— Нет, не сильно. Ну, конечно, заматерел. Мужик уже настоящий. На лицо — копия отец. Красивый. И богатый очень, это было видно. Миллионер. Сказал, в Москве живет. Юрист, что ли. Участок под домом он моим родственникам за бесплатно отдал. Они там сейчас магазин построили. А в сторону фермы он только плюнул. Сказал: «пусть зарастает». А ведь она не копейки стоит. Но он сказал: мне этих денег не надо. И вообще, сказал, мне денег не надо. У меня другие интересы. Знаете, он мне шубу подарил. Показать? — Да, — ошеломленно сказал Андрей Станиславович. Она отправилась в спальню и через минуту вернулась, неся в руках манто из баргузинского соболя. Коля засмеялся в голос. — Забавный пацан, — сказал он, качая головой. — Красивая? — спросила Анастасия Евгеньевна. Мы кивнули. — Но неудобная, — с сожалением призналась она. — Слишком длинная, снег метет. Так что я не ношу. — Посмотрите, пожалуйста, — сказала я и протянула ей планшет. — Вы не узнаете здесь Митю? Она долго всматривалась в стоп-кадр. Потом пожала плечами. — Мирон — вот он, — сказала. — А Мити здесь нет. Я развернула планшет камерой и сфотографировала страницу школьного альбома. Глава 45 На следующий день мы созвонились с Артемом, и он пригласил нас в ресторан «Сенкевич». Есть мы отказались, взяли только кофе. Вначале болтали о политике и наблюдали за металлическим пространством реки, расстилающимся сразу за пляжем. Иртыш подмигивал нам тусклыми жестяными всполохами. Мне было жаль, что эта прекрасная река еще не покрыта льдом, и я, сидя в ресторане, построенном на месте бывшей спасательной станции, не вижу гигантских сталактитов вокруг прорубей. Затем мы вкратце поведали Артему о наших открытиях последних дней. Он пообещал снова поднять дело Протасова. Но я не стала рассказывать этому искреннему и доброжелательному человеку о той адской тяжести, которую всю жизнь таскал на себе его двоюродный брат Григорий Мирзоев. И которая в итоге его раздавила. Знал ли Мирзоев, что произошло в доме фермера в ночь, когда произошел пожар? Или правду знал только Арцыбашев? — Что-то вы задумчивая, — сказал Артем. Коля хмыкнул. Река снова вспыхнула в лучах заката, вдоль пляжа зажглись тусклые огни. В семь часов нас ждал Андрей Станиславович. Он сказал: на прощальный ужин. Поэтому мы и не ели в ресторане. Квартира писателя-коммуниста оказалась за мостом — на Иртышской набережной. Квартира была современной и даже богатой, а жена накрыла невероятный стол с домашним «Оливье», гусем, стерлядью, телячьими языками и самодельным «Медовиком». Коля пожаловался, что уже прибавил в Сибири килограмма два. Так что после ужина я предложила прогуляться от набережной до нашего отеля «Лермонтов». Мы с Колей вышли из подъезда и ахнули. Наступила зима. За то время, что мы сидели у коммуниста, город укрылся ослепительно белым снегом. Под ногами скрипели и горели алмазные копи. Нарядно было, как в хрустальном гробу. — Коля, — сказала я. — Но ведь есть же программы распознавания лиц. Давай запустим. Может, компьютер определит? — Ты, заяц, наивный. — Ну почему? В интернете десятки программ. А по радио я слышала, что у нас в России какая-то особая штука разработана против террористов… — Ты меньше радио слушай, — посоветовал он. — Знаешь ли ты, что компьютер дает сбой в пятидесяти процентах случаев, если ему показать то же лицо, но постаревшее на полтора года. На полтора года, не на десять. И это притом что строго соблюден ракурс и дано хорошее фронтальное освещение. — Не может быть. — Может. Идеальный прибор для распознавания лиц — это человеческий мозг. Двухлетний ребенок в этом вопросе даст фору всем