– Я не знаю, Регина. Перестань меня мучить. Ну подумай сама, какая из меня жена? Посмотри на нашу квартиру, – сказала хозяйка, кивнув в сторону большой комнаты. Впрочем, в детской тоже был полный бардак. – Это да, – с готовностью подтвердила золовка. – Жена из тебя никудышная. Да и мать сомнительная. – Я детей кормить еле успеваю, а тут ещё мужик. Нет, это счастье не для меня! Мы встречаемся. Мне с ним хорошо. Пока так. – А ты знаешь семью Амурских? – сменила тему Регина. – Актёра, которого у нас убили? – уточнила художница. – Ага. – Конечно, знаю. Я же с Лизой Амурской вместе в художественную школу ходила. Сейчас она санитаркой в больнице работает. Видимся с ней иногда. – Что-нибудь можешь про неё рассказать? – Рисовала она классно. Может даже лучше меня. Хотя нет. Лучше меня невозможно рисовать, – засмеялась собственной шутке Лариса. – А почему она дальше не пошла учиться? – Лиза забросила учёбу. У них родители погибли. Сама понимаешь, начинающему художнику трудно живётся. Пожертвовала собой ради брата, пошла работать в больницу, утки за больными выносила. Ты вон тоже много чем ради Ильи жертвовала. – У нас тётка была. Злая, грубая, но заботливая. – А ну да. Мадам Матильда. Помню, помню вашего фельдфебеля. Ну, вот. А у Лизы никого не было. Кроме Лёньки. Клим Ларин. Запасной аэродром Пока Архипов занимался Олесей Травниковой, Ростоцкая в обеденный перерыв двинулась в сторону лучшей гостиницы Старграда. – Помнишь, режиссёр нам говорил о запасном актёре на главную роль? – спросила она у мужа перед расставанием. – Клим Ларин, – вспомнил он. Профессиональная память. Имена, лица, профессии – всё нужно держать в голове. – Точно. Нужно его тоже проверить. Я к нему. – Хорошо. Но, прошу тебя, будь осторожней. Холл центральной гостиницы Старграда, весь в сером мраморе, потускневшем со времён Советского Союза, встретил старшего архивиста торжественной красной дорожкой. У администратора с помощью удостоверения следственного комитета удалось узнать, что постоялец в данный конкретный момент находится в ресторане. Клим Ларин в белой рубашке с расстёгнутым воротом, опустив голову, сидел в самом тёмном углу зала за столиком, накрытым белой скатертью. Перед актёром стоял округлый графинчик с прозрачной жидкостью. Закуски на столе Регина не обнаружила. – Здравствуйте. Я присяду, – сказала Ростоцкая и, не дожидаясь, расположилась напротив. – Следственный комитет города Старград. – А? – спросил Ларин, поднимая голову. Небесного цвета глаза смотрели непонимающе. – Вы знаете Льва Амурского? – спросила Регина. – Ну, д-д-допустим, – ответил он. – Он погиб. – Что? – переспросил актёр, нахмурив густые брови. – Ваш товарищ умер. Скончался. Погиб. – К-к-как погиб? – Очень просто. Убили его. "Он что, заикается? Как такое может быть? Нет. Это невозможно. Актёр-заика – это нонсенс", – подумала Клептоманка. Казалось, Клим Ларин мгновенно протрезвел от полученной информации. Глаза "забегали" по скатерти, ища ответы на одному ему известные вопросы. Не знал или отлично сыграл роль незнающего? – Где Вы были в воскресенье вечером? – спросила Ростоцкая. Ларин пристально посмотрел на неё. Понял, что его подозревают. Зачесал заросший небольшой щетиной подбородок. – В самолёте был, а п-п-потом в м-м-машине. Не показалось. Актёр, действительно, сильно заикался. Разве это возможно – сниматься с таким дефектом речи? – Во сколько Вы приехали в Старград? – В десять, к-к-кажется, – сказал Ларин и поправил сбившуюся скатерть. Переставил пустую рюмку. Отодвинул графин. – Что делали в понедельник? – Снимался для проб в кинофильме в п-п-павильоне и на натуре. – Вам заикание не мешает работать? – спросила Регина. – Просто любопытно. Извините, если вопрос для Вас… обидный. – Не мешает, – ответил Клим, дёрнув верхней губой и правой щёкой. Наверно, всё-таки вопрос для него был обидным. – Какие у Вас были отношения с Амурским? – Нормальные отношения. Мы учились на одном курсе в театральном училище. Д-д-дружили, – сказал Ларин, тряся небритым подбородком на букве Д. – Часто пересекались на съёмках. Клим поправил тёмные волосы и отвёл взгляд. Что он скрывает? – Не волнуйтесь. Мы во всём разберёмся, – сказала Регина и положила ладонь на нервные тонкие пальцы актёра. Зал ресторана начал таять, пока не вздрогнул и не исчез совсем. А Клептоманка перенеслась в воспоминание подозреваемого. – К-к-к-клим! Дуралим! К-к-к-клим! Дуралим! – плевался в лицо беззубый, наголо стриженный Витюша Суслик. Плевался – в прямом смысле этого слова. – С-с-сам ты, С-с-суслик, д-ддуралим! – пытался парировать Клим, вытирая слюни Витюши с лица, но ребята во дворе смеялись ещё громче. Брать заику в игры, в футбол они отказывались. Клим уходил домой, забивался в кресло и читал толстые книги, пока бабушка орудовала на кухне. Шекспир, Островский, Чехов – к двенадцати годам мальчик перечитал всю классическую литературу из библиотеки отца. В школе Клим старался держаться в стороне. Если вызывали к доске, волновался и заикался ещё больше – разобрать, что он говорит, было невозможно. Учителя бросили эту затею и оставили его в покое. Пока в восьмом классе всё очень круто не изменилось. – Ребята, кто хочет записаться в театральный кружок? – спросила преподаватель литературы на одном из уроков. Новая учительница русского языка и литературы только что окончила институт и кипела энергией как электростанция. Книжный клуб, конкурс чтецов – что она только не устраивала в школе. Настала очередь школьного театра. – Ларин, вот ты хочешь попробовать себя в роли Хлестакова? – сказала она, подходя к парте в самом конце класса. – Я?! – удивился Клим. – Посмотри, какая у тебя фактура – высокий, стройный. Вылитый Хлестаков. Решено! Учи роль. Учительница положила на парту стопку листов – текст постановки, развернулась и пошла дальше. – Так. Нам нужен ещё городничий, Добчинский, Бобчинский, чиновники, жена и дочь городничего. Клим, ошеломлённый таким поворотом, даже не смог сопротивляться, взял листки и уставился на них как баран на новые ворота. Он и на сцене?! Как это возможно? Эту комедию Гоголя он прочитал два года назад, но сейчас не узнавал ни единого слова. Ночью Клим не спал. Думал и думал. А потом принял решение – он БУДЕТ выступать, а там: или он сломается, или победит. В день первой репетиции Клим бодро взошёл на сцену и просто сказал: – Ужасно как хочется есть! Так немножко прошёлся, думал, не пройдёт ли аппетит, – нет, чёрт возьми, не проходит. Да, если б в Пензе я не покутил, стало бы денег доехать домой. Пехотный капитан сильно поддел меня: штосы удивительно, бестия, срезывает. Всего каких-нибудь четверть часа посидел – и всё обобрал. А при всем том страх хотелось бы с ним ещё раз сразиться. Случай только не привёл. Какой скверный городишко! В овошенных лавках ничего не дают в долг. Это уж просто подло.