Поняв, что ничего она там не видит, женщина выпрямилась. – Да и сейчас он воровскими делишками занимается, – продолжала Регина. – Не виноват он. Его втянули, – уверенно сказала Алёнка. "Как была простушкой, доверчивой и наивной, так и осталась", – подумала Ростоцкая и вздохнула. – Региночка, миленькая, помоги, прошу тебя. Нет! Умоляю! Я без него не могу. Люблю, понимаешь? – заголосила вдруг Алёнка, хлопая белёсыми ресницами. Вот-вот слёзы брызнут. – Как я могу ему помочь? – удивилась Регина. – Вытащи его из темницы. Если деньги нужны, они есть. Сколько надо? Ты не думай, это не мужнины. Я дома торты на заказ пеку, есть деньга кое-какая. "Каррр! О ребёнке подумай!" Женщины повернули голову к буфету и посмотрели на ворона. – Слушай, Новак. Я ещё никому не говорила. В общем, я в положении, мне волноваться нельзя сейчас. А ты меня просишь убийцу искать. Настоящего. Это рискованно. Понимаешь? Новак внимательно оглядела фигуру хозяйки дома, задумалась и вновь просияла лицом. Менделеев так не радовался своей таблице химических элементов, как Алёнка – посетившей её гениальной мысли. – Да живот же ещё мал. Срок небольшой у тебя, поди. Региночка, найди преступника! А я знаешь что? Я тебе оплачу обследование и контракт в перинатальном медицинском центре "Мать и дитя" – Всё включено. Хочешь? Регина задумалась. "А чего тут думать? Алёнка Новак – всё-таки не чужой нам человек. Одноклассница – считай родня. Помочь ей надо. А ребёночек выдержит, не переживай. Что он хлюпик какой-нибудь?" "Как быстро ты меняешь суждение о человеке, Гриша". – У меня там одна знакомая работает, – сказала Алёнка, понизив голос, как будто в соседней комнате сидят и их подслушивают. – Сладкоежка страшная! Она моя постоянная клиентка, торты заказывает да нахваливает их. Она тебе, знаешь, какой уход организует? Самый лучший уход в мире! Закачаешься. Лучшие врачи и лучшая палата. А? Эрик Шпаер. Дневник 15 ноября 1942 года. "Холодно. Холодно. Холодно. В детстве фрау Вагнер заставляла переписывать предложение с ошибкой на пять листов и больно била указкой по пальцам, если ошибался вновь. А сейчас я хочу исписать весь дневник одним словом – ХОЛОДНО". 17 ноября 1942 года. "Не мылся месяц. От меня несёт, как от козла, но никто не замечает – воняет ото всех. Солдатня привыкшая, но офицеры?! Как нам обходиться без ванны? Как?! Вчера поймал вошь. Долго её рассматривал, прежде чем раздавить. Не видел раньше. Думал, не послать ли отцу в следующем письме. Пусть порадуется старик моим военным трофеям. Покажет друзьям-аристократам. Рассмотрев насекомое, передумал". 20 ноября 1942 года. "Перед сном вспоминал первый рождественский бал в поместье графа Кауфмана. Мне тринадцать лет. Я месяц предвкушал настоящий "взрослый" праздник. Отец, в лучшем из поношенных фраков, поднимался по мраморной лестнице так, будто он принц крови. Я пытался подражать, но споткнулся, упал и расквасил нос, приложившись лицом к холодному лестничному камню. Отец обернулся, брезгливо дёрнул губами, подал платок и отвернулся, ожидая, когда я приведу себя в порядок. – Барон Шпаер с сыном, – торжественно объявил капельмейстер и покосился на угловатого подростка с окровавленным платком у носа. Вечером я рыдал, а матушка отпаивала меня чаем с шоколадом. Кусочки блаженства таяли на языке, смягчая боль от перенесённого позора. К рождеству на наш фронт обещают привезти шоколад. Жду". 22 ноября 1942 года. "Русские прорвали нашу хлипкую оборону в излучине реки с коротким испанским названием Дон. Там и прорывать-то было нечего – сплошь грязные румыны и крикливые итальяшки. Заметил, что русские не мёрзнут. Одежда у них лучше приспособлена к тяжёлой зиме. Лица красные, как будто им жарко в этих их белых овечьих тулупах. Наши солдаты в жидких шинельках трясутся, а ночью покрытые инеем, замерзают в окопах". 