– Погоди! – Дюшка замотал головой. – Да успеем мы Кондратьеву все рассказать… Я направился в сторону Пионерской. – Это ведь тайна! – зашептал Дюшка. – Настоящая тайна, ты понимаешь? Ну, вот мы живем и живем, одно лето скучное, другое лето еще скучней, и тут вроде бы тайна. А ты собираешься Кондратьеву все разболтать? Я спорить с Дюшкой не собирался, я все уже решил. Вообще-то стоило родителям, наверное, рассказать, прежде чем к участковому идти, но родители разохались и распричитались бы. Мама стала бы по стенам бегать, отец по столу ладонью стучать и шептать, что это все из-за Дюшки, из-за его вредного влияния, он охламон, даром, что мать в школе работает. Начались бы разговоры, разговоры – что не надо водиться с Дюшкой, что это сомнительное знакомство, что ничему хорошему он не научит и так далее… – Зря я тебе все рассказал, – бормотал Дюшка. – Надо было одному идти. Я думал, что ты нормальный, а ты как все, лишь бы чего не случилось… Всю дорогу до дома Кондратьева Дюшка уговаривал меня. Опять бубнил про тайну, про то, что такое бывает раз в жизни, про то, что нельзя упускать возможность, вот он читал книжку – там один человек побоялся и упустил возможность, ему надо было встать во весь рост, а он остался сидеть, и с тех пор ничего в его жизни хорошего не случилось, только морось дождевая, да мокрицы по углам, Кондратьев подождет. – Нельзя так жить, – продолжал Дюшка. – Ты как премудрый пескарь, все в норе сидишь… Я ему напомнить хотел – про то, как нас на Новый год возле деревяшки пэтэушники остановили, мы с Ванькой Строговым копейки в кулаках зажали и по шее стали зарабатывать, а Дюшка тихом за угол, да и сбежал. Но не стал напоминать. Дюшка даже попробовал меня постращать немного, сказал, что дружить со мной не станет, если я расскажу все Кондратьеву. Этого я особо не опасался, если я не стану с Дюшкой дружить, то и остальные не станут, так что меня этим не запугать. Но тот день был Дюшкиным днем. Мы выбрались на улицу Пионерскую к зеленому дому участкового, но оказалось, что самого Кондратьева дома нет. А рассказывать о том, что случилось, его жене, было глупо. Поэтому мы отправились обратно. На обратном пути Дюшка доказывал, что это неспроста. Вроде как судьба подсказывает нам, шепчет в ухо. Я ответил, что судьбе не доверяю, и вообще это предрассудки, Дюшка напирал, что не предрассудки. – Об этом же все говорят! Во всех книгах героев ведет судьба! Это легко проверить! – Как же? – Давай загадаем – встанем на перекрестке и если первый встречный будет наш знакомый, то мы завтра идем на реку. А если незнакомый, то к Кондратьеву. – Чушь, – сказал я. – А чего ты боишься? – спросил Дюшка. – У нас в городе десять тысяч человек живет, шанс, что нам встретится именно знакомый, мал. Ты ничем не рискуешь. Соглашайся, Вадь! Я согласился. Мы установились на углу Пионерской и Кировской и стали ждать. Долго не пришлось, сегодня ведь был день Дюшки, через три минуты со стороны школы показался Котов. – Я же говорил! – торжествующе сказал Дюшка. – Завтра с утра на реку. Подошел Котов, посмотрел на нас со своим обычным пренебрежением и выплюнул: – Заплесневело выглядите. – Пойдем завтра на реку, – предложил Дюшка. – Есть одно важное дело. Это мне в нем тоже не нравится. То есть больше всего не нравится. Я думаю, что это качество – самая отрицательная его черта. Вот мы с ним говорим о каких-то серьезных вещах, спорим, что-то сделать планируем. И вдруг появляется человек, к делу совсем не относящийся, и Дюшка в три секунды выкладывает ему все планы и приглашает немедленно идти в экспедицию вместе. Так же случилось и сейчас. Стоило Котову так чуть-чуть презрительно улыбнуться, как Дюшка вывалил ему все. Про брата с сестрой, про «Яву», про шпионский нож и секретную кобуру, про то, что мы собираемся на реку выслеживать врагов, и про то, что нам остро необходим такой человек, как Котов, и его фотоаппарат «Зенит». Я моргал и делал знаки лицом – что нам не нужен Котов и что без его фотоаппарата мы как-нибудь перетопчемся, но было поздно – Дюшка все быстро и обстоятельно выболтал. – Не знаю… – поморщился Котов. – История бредовая… Тут он поглядел на Дюшку. – Но мне все равно завтра делать нечего, – добавил Котов. – Так что я с вами схожу. – И фотоаппарат прихвати, – напомнил Дюшка. – Надо их наконец заснять. Глава 5 Анна Все люди разные. Не потому, что одни рыжие, а другие длинные, и не потому, что одни тупые, а другие в шахматы играют. Не. Все по-разному с миром стыкуются. Некоторые видят его слишком уж подробно и выпукло, со всеми выступами и ямами, и таким людям с миром тяжело, они каждым своим шагом за него цепляются. И он их тоже жалует и при каждом удобном случае подставляет острое плечо и коварную ногу. Дюшка вот такой, как раз из тех, кто цепляется, запинается, и