компьютерам мира. Фотографии нынешнего Мити рассматривало множество людей. Его никто не узнал. Он сделал пластическую операцию, Света. Он все хорошо продумал и подготовил. — Экспертиза ДНК может подтвердить, что он родственник Геннадия Голубева. — Да. А кому ты ее будешь делать, уже решила? — Всем. — Ну-ну… Я, наверное, выглядела расстроенной, так что он ободряюще обнял меня за плечи. — Заяц, не горюй. Приедем в Москву, я тебе подготовлю досье на каждого подозреваемого. Мы проверим их детство и юность. Если это не настоящее, что-то обязательно всплывет. Я к моим ФСБ-эшным дружкам обращусь… — Да… — Снегирев, Демичев, кто еще? — Белобрысый охранник… Труп Матвея не найден, значит, и он тоже. — Хорошо. — Только узкоглазого охранника, думаю, можно исключить. Вряд ли пластическая хирургия достигла таких высот. — Проверим и его, — щедро пообещал Коля. — Мало ли… Вот только дальше что? — А дальше будем думать. Собственные бодрые слова привели меня в хорошее настроение. Я даже слепила снежок и засунула его Коле за шиворот. После чего оказалась головой в сугробе. В холл отеля мы зашли, как два снеговика. Здесь было тепло, уютно. Верхний свет не горел. На фоне бежевых стен мерцали бра. Гудела витрина-холодильник с напитками. За деревянной стойкой было пусто, а администраторша дремала на стеганом кожаном диване с резной спинкой. Напротив нее на стене бормотал телевизор. Шел «Дорожный патруль». Стараясь не разбудить девушку, я тихо прошла мимо нее и взяла ключ из деревянного ящика. И тут увидела на экране лицо Алексея Григорьевича Фоменко. Коля, опустив голову, отряхивал снег с куртки. «… покончил с собой. Его тело, висящее в петле, нашла уборщица, которая зашла в каминный зал примерно в семь утра. Полиция уже проверила записи с камер наблюдения. Они показали, что накануне в восемь вечера к Алексею Фоменко приезжали его партнер и юрист. Они покинули дом примерно через час. Больше в дом никто не заходил. Медицинские эксперты считают, что смерть наступила примерно в пять утра. Так что версию самоубийства можно считать основной. Причин для этого было более, чем достаточно. Дочь и жена Фоменко были похищены и, скорее всего, убиты. Ему самому предъявили обвинение в рейдерстве…» В этот момент у меня заложило уши. Видимо, из-за перепада температур резко поднялось давление. Пошатываясь, я вышла на улицу. Опустилась в сугроб, зачерпнула снега, положила его в рот. Заломило челюсти. Стукнула дверь, на пороге появился Коля. — Малыш, успокойся. — Я никого не спасла! — крикнула я. — А ты и не должна была. Он сел рядом со мной в снег, достал из кармана сигару. Загудела турбо-зажигалка. — Я никого не спасла, — с силой повторила я. — Я бегаю по его следам уже несколько месяцев, но не смогла ему помешать. Ты понимаешь? Коля выпустил облако вонючего дыма. — Мы узнаем, кто это, — сказал он. — Нам осталось немного. — Зачем я оказалась в этой истории, Коля? — Не ищи смысл там, где его нет. Ты оказалась в этой истории случайно. Дура-парикмахерша спутала два совершенно разных слова… Света, милая, большинство проблем на земле объясняются только человеческой глупостью. Потом он начал обнимать меня, потом поцеловал. Я сильно плакала, мы поднялись в его номер под удивленные взгляды проснувшейся администраторши. Я очнулась в его кровати в девять часов утра. В Москве было еще шесть, Коля похрапывал. На тумбочке стояла пустая бутылка шампанского и два хрустальных бокала. Я села, бессмысленно глядя в светлеющее окно. Что-то такое снилось… Я не могла вспомнить, что… И в этот момент мне в голову пришел очень простой вопрос: а почему Фоменко покончил с собой?