Часть 22 из 61 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Да ладно, не разводи панику. Он просто сильный мальчик, – мгновенно отозвался Карл. – А она могла бы и не напяливать эти дурацкие перчатки. Из этого ничего хорошего не выходит. Сегодня даже не холодно.
– Кажется, у нее перелом.
– Так я и говорю. Ничего хорошего не выходит.
Через некоторое время Агата вышла от врача без перчаток, на среднем пальце правой руки красовалась повязка. Врач сказал держать руку в покое, поэтому Агата ходила так, словно старалась удержать тяжеленную кеглю на ладони. Второй рукой она пыталась справиться с тем, на что правая была не способна. Тыкала пальцем. Она показывала на все подряд по дороге через площадь к машине и без конца восклицала: «Oh, look! How adorable!»[7], видимо, чтобы отвлечь внимание от своего торчащего пальца. Она выглядела жутко обеспокоенной, хотя накрашенные помадой губы ни на секунду не замирали.
Остальные с чувством долга виновато рассматривали то, на что она показывала: пышные цветы на клумбе, кошку, спящую на стене, девушку с мальчиком – ровесником Леона. Мальчик показал в ответ пальцем на Агату. «Смотри!» – закричал он и потянул маму за рукав. Без жестокости. Естественно. В точности так, как нормальный ребенок тянет родителей за рукава. Мама улыбнулась и приветливо кивнула Агате.
Даника подумала, как радуется та мама своему ребенку. И гордится им. Даже несмотря на то, что он показывает пальцем.
Только когда они сели в машину – Карл на пассажирском сиденье, подтянув ноги к ушам, а Даника с Ага-той сзади, – Йован еще раз спросил о родственниках. Он как раз завел мотор.
– Так где мама с папой? Можем сейчас к ним поехать. Эгги ведь не против, правда?
Он обернулся к Агате, быстро взглянув на то, как она улыбается и кивает из-за оттопыренного пальца. Жест был однозначен. Конечно, она не против, о чем бы он там ни говорил.
– Отлично, так и сделаем! – подытожил Йован и похлопал по рулю. Остальные молчали. – Так где нам их искать, Даника?
Даника протянула руку между Йованом и Карлом и указала на дорогу, ведущую прямо к церкви.
– А, так они в церкви? – сказал Йован и включил передачу. – Или в гостях у священника? – В следующее мгновение машина дернулась, отчего Агата взвизгнула от боли сквозь улыбку.
– Не совсем, но близко, – сказала Даника. – Я обустроила для них отличное местечко прямо за церковью.
Папа переехал первым, несколько лет спустя присоединилась мама. Не рассчитывай, что они будут много говорить. Или что они встанут поздороваться.
На переднем сиденье стало очень тихо.
Йован съехал на обочину. Он не стал глушить мотор, не оборачивался, просто смотрел вперед сквозь лобовое стекло. Впереди ехал парень на хромой кобыле. Да-ника узнала в нем сына владельцев одной из окрестных ферм. Он был дурачком, и все же она стала его первой женщиной, когда его братья уехали на войну. Можно сказать, спасла его жизнь, по крайней мере, после этого он уже не рвался никуда уехать. А братья домой так и не вернулись.
– Ты хочешь сказать, мама с папой умерли?
Никогда еще голос Йована не звучал так сухо. Словно он впервые осознал, что жизни рано или поздно приходит конец.
– Да, они умерли. А Стефан и Таяна уехали, и я не знаю, вернутся ли когда-нибудь домой.
Они в молчании поехали обратно на ферму. Агата впервые была поразительно молчалива. Сидела, выставив белую антенну, и не понимала, что стряслось. Только что нечто произошло. Данике было ее даже жалко.