24 ноября 1942 года. "О, майн Гот! Пять грузовиков с шоколадом, шнапсом и кофе попали в руки противника. Как будто эти русские свиньи поймут вкус настоящего немецкого шоколада". Сантехник Гаврильев. Сколько верёвочке ни виться Регина резко открыла глаза, как будто кто-то нажал на кнопку пульта и включил новый день. В последнее время она спала без сновидений. Просто ложилась вечером в кровать, натягивая одеяло до подбородка, закрывала глаза и проваливалась в тёмное нечто. Но сегодня ей приснился сон. Она узнала это место сразу, хотя никогда не стояла на этих высоких крепостных стенах. Наяву. Во сне стояла, да. Наяву – нет. Как и в прошлом году, рядом с Региной, мелко дрожащей под пижамой, стояла и смотрела в небо женщина, высоко задрав голову. С озера дул ветер, принося с собой запах застоявшейся воды, тины, лягушек. Женщина в красивом платье рукой в элегантных перчатках придерживала широкополую шляпу. Она не походила на монахиню в клобуке, приходившую к Регине во сне тогда, когда убили фельдшера скорой помощи. Та была тёмноволосая с глазами-льдинками. Нет, совсем не походила. Женщина вдруг сняла шляпу и оглянулась. Золотистые локоны рассыпались по плечам. Глаза изумрудного цвета уставились прямо на дрожащую в пижаме женщину. – Регина, – позвала она. Ростоцкая проснулась и резко открыла глаза. Нет, она не права. В этой блондинке было что-то, напоминавшее монахиню. Нечто неуловимое. Слабо уловимое. Знакомое. – Зачем она пришла? – сама себя спросила Регина. Архипов спал, повернувшись к ней лицом. Регине нравилось смотреть на мужа спящего. Он был такой расслабленный, спокойный, с этими светлыми кудрями, разметавшимися по подушке. Испытав прилив неожиданного счастья с появлением в её животе новой жизни, она стала испытывать ещё большую нежность и к Руслану. Ведь именно он ей это счастье подарил. Она даже иногда задыхалась от нежности, как пела в молодости эпатажная Земфира. И эта нежность вытекала из неё солёными капельками из глаз. Ростоцкая вытерла подступившие слёзы и решительно встала. Пора готовить завтрак. – М-м-м, а чем у нас так вкусно пахнет? – сказал пришедший через полчаса на кухню Руслан, подошёл сзади, обнял, нежно притронулся к животу и поцеловал её в шею. – Доброе утро вам обоим! "Каррр!" – Ой, прости, Гриша. Тебе тоже доброе утро. Как спалось? – Отлично. Ужасы не снились, и на том спасибо, – сказала Регина, переворачивая сырник на шипящей сковородке. – Иди умывайся и садись за стол. Можешь пока сметану из холодильника достать. – Какая вкуснотища! – стонал от удовольствия Руслан, поглощая очередной поджаренный кругляшок из творога. – Ешь на здоровье, – улыбнулась Ростоцкая. Именно ради этих слов и этого восхищения, которое её муж не уставал производить, она и готовила ему еду. С любовью. – Архипов, а ты хочешь знать пол ребёнка заранее? – спросила Регина, наклонив голову в бок. – У Андрюхи будет мужской пол. Без вопросов, – уверенно сказал Руслан и облизал ложку из-под сметаны. – У какого ещё Андрюхи? – спросила женщина и нахмурилась. – У нашего сына, – удивился в ответ он. – Ты так уверен, что будет мальчик? – Да. У меня же должен быть наследник. Сын. А потом девочку родим. Старший брат будет для неё защитником. – То есть как у тебя в семье, – подвела итог Регина. – Да. – А моё мнение ты не хочешь узнать? Всё-таки это будет и мой ребёнок тоже. Скажу по секрету, он сейчас сидит в МОЁМ животе и, возможно, слышит этот разговор.