Наша последняя встреча состоялась в пять часов вечера напротив Дмитровского городского кладбища — там, где начинается развязка между Большим кольцом и А104. Я сидела в Колиной машине на обочине дороге, а Демичев остановился сзади и пересел ко мне. — Ну, что еще? — спросил он, отряхивая с плеча капли воды. — Вы меня в покое когда-нибудь оставите? Я протянула ему первый лист с результатами генетического анализа. Потом второй: — Это Геннадия Голубева. Из Омска прислали. Сергей засмеялся. — У Геннадия Голубева в крови нашли ДНК? Я думал, там одна водка. — В слюне. — поправила я. — Не в крови. Он взял первый лист — свой. Хмыкнул. — Вы это всем делали? Всему ближнему кругу Фоменко? — Нет, только вам. — И за что такая честь? — Вот, — и я достала из пакета каталог. — Этот каталог Корней подарил художнику Степану. А Корнею его подарила любовница Мити — сотрудница автосалона. Смотрите, какая красота, — я показала надпись на обложке. — «Ламборджини». Она работала в «Ламборджини». До того, как познакомить Алину с Фоменко, вы с ней спали. Тогда же она стала свидетельницей вашей ссоры с Корнеем, когда он приехал просить денег для умирающего Константинова. Она услышала фразу: «Привет тебе из Парагвая». Поэтому моя информация так сильно ее поразила. Рассказать об этом при муже она не могла. Но вам вопрос задала. И ее пришлось убрать. А вот почему пришлось убрать Галину? Из-за фотографий горы, правда? Они там ни к селу, ни к городу. Откуда они? Что рассказал ей Арцыбашев? Сергей пожал плечами, потом вздохнул. Какое-то время молчал, глядя в окно и, видимо, собираясь с силами. Нет, меня он не опасался. Но такие рассказы вряд ли даются легко. Наконец он заговорил: — Мирзоев перестал следить за моей судьбой в 2001-ом году, когда посланные им деньги вернулись обратно. Но в 2013-ом он увидел по телевизору сюжет об убийстве Кагарлицкого, а пару месяцев спустя в Омске узнал о смерти Протасова. У него появились первые подозрения. Он подумал, а вдруг убийца — Митя Голубев? Тогда следующие жертвы — Арцыбашев и Фоменко. Но где меня искать? Последнее, что он знал обо мне — это то, что я в секте «Белуха». Мирзоев быстро выяснил, что секту закрыли в 2004-ом. В полиции ему дали телефон Аполлинария Иванова. Мирзоев позвонил ему и поделился своими сомнениями. Иванов не удивился, я не понравился ему еще в 2004-ом. Вообще, он был очень умный следователь. Через несколько дней к Иванову в гости приехала Марта. Она подтвердила, что я в Москве. Посмотрев сюжет по телевизору, Иванов понял и то, что я уже возле Фоменко. Все совпало. — Но ваше новое лицо было Иванову незнакомо. — Да. Впрочем, Мирзоев догадался, что я сделал пластическую операцию. Он решил предупредить Арцыбашева. Тот вначале не поверил, он, вообще, забыл, что в семье Голубевых был еще и мальчик. Но когда поверил — обезумел от страха. — Конечно… — я помолчала. — Было от чего обезуметь… Неизвестное лицо, неизвестное имя, огромные средства. Выпускает кишки и вырывает сердца. Может появиться рядом в любой момент, и его даже не узнаешь! Арцыбашев решил, что его спасение обеспечит лишь богатый Фоменко. Вот только искать его в офисе он не рискнул — ведь Митя был где-то рядом. Поэтому Арцыбашев поехал в дом. Но Гале он сказал не все, ведь так? — Как он мог сказать девочке, что ее папочка жег живьем маленьких детишек? — криво улыбнувшись, спросил Демичев. — Ну да. Он сказал, что рядом с Фоменко есть очень опасный человек. И опознать его можно только одним способом. В начале двухтысячных он был на Алтае, жил в «Белухе». Арцыбашев надеялся, что такой факт хотя бы раз где-то всплывал. Но Галя не помнила, чтобы кто-то в ближнем кругу отца говорил об Алтае. Зато когда она начала самостоятельные поиски, интернет выдал ей фотографии горы. И она вспомнила. Что вспомнила, Сергей? Фотообои на вашем компьютере? — Постер в домике Мирона, — почти весело ответил он. — Где-то он его взял, прикрепил на стенку. Тоска по родине… Она этот постер видела, когда приезжала ко мне в гости смотреть новый дом. Но она думала, что это Эверест… Пока не начала собирать информацию про «Белуху». Смешно, ведь гора не имела к секте никакого отношения… — А зачем Мирон, вообще, приехал в Москву? — Это была глупость. Он скучал по мне… Я не хотел, чтобы хоть какой-то след вел к Мите, поэтому поселил его в социальном центре. Но он упрямый… Пришлось взять к себе, придумать легенду. — Поселили отца в ночлежке! — пораженно сказала я. — Ну, вы даете! — Я бы мог снять ему квартиру, но ведь он был как ребенок. Всю жизнь провел на краю земли, даже туалетом пользоваться не умел… Света, я не мог рисковать. Это было дело моей жизни. Я приступил к финальному этапу. Намеки на Митю были не допустимы. Поймите, я никого