Когда они остановились во дворе, Даника нарушила молчание и предложила брату с невесткой переночевать на ферме, если они хотят. Можно постелить в комнате наверху. Агата приветливо улыбалась и явно испытывала облегчение, что кто-то заговорил. Йован отказался. Они ожидали, что в доме не будет свободной комнаты, и уже заселились в единственный в городе отель, хотя он и не соответствовал привычным стандартам. Агата спрятала недовольство, если оно было, за пальцем и дополнительным слоем красной помады, который ей удалось нанести левой рукой, пока они в тишине тряслись по проселочной дороге. Данику это впечатлило.
Йован показал ферму жене, Даника в это время приготовила завтрак. Она наблюдала в кухонное окно, как супруги идут по двору к хлеву. Говорил все время он. Агата же внимательно слушала, сквозь всю краску на лице читались внимание и беспокойство. Постепенно она тоже узнавала историю семьи.
Даника заметила, что Йован разрешил ей только быстро заглянуть в хлев и совсем не повел за него. Может, просто не считал интересными загон для осла, церковный колокол и другие необычные предметы в стене. Стеснялся или боялся, что по его жилам течет что-то странное? Может, поэтому он и сбежал. Но то же самое дало ему способность мечтать.
Когда они зашли в амбар, Мирко с Леоном появились из-за хлева. Видимо, он прятал мальчика в шерстяной комнатке или, по крайней мере, в отдалении.
Она вдруг подумала, что ничего не имеет против, если Йован и Агата уедут сразу же, без промедления, и прихватят с собой Карла. Мирко и Леон могут остаться у нее. Она знала, что неправильно так думать, но это было лучшее, что могло произойти. В ней проснулась любовь к Мирко, иногда пугающая. Он ведь настолько младше. Но в то же время такой зрелый.
И еще он удивительно добр к Леону.
С Мирко все становилось легче.
Даника не сомневалась, что Мирко чуть не молился на нее. Она уже давно заметила его робкие взгляды, и, придется признать, они ей нравились. Молодой, жаждущий и очень нежный взгляд, который поглаживал ее тело, светился, подбираясь к ее лицу. Мирко от природы был настолько осторожным и кротким, что это почти причиняло боль. Понятно, что она его безумно притягивала. Едва ли остался участок ее тела, который он еще не исследовал глазами. Она не могла не поиграть с его восхищением и не вильнуть бедрами чуть сильнее, когда точно знала, что он смотрит. Или расстегнуть платье, чтобы лучше видно было ложбинку между грудей. Это забавляло. Она привыкла к опытным мужчинам с их похотью, и желание девственника поначалу казалось ей смешным. Несерьезным. Но у Мирко все было всерьез. Он единственный на деле помогал ей. Карл ничего не видел, хотел только секса. А синие глаза Мирко по-настоящему видели Данику.
Она отлично знала, что им не следовало целоваться в тот день в хлеву. Подло с ее стороны играть с его чувствами, но ей так хотелось поцелуя. Он уже не был мальчишкой и становился довольно красивым. Она отбросила эту мысль. Безнадежно. И совершенно неуместно. У нее ведь есть Карл.
Наклонившись с тяжелым вздохом, Даника достала спрятанную в шкафу бутылку водки.
Остаток визита Агата словно бы вращалась вокруг своего мужа. Данике пришло в голову, что все это было от страха: Агата пыталась защитить Йована, постоянно окружая теплом и вниманием. Она, как и Даника, чувствовала, что с мужем что-то происходит. Столкнувшись с действительностью, он погрузился в состояние, похожее на шок. В заботе Агаты было что-то забавное и вместе с тем очень трогательное. А Йован был жалок и несчастен.
Пара коротала дни, навещая могилу на кладбище, катаясь по окрестностям и выходя на короткие пешие прогулки. Они ездили и в соседние города долины. Когда заезжали на ферму позавтракать или пообедать, Даника и Мирко держали Леона на расстоянии, но так, чтобы это не было заметно. Агата всегда улыбалась при виде мальчика, а сквозь похожие на крылья стекла очков сочился страх. Карл обычно исчезал среди полей и скота при виде подъезжавшего автомобиля.
