С фотографии смотрит на меня худой мужчина лет пятидесяти. Длинные волосы с прямым пробором, глубоко посаженные глаза. Низ шеи окаймлен белым кантом необычного вида — какая-то рубашка без воротника и пуговиц… Что-то вроде… Что-то вроде… Я не успела додумать. — Этого человека зовут Александр Константинов, — сказал Фоменко. — Фотография сделана на Алтае, недалеко от горы Белухи… Я сразу почувствовала облегчение. Мне все стало понятно. И одновременно с этим я разозлилась. Видимо, в первую очередь из-за того, что этот упырь на какую-то секунду заставил меня поверить в собственную амнезию. — Так, — сказала я. — Больше я с вами разговаривать не буду! Уходите. Вон! Глава 2 Первый этап — это всегда бомбардировка любовью. Такой термин используют не все — у некоторых он называется «медовый месяц» или «возвращение в семью» — но первый этап у всех одинаковый. На первом этапе ты обретаешь главных людей своей жизни. Я уже пятый раз подходила к церкви, указанной в электронном письме. Робко топталась у входа, оглядывалась, иногда даже слезу пускала. Те, кого я искала, казалось мне, отсутствовали. На пятый день в скверике напротив присели на лавочку парень и девушка, похожие на студентов художественного вуза. Они сидели и мирно беседовали, внимательно оглядывая окрестности. Не целовались, пива не пили. Я подумала, что сегодня найду то, что мне нужно. В этот момент из домика священника решительно прошла в церковь пожилая женщина с поджатыми губами и очень злым лицом. Я робко пошла за ней. Женщина встала за прилавок со свечками. — Извините, — прошептала я. — Я здесь ничего не знаю… Как поставить… за здравие… ну, в общем, чтобы не болеть? Она недобро осмотрела меня всю. — Ты, милая, сначала бы платок надела. И шорты сняла. Совсем уже сдурели, — сказала она через плечо не видимому мне человеку за дверью. — Губы синей помадой намазала. Уже сатанисты в святой Храм заходят! Я вылетела пулей и наконец позволила себе разрыдаться. Все верно. Парочка поднялась с лавочки, перешла через дорогу и подошла ко мне. — Что-то случилось? Вам нужна помощь? — это спросил парень. Я захлебывалась от рыданий. — Болею… — бормотала я. — Сказали, рак… Я хотела свечку… Она сказала… она сказала…. Я не сатанистка, я болею!.. — Ну да, ну да, — сказала девушка. — Успокойтесь! Нашли к кому прийти за помощью. Да они злые, продажные, они вам не помогут! — А кто мне поможет? — отчаянно крикнула я. — У меня рак! Мне никто не поможет! — Надо лечиться, верить, сейчас рак лечится, а ты молодая, главное, не отчаиваться… Слушай, пошли с нами? Отвлечешься. Бомбардировка любовью началась. Несколько дней мы ходили по их друзьям-рокерам — по квартирам, подвальчикам, художественным студиям, у меня быстро обнаружился слух и способности к композиции, оказалось, что я красивая девушка, которая нравится парням, а мои разногласия с матерью — дело обычное. Матери никогда не понимают своих дочерей, они им завидуют — тоже хотят быть молодыми. Ревнуют дочерей к молодости. Да и вообще: кровное родство слишком преувеличивают. Обращала внимание: с родными братьями и сестрами никто никогда не дружит? Природа делает близких родственников психологически далекими друг от друга. Видимо, чтобы минимизировать возможность кровосмешения. Настоящие родственники — это друзья. Те парень и девушка, которые подошли ко мне у церкви, уже сменились другой парочкой. Быстро было установлено, что несмотря на синие губы и черные кожаные шорты, я не художественная натура. Я суеверная провинциалка, повернутая на своей онкологии. Поэтому на этапе «сэндвич» моими булочками стали два сыроеда — знатока трав и нетрадиционных методов лечения. А через две недели наступил третий, решающий этап — «изгнание из рая». Они стали хмурыми, неразговорчивыми, а на мои отчаянные вопросы отвечали одно и то же: ты сама во всем виновата. Как можно вылечиться от рака, если сидеть в Москве? Только особый воздух особых мест, только труд на природе, только натуральные продукты, выращенные своими руками, могут исцелить. А не веришь: бегай по врачам, бей поклоны в церкви, отдавай последние деньги за ненужные таблетки, что там еще — но знай, что тебе никто, кроме нас, не поможет. Все разыгрывалось, как по нотам, поэтому у меня не было ни тени сомнений. И когда потом, спустя полгода, она доверчиво посмотрела