Здесь тоже все разгромлено. Книги лежат по креслам и диванам, латы валяются на полу. Фоменко в спортивном костюме стоит посреди комнаты, растерянный и жалкий. Демичев в джинсах и футболке сидит на диване. Увидев меня, Фоменко оживает. Он убирает несколько томов, освобождая кресло. Я сажусь, он опускается на диван напротив меня. — Вот, полицейские приехали с обыском! — говорит Фоменко. — В пять утра. Почему так рано, Сережа? Демичев пожимает плечами. — Человек, который не выспался, лишен воли, — объясняю я. — Он плохо себя контролирует. — А, да… — Фоменко кивает головой. — Шесть признаков сектанта… Помню… Вот только ошиблись, голубчики. Мы и не спали. Мы в карты играли. — Изучили все сливы воды, — шепотом сообщает горничная. — Даже в септик залезли! Ищут кровь… За домом все перекопано. — Они думают, что я ее закопал в саду? — спрашивает Фоменко. — Алексей Григорьевич, вы же знаете, что муж — всегда главный подозреваемый, — говорит Демичев.. — То есть я, как этот, про которого в газетах писали, жену убил, на куски разрезал? В холодильниках смотрели… Что они искали в холодильниках? — Это их работа. Фоменко некоторое время молчит, играя желваками. Потом поворачивается ко мне. — Хотите кофе? Я киваю, он говорит горничной: «Завтрак принеси. Они же не будут против?». Она выходит. — Значит, по поводу Алины нет новостей? — спрашиваю я Демичева. — Полиция говорит, что камеры засекли ее машину на въезде в Москву. На следующий день после ее исчезновения. Она въезжала по Ленинградке. Может, и правда, решила вам отомстить? Разыграла все это, а, Алексей Григорьевич? — Я уже ничему не удивлюсь, — Фоменко поворачивается ко мне. — Матвей сказал, что вам что-то удалось выяснить в Петербурге. Я молчу, собираясь с мыслями. — Вы говорили, что не было никакой связи между Арцыбашевым и вами… — Не было, — подтверждает он. — Но я ее нашла. Два года назад ваши фамилии были записаны друг за другом в книжке убитого Мирзоева. Он судорожно дергает головой. — Не густо. — Да. Я достаю из холщовой сумки листок, куда в точности скопировала запись. — Алексей Григорьевич, посмотрите внимательно. Вам знакомы эти фамилии? Вы видите какую-нибудь связь между ними? Он берет с журнального столика очки, надевает их. Подносит листок к глазам. Демичев садится поближе к нему, тоже всматривается. — Я знал человека по фамилии Кагарлицкий, — говорит Фоменко. — В Омске он работал у меня в фирме. В отделе безопасности. Устанавливал камеры наблюдения, сигнализацию. Это тот самый? — Не знаю. — Еще я знаю Иванова. Но это такая распространенная фамилия… Максим Иванов, банкир. Он сейчас в Лондоне, я как раз недавно с ним разговаривал… Остальных я не знаю, — он раздражено бросает листок на столик. — И связи никакой между ними не нахожу. Чушь какая-то… — Вы давно общались с этим Кагарлицким? — спрашиваю я. — Сто лет назад. В конце девяностых… Единственное, два года назад мне сказали, что он приехал в Москву. Меня ищет. — Два года назад? То есть в 2013-ом? — Наверное. — До исчезновения Гали? — Да, конечно. — И зачем он вас искал? — Я не знаю, мы так и не увиделись. — Когда это было? Он беспомощно смотрит на Демичева. Кривит лицо. — Да разве сейчас вспомнишь? — Постарайтесь за что-нибудь зацепиться. Лето, осень, зима? — О, господи… Как же это можно вспомнить?… Он сидит и тяжело дышит, вытаращив глаза. — …А! Вспомнил! Ну надо же, вспомнил! — радостно хлопает ладонями по коленям. — Было двадцать третье февраля, точно, меня все поздравляли, суматоха была. Да, точно! 