И все же принять он этого не мог. Выглядело дико. Леон ведь не животное. Как можно привязывать человека? – Я рада это слышать, – сказала Даника. Она внезапно задержала на нем взгляд. – Мирко, можешь пообещать мне не рассказывать о Леоне никому? О том, какой он, о том, что… с ним бывает нелегко. – Конечно, – ответил Мирко. – Само собой разумеется. Я о нем даже не упоминал. Он вдруг стал поразительно спокоен. – Даже родителям не говорил? – осторожно спросила она. – Даже им. Никто, кроме нас, ничего не знает. Нас. Ему понравилось говорить о «нас». Они услышали радостный смех Леона и улыбнулись, не оглядываясь в его сторону, не переставая смотреть друг на друга. До чего же Мирко хотелось поцеловать ее. Карл на рынке, они совсем одни. Сердце заколотилось в груди. Даника приковала к себе его взгляд. Мирко не мог отвернуться. И не хотел. – Ты так изменился с тех пор, как впервые попал сюда, – сказала она. Улыбка стала намеком. Он заметил кончик языка, быстро пробежавший по губам, оставив на них призрачный блеск. Теперь он не мог отвести от них глаз. – Знаешь, о чем я думаю, Мирко? – она говорила мягким шепотом. Мирко медленно покачал головой. – Мне кажется, ты хочешь меня поцеловать. Мирко не понял, кивнул ли он. Может, только подумал. Он точно думал о том, как он ее поцелует. И о том, что у него в руках все еще вилы для навоза. Она это сделала. Подошла к нему, положила ладони на щеки и прижалась своими губами к его. Ее руки были теплыми и немного потрескавшимися, не такими мягкими, как влажные губы. Поцелуй был с привкусом пряной колбаски и самогона. Без языка. Даника задержалась надолго. Или так только казалось. – Ты красивый, – прошептала она, отстранившись и медленно отпуская его лицо. – Хочу, чтобы ты это знал. Мирко кивнул. Он не понимал, что сейчас следует делать. Наверное, кивать не стоило. Даника снова улыбнулась ему. Это было приятно. Удивительно, но Мирко был спокоен – никакого потрясения, – и все же не мог пошевелиться. Боялся, что в штанах у него что-нибудь приключится. Там чувствовалось напряжение, но, кажется, не такое сильное, чтобы опасаться. Со стороны видно не было, но он не рискнул проверить на ощупь. Она по-прежнему смотрела ему в глаза, вот только теперь взгляд изменился, словно переключился фокус. – У тебя самые красивые синие глаза, какие я видела в своей жизни, – сказала она. – В них столько цветов намешано. Он снова кивнул. Она улыбнулась. Он не совсем понимал про цвета. У него же синие глаза. – Ты слышал колокол? – оглядев хлев, спросила Да-ника совершенно другим тоном. По нему не скажешь, что она только что кого-то целовала. Только бы она ничего не забыла. Наконец Мирко удалось пошевелиться. Он покосился на странный бугор в дальнем конце хлева. – Слышал? – Он уже давно заметил, что колокол звучал во время дождя, но не был уверен, что она спрашивала об этом. – Ну да, он поет, когда на него капает. Слышно, если подойти близко. – Да, это я слышал. – Ему удалось улыбнуться. Он не мог забыть, что только что ее целовал. В следующий раз лучше выйдет. В следующий раз у него не будет навозных вил в руке. Даника снова посмотрела на него. Надо найти, о чем говорить. Сейчас они едва ли будут еще целоваться. – Почему у вас вообще колокол в стене? И надгробие, и что там еще? Все это как-то… необычно. Немного странно. Мирко никогда не рассказывал родителям об этом хлеве, им бы не было интересно. Но ему всегда хотелось спросить Данику. Она рассмеялась. – Понятия не имею. Дедушка так захотел. Он был чудаком, но… В этот момент раздался громкий визг, завладевший их вниманием. Они успели увидеть, как кошка в диком прыжке взлетела с соломы. Леон пытался ее схватить, промахнулся и упал животом об пол. Кошка метнулась к воротам и исчезла на солнце. Она двигалась неестественно. Задняя лапа волочилась, казалась вывихнутой. Сломанной. Даника посмотрела на Мирко. Взгляд у нее переменился. Он видел, что она испугалась. Подойдя к Леону, она помогла ему встать. Глаза у мальчика были темнее обычного, когда он посмотрел на Мирко. Зрачки расширились на весь глаз. Даника вышла из хлева, не оборачиваясь, а Леон причудливо ковылял рядом с ней. Как пародия на человека. Он забыл свою птичку. Мирко замер, глядя им вслед. Он положил вилы и подошел к соломе, где раньше сидел Леон. Поднял серебряный медальон – Даника обронила, когда наклонялась к сыну. Цепочка соскользнула с шеи, а она ничего не заметила. Медальон был маленький, простой, без гравировки. Мирко осторожно поддел крышку грязным ногтем и увидел две овальных фотографии: на одной Леон в крестильном наряде, на другой сама Даника. Оба улыбались, смотря на фотографа. На Мирко. С щелчком закрыв медальон, он завернул его в платок и убрал в карман. «Ты не должен красть». А если он не крадет? Если он просто сохранит его? И почистит. Мирко пообещал себе, что вернет вещицу. Мгновение В животе урчит. С утра крошки во рту не было. Мирко заботится о том, чтобы нам было что поесть, так что мне придется ждать, пока он придет. Как думаешь, он про меня не забыл? Черепаший суп! Один из работников на ферме сказал, у нас сегодня на ужин черепаший суп. С ума сойти, до чего же мне сейчас хочется черепашьего супа, но я не могу просто взять и вернуться. Несколько недель назад нас подвозил мужчина, похожий на черепаху, – так он высовывал голову из грузовика. Когда Мирко объяснил, что нам надо на ферму с водонапорной башней, он просто кивнул, засунул голову обратно в кабину, подождал, пока мы заберемся с рюкзаками в кузов, и тронулся. Сейчас на дорогах все больше таких грузовиков. Я предпочитаю конные повозки. – Не трогай, – предупредил Мирко, как только мы забрались. И я увидел пожилую дворняжку в углу, которая смотрела на нас белыми глазами. Сука – понял я по соскам, усеявшим ее живот, подобно маленьким мертвым мышатам. Мы сели спиной к дворняжке и к кабине водителя, чтобы смотреть назад из кузова. Мирко хотел сидеть именно так. Каждый раз, когда я оборачивался к собаке, Мирко издавал какой-нибудь звук, чтобы остановить меня. И я торопливо переводил взгляд на дорогу. Мне кажется, если бы собака принялась делать что-то запретное, он бы издал тот же звук.