонок пять дней назад. Другой номер — в вечер смерти. С него тоже был один звонок. — Это тоже симка на украденный паспорт, — поясняет информатор. — И если первый телефон мы не нашли, то этот засечь удалось. Ретранслятор того самого района, где произошло убийство. Звонок был примерно за час до того, как Мирзоев вышел от дочери и пошел домой. Но, честно говоря, это ничего не значит. У Мирзоева много знакомых и друзей живут поблизости. А левые симки сейчас у каждого второго… Все логично, и у меня возникает странное чувство, что мир, действительно, имеет несколько параллельных измерений, ход в которые открыт лишь немногим. Обычная жизнь и, прости господи, заурядная смерть среднего преподавателя и бывшего мента: только в моей памяти, как в клетке, бьется его яростный голос, кричащий о дороге из трупов. — Старичок дачку имел, — бубнит следователь прокуратуры, — На рыбалку ездил. Даже ни разу за границей не был. Даже в Финляндии, представляете? «Я тебя остановлю! — кричит молодой и сильный голос с еле слышным армянским акцентом. — Ты переступил границы!» В какой это реальности? — удивленно спрашиваю я себя. Может, это в другом мире? — Ты не слушаешь? — ехидно спрашивает меня Матвей. Информатор уже кладет конверт в карман. Затем кивает нам и уходит.