– Значит я и Ле, и Ал? Правильно? – Второе предпочтительнее, – сказал Яр. – А псевдонимы запрещены. – Это еще почему? – удивленно спросил Леха. – Кому они помешали? – Слишком много было совершено зла на Земле под псевдонимами, – ответил Яр, – и поэтому Высший совет их просто запретил. Да и к тому же они стали бессмысленными после открытия Закона о Всемирной Памяти. – У меня что-то голова разболелась, – сказал Ле-Ал. – Всё как-то смешалось, нужно передохнуть. Только вот проблема: а чем ужинать-то будем? А, народ? Все молчали, отозвался лишь Матвейка: – Может, рыбки уловить? – А на что ты ее улавливать будешь? – язвительно спросил Леха и рассмеялся. – Если рыба в реке есть, барин, можно и палкой, – не смутился Матвейка. – Ты это, мужик, – сказал Алексей, – прекращай нас тут баринами погонять, мы все тут равны. Одна беда на всех. – Понял, ваше благородие. – Ну вот, вы гляньте на него, я ему про Ерему, а он мне про Фому. Ну какое я тебе «благородие»? – Прости, барин, неграмотный я. Как надо-то? – Матвейка чуть не заплакал. – Леха я! Понимаешь, Алексеем меня кличут. Вот так и называй. Понял? Не барин, не благородие… – Хорошо, ваше сиятельство, – выпалил Матвейка. – Ты не доводи меня, Матвей, – нахмурился Леха и сжал кулаки. – Так подскажи, барин, как правильно величать-то? – взмолился мужик. – Так я тебе уже сто раз объяснил. Называй меня Лехой. – Нельзя мне так своевольничать, можно и кнута получить… – Какой кнут? Я тебе что, рабовладелец или помещик? Вот скажи, похож я на помещика? – Да, ваше благородие, очень похож! – радостно закивал Матвей. – Вылитый наш барин, когда тот в город сбирается. – Тьфу на тебя, Матвей, ты точно дурак. – Точно-точно, барин, дурак, каких свет не видывал, так что ты не серчай на меня, ладно? Я без злой воли, вот тебе крест! – Матвей перекрестился. – Да пойми же ты наконец, Матвей, родной ты мой, нет тут теперь ни холопов, ни бар, ни господ, ни товарищей. – Леха покосился на делегата, тот следил за каждым его движением. – Товарищи есть! – возразил Трухин. – Мыкола, успокойся, – сквозь зубы процедил Леха, – не мешай мне проводить политико-воспитательную работу, а наши с тобой товарищи остались в двадцатом веке. – Что за фамильярность? Почему вы себя так ведете? Вы хотите сказать, что сейчас другой век? – раскрыл рот Трухин. – Я не знаю, спроси у этого, как его, юного Ярополка, что ли. Он тебе все объяснит. – Ярослава, – поправил профессор. – Алексей, а Матвея ты не воспитывай, он сам постепенно привыкнет. Ему сейчас трудно понять твои требования. Веками вдалбливали одно, а тут вдруг ты предлагаешь называть себя по имени. Историю учил? Читал про Салтычиху? У них же это в крови – перед барином шапку ломать. – Учту, – вздохнул Леха и, обращаясь к делегату, спросил: – А ты чего, Колек, все портфель обнимаешь? У тебя там что, касса партийная, что ли? – Здесь очень важные документы, я могу их доверить только компетентным органам. – А ну, дай посмотрю! – протянул руку Леха. – Да вы что? Я не имею права. Это документы для ЦК КПСС… – Дай почитаю! – рассмеялся Леха. – Не могу, не имею права, – запричитал Трухин. – За это сразу партбилет на стол… – Я вот не могу понять, – возмущенно произнес Леха, – ты тоже дурак или притворяешься? Какие документы, какой ЦК? Посмотри: у нас человек из тридцать первого века пришел, мы все здесь проспали более тысячи лет. – Это еще неизвестно, – заявил Яр. – Что? – удивился Леха. – Ты же сам сказал, что уснул в три тысячи двадцать седьмом году. Пошутил, что ли? – Нет, – сказал Яр. – Но мы ведь не знаем, сколько я тут спал вместе с вами. Если мы обнаружим капсулы, например, пятого или шестого тысячелетия, то… – Да теперь, собственно, нам какая разница… – махнул рукой Кирилл Андреевич. – Остается одно: организовать свой быт и до конца жизни слушать лекции жителя четвертого