После завтрака Йовану всегда удавалось уговорить жену отдохнуть в одной из комнат первого этажа. Агата казалась самой измотанной из них всех. Особенно после приема пищи: забинтованный палец мешал ей есть привычным образом, а обращаться с приборами по-европейски она умела плохо. Было трудно управляться с вилкой в левой руке и ножом в правой, но она не хотела выделяться.
После обеда Агата крепко спала в гостиной. Даника, вместо того чтобы увести Леона подальше, забрала его с собой к мельнику, а Мирко с Йованом разговорились.
Мирко стоял у верстака в амбаре и собирался чинить какие-то деревянные инструменты, делать это нужно было осторожно. Он подходил к делу размеренно, со всем тщанием. Ручки инструментов были отшлифованы и покрашены по всем правилам ремесла, так что казались новыми. Металл чистили, подкрашивали и выпрямляли при необходимости. Ни одна трещина или неровность не ускользала от взгляда Мирко. Он тихонько насвистывал во время работы, то и дело поглядывая в маленькое окошко на юг. Где-то там вдалеке петух кричал что-то своим курам.
Йован долго стоял неподвижно в дверях, наблюдал за Мирко, а потом дал о себе знать, пошевелившись.
Мирко тут же обернулся:
– Да?
– Не могу не сказать. Ты с умом подходишь к делу. – Йован подошел вплотную и принялся рассматривать инструменты. – И хорошо справляешься. Готов поспорить, руки у тебя из правильного места растут.
– Угу.
– Поверь, уж я в этом разбираюсь, – рассмеялся Йован. – Ты же с соседней фермы, верно?
Мирко кивнул.
– Кажется, я тебя помню. Ты тогда еще маленький был. Ты же младший в семье?
Мирко снова кивнул. Его не интересовали вопросы. С другой стороны, Йован ему нравился, возможно, потому что разительно отличался от Карла. Его забавная жена тоже была весьма привлекательной, хотя и совершенно не походила на Данику.
– Слушай, а ты школу-то закончил?
– Да, недавно.
Мирко был рад, что закончил школу, но боялся того, что от него теперь будут требовать родители. Они это еще толком не обсуждали. Хуже всего было то, что у него стало возникать ощущение беспокойства дома. Мама много кашляла, отец тоже изменился. Может, просто стал старше.
Мирко понимал, что скоро его попросят меньше помогать Данике и больше работать дома. Это разумное требование – рано или поздно вся ферма перейдет ему. Уразуметь это получалось с трудом. В любом случае он останется соседом Даники, будет поблизости. Но он-то хочет быть вместе с ней. И вместе с Леоном. Именно сейчас эти двое без него никак не справятся. Но родителям такое не объяснишь.
Он ожидал, что Йован скажет еще что-нибудь. Спросит, какие у него планы. Будет ли он учиться или унаследует родительскую ферму. Обычные вопросы. Но Йован молчал. Он смотрел на Мирко, и мысли его, казалось, были где-то далеко. Потом он внезапно выпрямился, похлопал Мирко по плечу и вышел из амбара.
Чуть позже Мирко услышал разговор снаружи. Подойдя к приоткрытой двери, выглянул. Даника стояла у дверей кухни, в правой руке ручка Леона. Он видел, сколько сил у нее уходит, чтобы удержать мальчика, пока она сама говорит с братом. Мирко подумал, не стоит ли предложить помочь, но решил не вмешиваться. Он вернулся к верстаку и начал прибираться. Было поздно, а ведь нужно еще успеть помочь отцу с теленком, как обещал.
Леон не хотел взбираться по ступеньками на кухню. Он бы лучше отловил кошку, спрятавшуюся за колонкой. Данике приходилось его тянуть. Она старалась, чтобы Йован не заметил, сколько усилий она прикладывает.
