Зазвонил мобильный. — Вы где? — недовольно спросил сегодняшний мужик. — На набережной. У академии МВД. — А… Ну, мы сейчас будем. Я не успела спросить, кто это — мы. Приехали они очень быстро — буквально через пару минут. Теперь в джипе находился еще один человек — мужчина лет пятидесяти в джинсах и свитере. Он оказался гораздо более любезным, даже поцеловал мне руку. — Меня зовут Артем. Добро пожаловать на гостеприимную омскую землю! Сейчас мы едем обедать, — радостно сообщил он. — Хорошо… Скажите, а это и есть бывшая школа милиции? — я показала рукой на здание, удаляющееся в заднем окне. — Да. Так она называлась в семидесятые и восьмидесятые годы. Потом это был юридический университет, сейчас академия. Очень престижный вуз, особенно в советское время. Таких школ на весь Союз было всего пять. Здесь даже Рушайло учился. — И Мирзоев, — сказала я. Он вздохнул. — Да… И Гриша… Он здесь даже преподавал. Но потом случилось ЧП — несколько их студентов ограбили Сбербанк — для советских времен это было что-то невиданное. Тогда все руководство полетело со своих мест, ну и Гриша заодно… — Вы с ним дружили? — Он мой двоюродный брат… — Это к вам он приезжал два года назад? — Да. Он скучал по Омску. В Питере не прижился. Жене его нравилось, а он Питер не полюбил… — Приезжал на рыбалку? — Да это так, предлог… Никакой здесь особой рыбалки нет. Если браконьерить — то да, можно стерляди наловить. А так — одно название, а не рыбалка. Всю воду Казахстан выгреб, откуда рыбе взяться?.. Нет, он просто очень любил Сибирь, ему здесь все нравилось, даже климат. Здесь же солнечно, даже зимой. А в Питере — вечно хмарь какая-то… — Почему же он уехал? Из-за той истории с ограблением? — Да нет, что вы. Это когда было! В семидесятые. А он уехал в конце девяностых. Знаете, он в то время как будто сломался… Ну, времена такие были, для полиции — не очень. — Но они и в Питере такие были, — заметила я. — Приехали, — сердито обернулся водитель. Мы оказались на симпатичной невысокой улочке в купеческом стиле. Дома были двухэтажные, разноцветные, с башенками, обильно украшенные белой лепниной. Улица шла в горку и наверху расширялась. Там угадывался центр города. На вывеске ресторана я прочитала: «Женатый француз». Улыбнулась — смешное название. В ресторан мы пошли вдвоем с Артемом — угрюмый мужик остался в джипе. Интерьер оказался милым — в шоколадных тонах. На барной стойке и стенах висели головы животных а-ля охотничьи трофеи, только не настоящие, а сделанные в технике оригами. Они были красные и белые. Подошел официант. Я заказала тальятелле с грибами, чем огорчила Артема. Он хотел, чтобы я выбрала что-то более заковыристое. Сам он взял кролика и мидий в вине. — Артем, вы не помните у Григория такую записную книжку — к трехсотлетию Омска? — Да, он ее у меня в кабинете взял. Нам таких много выдали. — Зачем она ему понадобилась? — На память об Омске, наверное… — А вы где работаете? — В уголовном розыске… Я смотрела, как официант разливает розовое вино по бокалам. Артем доброжелательно улыбался, всем своим видом демонстрируя желание мне помочь. Я не заметила в его взгляде ни тени иронии по поводу моего возраста или внешнего вида. — Не было ли чего-то… — я помолчала, подбирая слова. — Чего-то такого, что его особенно заинтересовало в тот приезд? — Не помню… — он огорченно пожал плечами. — Посмотрите, — я достала из кармана листок с фамилиями. — Кто-нибудь из этих людей вам знаком? Он посмотрел, изменился в лице. — Протасов. Ужас… А знаете, про него мы с Гришей говорили. — Кто это? — Его убили в апреле 2013-го. И Гриша меня о нем расспрашивал. Я вел это дело, оно у нас весь город на уши поставило. Артем явно разволновался. — Что за убийство? — спросила я. — Этот Протасов, Михаил, это был наш местный браток. Ну, бывший. Его зарезали. Я удивилась. — И почему это поставило на уши весь город? Он махнул рукой и выпил вина. — Да там… Ему ножом грудную клетку распороли. Я уж не знаю, какая тут сила нужна… Выпил еще. — …А потом сердце вырвали. Еще у живого… И рядом бросили. — Простите, что вырвали? — Сердце. — Сердце? Вырвали сердце? — Ну да. И у нас слухи поползли, что это маньяк, или, там, сатанисты какие-то. Нас потом звонками завалили. Пришлось весь город шерстить, даже баптистов обыскивали… — Дело раскрыли? — Почти. Конечно, сатанисты оказались не при чем: это свои разборки. Протасов был такой живописный персонаж из девяностых. В начале двухтысячных он отсидел пять лет за то, что возил в машине пистолет. Ну, идиот, откровенно говоря. Вышел из тюрьмы, а жизнь уже изменилась. Он начал гнуть из себя решалу, деньги за это брал, а ничего не решал. Ну, и, видимо, получил. Но подозреваемого самого убили где-то полгода спустя. У нас, там, очередная война прошла, передел рынков. Ну, и застрелили этого парня, которого мы подозревали… — Парню было свойственно вырывать сердца? У вас в Омске такие суровые бандиты? — Парень был наркоманом, Света… В девяностые годы Омск стал крупнейшим перевалочным центром наркотрафика из Афганистана в Европу. Выкосило целое поколение. А наркоман может и сердце вырвать. И даже его съесть… — То есть сектанты оказались не при чем? — Да нет, какие сектанты… Чисто бандитские разборки. — А почему Мирзоев заинтересовался этим убийством? — Ну как. Само по себе это дело из ряда вон. Кроме того, он, видимо, сталкивался с этим Протасовым в девяностые. Он же следователем был… — Григорий не говорил вам, что это убийство может быть серийным? Артем испуганно посмотрел на меня. — Нет. А почему вы так думаете? — Он не называл фамилию Кагарлицкий? — Нет. — Думаю, что он был убит примерно в это же время. — В Омске?