тысячелетия. Думаю, нам всем будет интересно. Дмитрий разместился под деревом, сел на землю, склонил голову и задумался. – Чего ты, парень? – спросил профессор. – Грустно как-то, – сказал Дмитрий. – Вспомнил своих родных, друзей, девушку… Где они сейчас? – Эх, брат, они остались навсегда там, в двадцать первом веке. Очень много прошло времени. Я сам до конца не могу понять, как это случилось. Но у нас теперь есть очень осведомленный консультант – человек из будущего. Хотя это для нас он таким является, а, может, он для кого-то такой же древний, как и мы для него. Не грусти, парень. Что бы ни случилось, жизнь продолжается. Читал «Два капитана» Каверина? – Угу, – кивнул Дмитрий и улыбнулся, – в детстве это была моя любимая книга. – Так вот! – Профессор поднял вверх указательный палец: «Бороться и искать, найти и не сдаваться!» – Точно! – твердо произнес Котуков. – Значит, и мы найдем выход из сложившейся ситуации! – Молодчина! – Профессор похлопал парня по плечу. – Обязательно найдем. Кстати, а ты знаешь, откуда взял эти слова Санька Григорьев? – Нет, – покачал головой Дима. – Они были вырезаны на могильном кресте в Антарктиде, поставленном на холме Обзервейшн Хилл в память об английском полярном путешественнике Роберте Скотте и его товарищах: «То strive, to seek, to fi nd, and not to yield!» Глава 2 Прошло около двух часов. Никому не хотелось разговаривать, каждый размышлял о чем-то своем. Лишь Тоша беззаботно носился по лужайке и иногда лаял на четырехглазое подобие бабочек. Дмитрий уснул под деревом, отдаленно напоминающим березу. Москворецкий сначала пытался разговорить Марию, но, поскольку та отвечала односложно и неохотно, в конце концов умолк и он. Трухин читал книгу, иногда отрываясь и с опаской поглядывая по сторонам. Матвейка сооружал приспособление для рыбной ловли. Яр и Кирилл Андреевич все это время провели в пещере. Выйдя из нее, профессор спросил: – Ну что, коллега, есть какие-то соображения? – Да, есть, – ответил Яр, присаживаясь на траву. – Судя по содержимому грота, здесь кто-то организовал хранилище. – Кто это мог сделать? – спросил профессор, устраиваясь рядом. – Точно сказать не могу, но абсолютно убежден, что представители внеземного сверхразума, – ответил Яр. – Если бы здесь находились капсулы только из тридцать первого века, можно было бы подумать на кого-то из землян. Но, согласитесь, как земляне могли заархивировать человека из девятнадцатого или двадцатого веков… – Погодите, – перебил Кирилл Андреевич, – что значит «заархивировать человека»? – Заархивированный человек находится в капсуле. Теперь это очевидно, он может храниться в таком состоянии очень длительный период. Вы и ваши современники – тому наглядный пример. У нас такие эксперименты приостановлены Высшим советом, поскольку нам не удается восстановить память человека после его разархивации. Мы архивируем животных, насекомых – да что угодно. В такую капсулу можно «загнать» даже дом приличных размеров. Но человека архивировать запрещено. Я просто поражаюсь, как они смогли заархивировать девушку вместе с собакой? Даже мы в четвертом тысячелетии не смогли этого сделать. – Выходит, кто-то много-много лет хозяйничал на нашей планете, – сказал Кирилл Андреевич. – Да, – согласился Яр. – Вы видели темные коридоры, ведущие от центральной аллеи в пещере? – Видел, – ответил профессор. – Я думаю, что здесь хранятся несколько тысяч капсул, – сказал Ярослав. – Но почему здесь все из России? – Пока точно неизвестно, все ли из России… – ответил Яр. – Интересно, кому это нужно? – спросил профессор. – Узнав ответ на этот вопрос, мы решим полпроблемы, если не больше, – ответил Яр и добавил: – То, что мы проснулись, – это случайность. – Да, кстати, меня это очень сильно удивило, – ухмыльнулся профессор. – Открытая пещера, а мы тут спим тысячу лет.