слишком много об этом размышляет, и все надеется, что мир рано или поздно за все царапины и набитые шишки откроет ему заветную зеленую дверь. Другие, вот как Кот, например, тоже мир видят, но не так. Если для Дюшки мир – это таинственный лес, то для Кота – система кнопок и рычагов, довольно простой автомат, похожий на газировочный. Нажимаешь на кнопочку – и с сиропом, дергаешь за рычаг – и пепси-кола, как в Москве. Кот все знает, отсюда и вперед, что с ним случится через неделю, через год, через пять лет. Через пять лет рычаги будут длиннее, а сироп слаще. А есть третьи, такие как я. У меня что-то вроде близорукости. Это не значит, что я не вижу муравьев или жуков каких, вижу, конечно. Просто они мне неинтересны. Меня вообще мелкие предметы занимают мало, от них мысль не движется, я люблю, чтобы понятно все было. Это Дюшка может про звезды, а мне все равно. И думать я особо не люблю. То есть я думаю про то, что сейчас со мной происходит, а чтобы потом еще мучиться или рассчитывать… Не, это без меня. Как-то отец сказал, что я похож на горох – качусь себе и качусь, не дрыгаюсь, а еще сказал, что это очень хорошее качество. Такие люди – как барабаны, заполненные ватой, на них где сядешь – там и слезешь. Котов притащил «Зенит» и к нему длинный и тяжелый объектив, выглядело это серьезно, не пионеры балуются, а камера смотрит в мир. Дюшка вызвался тащить эту тяжесть на себе, но Котов не доверил. Сам Дюшка все-таки захватил воздушку, хотя и спрятал ее в брезентовый чехол для удочек. – У меня всего одна пленка, – сообщил Котов. – Так что снимать буду только по делу. Как идем? По левому берегу? Котов предлагал по правому, а потом перейти вброд по отмели, Дюшка закашлялся и сказал, что ему ноги мочить нельзя. Так что двинулись по левому, от моста, как они сами ходили. Всю дорогу Котов смеялся надо мной. Над Дюшкой нет, Дюшка для него не годился даже как объект насмешек, все равно что над убогим смеяться, а вот надо мной да. – А может, это снежные люди? – спрашивал Кот. – Решили выйти к нам, познакомиться… Хотя нет, не снежные – они же не лохматые. Ну, тогда да, американские шпионы. Или снежные люди, или американские шпионы, одно из двух. Умничал. А я не люблю, когда кто-то умничает слишком нагло. Поэтому с Котовым я стал спорить. – А почему не шпионы? – спрашивал я в ответ. – Запросто и шпионы могут быть. Дети всегда шпионами были, это же удобно. – Когда это дети шпионами были? – Всегда, – уверенно ответил я. – Когда хочешь… Хотя, если честно, так сразу… – «Неуловимые мстители», – пришел на помощь Дюшка. – Во второй части они как раз этим и занимались, Валерка у полковника Кудасова карту добывал. – А в первой Данька у атамана Бурнаша, – напомнил я. – Так это кино… – А «Иваново детство»? – Дюшка поправил на плече винтовку. – Там, что, тоже вранье? – Я не говорил, что вранье, просто непонятно – зачем детей посылать? Не война же… Тут я с Котовым согласен был. – А пришельцы? Ладно, со шпионами убедили. Они проникли, чтобы следить за Соленым Бором. Но пришельцы-то? Вы ездили на подрывное поле и видели там вымерзшее кольцо? – Там действительно странная яма, – заметил я. – Да какая странная яма?! – Котов даже по лбу себя стукнул. – Обычная смолокурня. Аптеку на Советской знаете? Там шиповник принимают. А еще там делают мазь из дегтя. А деготь как раз в таких ямах и жарят. – Эта яма была слишком уж ровной, – сказал я. – И гладкой. – Хорошо. Пришельцам-то что у нас делать? – Тоже за Соленым Бором наблюдать, – немедленно ответил Дюшка. – Там как раз занимаются ближним космосом… – С этим все ясно, – Котов кивнул на Дюшку. – Но вот уж не думал, что ты, Вадим, такая деревенщина. Как увидели незнакомых, кто хоть чуть непохож, – так сразу и взбесились. Шпионы, пришельцы, вы еще про леших вспомните. – Леших в лесу лучше не вспоминать, – тут же сказал Дюшка. – Во! – Котов указал на Дюшку. – Вот она, деревенщина. А еще анекдоты про чукчей рассказываете, смеетесь над ними. А сами дичей всякого чукчи. – Да не дичей… – возразил Дюшка. – Дичей. Мне отец давно говорил, что человек не должен увлекаться. Ни деньгами, ни работой, ни книгами. А если начинаешь увлекаться, то все это только во вред. Чукча, в отличие от тебя, Дюшкан, про пришельцев не сочиняет, он в моржа кидает гарпун и пасет оленя. А ты, Дюшка, напридумывал с три короба… а ты, Вадим, на это купился. – Зачем же ты тогда пошел? – спросил я. – Ну, мы понятно, чукчи, а ты? Ты такой умный и благоразумный… – Да мне объектив надо испытать, – тут же отоврался Котов. – Отсылали на ремонт, теперь надо проверить на длинных фокусах. – Так проверил бы дома, – сказал я. – У вас с огорода отличный вид на реку. – Да тут объектив ни при чем, – улыбнулся Дюшка. – Просто он… Котов на Дюшку посмотрел злобно, Дюшка осекся.