мне в глаза и улыбнулась, я не улыбнулась в ответ. Мы сидели на берегу Катуни, обдававшей наши лица ледяной пылью, мне с моего валуна казалось, что я мчусь на скутере по воде, а она коснулась моего плеча и робко улыбнулась. — Ты знаешь, — сказала она. — Это первый счастливый год в моей жизни… И в тот момент я взорвалась: думаю, что сказалось постоянное недосыпание, тяжелый физический труд с утра до вечера, страх разоблачения, истерические звонки ее отца. Я уже знала, что он принял решение о штурме, и можно было больше не церемониться. Короче, я дернула плечом, скидывая ее руку, и ответила: — Да что ты знаешь о трудностях? Ты всю жизнь бесилась с жиру… Ее взгляд погас, и она не стала мне больше ничего говорить. Хотя она собиралась! Собиралась!!! Именно поэтому я выла, катаясь по траве, под ураганом взлетающего вертолета, под крики ОМОНовцев, плач детей и треск разбиваемых дубинками фанерных времянок… Глава 3 — Вон! — сказала я. Фоменко даже не шевельнулся, только злобно усмехнулся. Его туша нависала надо мной, как скала — мне пришлось отклониться на ножках стула. — Вы что, не поняли? Мне полицию вызвать?! — Все? — брезгливо спросил он. — Закончили показательное выступление? Действительно, не боитесь получить по морде? Я смотрела на него исподлобья: ударит или нет? Пожалуй, что и ударит. А кулаки у него, как бетонные блоки. — Послушайте, Алексей Григорьевич. Давайте поговорим, как разумные люди. — Давайте. Давно пора. Он вернулся к своему стулу, сел, закинул ногу на ногу. — Я поняла ваш ход мыслей. — Любопытно послушать. — Александр Константинов, чью фотографию вы нашли в вещах вашей дочери — это глава довольно многочисленной секты «Белуха», существовавшей на Алтае в конце девяностых и начале двухтысячных. Кажется, в 2004 году она была запрещена. Семь лет спустя на Алтае оказалась я — именно это, я так понимаю, вы и узнали недавно. У меня была сложная семейная ситуация, проблемы со здоровьем, и да, я вступила в религиозную общину. Она называлась «Белогорье» и ее никогда — слышите, никогда! — не признали тоталитарной сектой. Никакого отношения к «Белухе» она не имела. Это было что-то вроде фермерской общины с натуральным хозяйством. Экопоселение. Я провела там меньше года, быстро разочаровалась в такой жизни и навсегда покинула Алтай в июле 2011-го. Больше я не имела никакого отношения ни к религиозным общинам, ни к тоталитарным сектам. Ни на Алтае, ни где-нибудь еще. Александра Константинова и его последователей я никогда не встречала. Я не сектантка. Он насмешливо кивнул. В комнате повисло молчание. Все словно ждали продолжения. Ну что ж, продолжу. — Алексей Григорьевич, я повторяю еще раз, по буквам. Вы зря теряете время. Вы решили связать три никак не связанных факта: фотографию сектанта Константинова, мою поездку на Алтай за два года до исчезновения вашей дочери, и мой телефон в ее вещах. Вы зря. Теряете. Время. — Зря теряю время? — переспросил он и прищурился. — Слушайте, в чем вы меня подозреваете? В том, что я заманила вашу дочь в секту? — «Белуха» была запрещена в 2004 году, — сказал он. — Против Константинова возбудили дело о мошенничестве. Его должны были арестовать. Но он сбежал. — И вы думаете, что он по-прежнему где-то на Алтае и с моей помощью сманил вашу дочь? Алексей Григорьевич, вы так и не ответили: в чем вы меня подозреваете? Он снова усмехнулся. В его глазах горела ярость. — Я не подозреваю. Я знаю, что вы опять врете. Мой источник открыл мне одну невероятную вещь… За окном вдруг раздался взрыв смеха — видимо, кто-то из шоферов рассказал особенно удачный анекдот. Мне показалось, что мы персонажи ситкома, и за каждой нашей репликой следует смех телезрителей. Да, смешно, подумала я. — Вы никогда не были жертвой тоталитарной секты и никого туда не сманивали, — произнес он, а красавчик отвернулся от окна и с любопытством посмотрел на меня. — Вы работали на одну частную организацию, которая за большие деньги вызволяла из сект попавших туда людей. Вы внедрялись в секту — мне сказали, что у вас хорошие манипуляторские способности, а также прекрасный логический аппарат. Потом вы устанавливали контакт с жертвой секты и старались ее перепрограммировать. У вас это, в основном, получалось. Ваша организация обслуживала только очень богатых людей, и вы хорошо зарабатывали на этом.