– Помочь тебе с ним? – все же спросил Йован.
– Нет, все хорошо, – ответила Даника с улыбкой. – Идем, солнышко.
И Леон пошел, слава богу. Проковылял на кухню и исчез в коридоре. Даника надеялась, что он найдет себе какое-нибудь мирное занятие. Раздался шум, и вскоре он вернулся с ее большой щеткой в руках, с которой она опять забыла счистить волосы. Как он забрался на полочку над туалетным столиком, она не представляла. Он сел на кухонный пол и принялся вытаскивать из щетки волоски.
– Смотри! – воскликнул он.
Даника смущенно улыбнулась, а Йован сделал вид, что ничего не замечает. Одна из кошек напряженно прокралась мимо Леона, вжимаясь в кухонный шкаф. Он не обратил внимания.
Они сели за кухонный стол, откуда Даника присматривала за сыном. Брату она заварила крепкий чай, а свой незаметно разбавила водкой.
Йован хотел больше узнать о судьбе семьи, хотя Да-ника видела, как ему больно об этом слушать. Он еще не привык к мысли, что родители мертвы. Упоминать о том, что его младшая сестра, скорее всего, проститутка, она не стала, вместо этого придерживаясь версии с рукоделием. Скорее, ради самой Таяны. По глазам Йована было видно, что он все понял. Стена рухнула. Они никогда еще не были так близки. Даника не могла оторвать взгляд от обилия красок в его темно-карих радужках.
О Стефане она могла рассказать только то, что он уехал вслед за братом. Говорил, что съездит на юг, за горы. А потом вернется и возьмет на себя ферму. Может, он все же пошел на войну, хотя и обещал обратное. Это было вполне возможно, учитывая спонтанность и безрассудную храбрость Стефана. В детстве он издевался над Даникой, но мог внезапно нежно обнять, когда этого меньше всего ждешь и меньше всего заслуживаешь. Данику всегда сбивало с толку, что она не знает, как он относится к ней на самом деле. Нежданные проявления любви беспокоили, потому что могли быть неискренними. И все же она скучала по объятиям Стефана. И по нему самому.
Война где-то там. Это не ее война. Она даже не знала, из-за чего воевали, и не понимала, зачем туда шли молодые мужчины. Чтобы убивать или быть убитыми? Мало им сражений в повседневной жизни, хотя бы в собственной душе? Гораздо храбрее и важнее было бы принять бой со своими внутренними демонами, думала Даника. Возможно, многих юношей притягивала война, потому что они сбегали от самих себя, прячась в пороховом дыму. По крайней мере Стефана, если он пошел этим путем. Эгоизм был его злейшим врагом.
Мысль о его гибели сильно отдавала в грудь, но Да-ника не знала, как и где именно это могло случиться. Ей, конечно, хотелось, чтобы он оказался тем мужчиной, которым всегда хотел быть: крепким, сильным, способным со всем справиться. Главой семьи. Но с другой стороны, если бы Стефан принял ферму, как тогда обещал, Дани-ка бы потерялась где-нибудь там, в открытом мире. Его предательство помогло ей сохранить связь с землей, в буквальном смысле, и за это она должна быть ему благодарна. Только ей бы хотелось иметь выбор.
Даника сказала Йовану, что она не рассчитывает когда-либо снова увидеть старшего брата, и тот сначала молча кивнул, а затем произнес:
– Даника, у Стефана были сложности с алкоголем. Это тоже могло сослужить ему дурную службу. Я тогда думал, что, если меня не будет на горизонте, он справится, потому что станет единственным сыном, ответственным за все. Вместе с отцом, конечно. Думал, это заставит его взять себя в руки. Я был в этом уверен.
– Я и не подозревала, что он пил, – прошептала Да-ника. Ей казалось, что она знала все слабые места братьев.
– А я не подозревал, что он сбежит, – прошептал Йован.