не хотел поразить своими действиями. Я просто восстанавливал справедливость. На разработку планов я потратил несколько лет. Главное для меня было — осторожность. Каждое убийство должно было остаться не раскрытым. Или за него должен был ответить другой человек. — Например, Матвей, которого вы подставили по полной программе. — Например, Матвей, который заслуживает любого наказания. Это паразит, энцефалитный клещ. — А что вы собирались сделать с Фоменко? — Он должен был исчезнуть, когда бы вскрылась афера с заводом. Все бы подумали, что он пустился в бега. Обвинение в рейдерстве, разорение. Никто бы даже не удивился. — Значит, про аферу с заводом вы знали с самого начала? — А как же. Ее задумал Снегирев. Он считал всех дураками, но я дураком не был. — Почему вы же ему не помешали? — Мне была удобна его афера. Деньги меня не интересовали, Света. — ответил он. — Меня интересовала только справедливость. — Ну да, — согласилась я. — У вас был хороший и четкий план. Но Мирзоев вас заподозрил, и волна этого подозрения прошла по всей стране, дойдя до Гали. Она увидела Белуху, и план пришлось менять. — Жизнь придумала свой план, гораздо лучший, — объяснил он. — Я ему следовал. Жизнь захотела, чтобы Фоменко потерял дочь, жену, а потом и сына. И он, как безумный, вдруг стал называть меня сыном. Вы понимаете? Все было предопределено… Я посмотрела в окно. Грязные потоки машин неслись мимо нас по шоссе, разбиваясь на ручьи в преддверии эстакады. Они перестраивались, сигналили, тормозили, зажигая красные огни. Снега все не было, и темнейшее время года казалось беспросветным. Лишь небо в стороне Москвы горело тусклым и яростным огнем. — Фоменко ни в чем не виноват, — сказала я. — Он лишь поручил Кагарлицкому выяснить, честно ли была приватизирована ферма. И нельзя ли оспорить результаты приватизации. — Вам-то откуда знать? — зло спросил он. — Фоменко ни разу не вспомнил эту историю. Он не отдавал этого приказа. Сергей, признайтесь, ведь даже под пытками Кагарлицкий ничего не сказал? — Он спасал свою шкуру! — Он рассказал вам, что сам привлек Арцыбашева и Протасова для разговора с вашим отцом. Но ваш отец послал их к черту. Вот и все. — Да уж конечно! После того, как отец послал их к черту, Арцыбашев сказал, что разберется. За это ему простили все долги. А потом начался пожар. Совпадение? Не смешите! — Мирзоев провел очень добросовестное расследование. Я уверена, что у всех этих людей было алиби на ночь пожара. — У Арцыбашева не было. — Да. Поэтому Мирзоеву потребовалась клятва. И Арцыбашев ее дал. Он поклялся ребенком. — Чего стоят его клятвы? Ах, как жалко, что я до него не добрался. Он опять разыграл историю с пожаром. Спрятался в преисподней. Надеюсь, последний год его жизни прошел в ужасе. — В неописуемом ужасе, — подтвердила я. — Мне жаль лишь одного: что я не вырвал у него признания. Я очень хотел услышать эти слова, произнесенными вслух. — А почему вину за убийство Кагарлицкого взял на себя узбек? — Так и было задумано. У него была больная мать, я оплатил ее лечение. Честная сделка. — Вы все хорошо подготовили, — сказала я. — У меня было много времени. И много средств. — Арцыбашев унес эту тайну с собой, — я посмотрела на него. Он скривился. — Для меня это не тайна. И вам не кажется, что его тройная смерть — лучшее доказательство его вины? Я засмеялась. — Сергей, вы все еще верите, что земля справедлива? Как наивно! В мире ежесекундно гибнут невиновные. Смерть, хоть и тройная — это вовсе не доказательство вины. — Да… Улететь бы… — с тоской согласился он. — Только где взять другой глобус?.. У вас все? Получили ответы? Я поехал. Можете давать ход своим генетическим анализам. Они ничего не доказывают, кроме того, что я родственник этому алкашу из Павлодарки. — Да, это так, — произнесла я. — Но одна вещь мне не дает покоя. Почему Фоменко покончил с собой? — После вашего звонка он все понял. И очень расстроился, — с сарказмом ответил Демичев. — Кстати, Мирзоева точно убили вы. Я бы его не тронул. Но пришлось. — Аполлинария Иванова тоже убила я? И сама на себя охотилась в парке? — Скажите спасибо, что я махнул на вас рукой. И не собирался я вас убивать в «Белухе». Марта — святая женщина, она муравья не тронет. — Таежница-то? Ну-ну, — сказала я. — Но убийство — это одно. Самоубийство — совсем другое. Оставьте ваши сказочки про расстроенного дядю. Фоменко не был ни в чем виноват, совесть его не мучала. Если бы он узнал, что именно вы — виновник исчезновения Гали и Алины, он бы вас загрыз. А он полез в петлю. Почему? — Какая разница? — Большая. Я долго думала над этим, а потом поняла: честная сделка. Вы и ему предложили честную сделку. У него не было выбора. — Мне пора, — сказал он и открыл дверь.