23 февраля 2013-го. — Почему вы не захотели с ним увидеться? — А кто он такой? И потом: я повторяю, была суматоха, не до него было. Мы все бухали у меня в кабинете. Я, кажется, попросил ему передать, чтобы он потом перезвонил. Но он не позвонил и больше не приезжал. Фоменко испытующе смотрит на меня. В его глазах сомнение. Возвращается горничная. На подносе она несет фарфоровый кофейник, чашку, стакан апельсинового сока, дымящиеся круассаны, ломтики камамбера на деревянной доске и баночку фуа-гры. Неплохой завтрак для дома, где идет обыск. Вот только все, кроме кофе, я терпеть не могу. Мне даже смешно — какие мы все-таки разные с этим несчастным упырем. — Светлана, — говорит он. — Что вы думаете обо всем этом? Меня интересует ваше мнение. — Мое мнение, Алексей Григорьевич, такое. Исчезновение вашей дочери и вашей жены связано с вашими делами. Судя по всему, эти дела относятся к тем временам, когда вы жили в Омске. — В Омске? — он ошеломленно смотрит на меня. — В Омске?! Но почему в Омске?! Прошло столько лет. У меня не было там никакого криминала! Я там уже сто лет не был! — Света, и правда, — говорит Демичев. — Уж если искать деловых врагов, то они должны быть здесь, в Москве. В конце концов, спиртовой бизнес — очень криминальный, это все знают… — Да, — соглашаюсь я. — Уверена, что у вас есть враги в Москве. Но к исчезновению Гали и Алины они отношения не имеют. Это омская история. — Но почему?! — Потому что Омск — это единственная связь между Арцыбашевым, Мирзоевым и вами. — А почему вы нас все время связываете? — у него даже голос пропадает от волнения, поэтому несколько секунд Фоменко откашливается. — Я ведь уже говорил, извините… я говорил, что никогда не встречался ни с тем, ни с другим! И уж, тем более, не имел с ними никаких дел! Я внимательно смотрю на него. Зачем он врет? Он кашляет, подставив кулак ко рту. У меня вдруг мелькает дикая мысль, что и не врет он вовсе. Но как такое может быть? — Алексей Григорьевич, — мягко говорю я, не сводя с него взгляда. — Летом 2013-го года Мирзоев ездил в Омск. Там он записал все эти фамилии. Потом в декабре он звонил одному из этих людей — Арцыбашеву — и говорил про какого-то мальчика… — Да какого мальчика, господи?! — и снова неудержимый кашель. — …После этого Арцыбашев отправился в Москву, к еще одному человеку из списка — к вам — чтобы что-то сообщить. Вы были за границей, поэтому он сообщил информацию вашей дочери. После этого ваша дочь создала на компьютере папку «Мальчик». По-моему, связь между этими событиями очевидна. Очевидно также, что все началось в Омске. Мирзоев по телефону проговорился, что ваша дочь и жена не при чем. Это ваша история, Алексей Григорьевич. Постарайтесь вспомнить, что это. Его лицо уже сине-красное, словно он на грани инсульта. Но кашель, слава богу, прекратился. Хорошая минутка, чтобы сказать самое главное. — Алексей Григорьевич! — я стараюсь говорить внушительно, чтобы смысл дошел до него без искажений. — Вы можете не говорить правду мне, но себе вы должны сказать правду. Иначе история продолжится. Следующий — вы. — Следующий в чем? — испуганно спрашивает Демичев. На этот вопрос я не отвечаю. — Алексей Григорьевич! Следователь Мирзоев боялся этого человека так, что покрывал его преступления. Арцыбашев боялся этого человека так, что предпочел умереть… — Да какой человек-то? — орет Фоменко. — Про какого человека вы все время говорите?! — Думаю, что его зовут Митя.